ты сегодня тут ночуешь, – сказал ему Миккель.
– Надо стирку поставить.
– У нас же тут есть стиралка.
Рита закатила глаза.
– А сушилки нет. Да и вообще хочу наконец выспаться толком.
– Ну ладно, – буркнул Миккель.
Я доела, помыла посуду и к концу этого времени окончательно вымоталась. Мечтала наконец добраться домой и завалиться в постель в обнимку с киндлом – впервые за долгое время я чувствовала, что это заслужила. Я вытерла руки, потянулась за телефоном и обнаружила, что Ума уже ответила на мою недавнюю эсэмэску:
«Это рецепт твоей мамы».
У меня перехватило дыхание. Сама того не зная, я приготовила одно из блюд своей мамы. Я знала, что она любила готовить, но папа никогда не упоминал, что она записывала рецепты. С бешено бьющимся сердцем я настучала ответ:
«А еще там есть?»
11
Ума прислала мне второй мамин рецепт – чикен бирияни. Стоя на кухне в лагере, я не знаю в какой раз всматривалась в фотографию. Мамин почерк меня завораживал. Я даже попыталась было проанализировать его по графологическому сайту в Интернете. Крошечные буковки предполагали, что она была интровертом, а наклон вправо означал, что она отличалась сентиментальностью и ценила друзей и семью. Но больше ничего мне выжать не получилось, потому что почерк у мамы был удивительно непостоянен. Одни буквы соединены между собой, другие – нет, написаны с разным нажимом, петельки, что внизу, что вверху, разного размера. И хотя я сказала себе, что графология – чушь собачья, но все равно в глубине души осталась раздосадована.
Для бирияни курицу надо было сперва мариновать в специях, потом потушить в йогурте, а затем накрыть сверху полуотваренным рисом и оставить томиться и пропитываться. Хотя в теории звучало довольно легко, однако следовать этому рецепту оказалось сложнее, чем с баттер чикен. Чернила местами выцвели, а указания были довольно расплывчаты. С ингредиентами тоже вышло не очень гладко. Миккель не сумел раздобыть в магазине свежую мяту, а вместо басмати купил дешевый быстро варящийся рис. В результате я получила кастрюлю комковатого и водянистого риса, в котором барахтались, словно утопающие, куски анемичной курицы. Когда я попробовала это блюдо, оно никуда меня не перенесло.
– Чего ты такая недовольная? – спросил меня Миккель за ужином.
– Вышло неправильно.
– А мне все норм.
– Такое необычное ризотто, – сказал Адам. – И ты здорово туда индийские специи добавила, мне нравится.
– На самом деле это бирияни.
– Ой. Прошу прощения.
За ужином я изо всех сил старалась смеяться вместе со всеми, но не могла отделаться от разочарования. Я знала, что могла бы справиться лучше. И лишь уже оставшись одна, за мытьем посуды, поняла, что меня больше всего задело. Мне казалось, не справившись с маминым рецептом, я подвела и ее саму, и память о ней. Может, в гостях у Умы мне удастся получить какие-нибудь полезные советы.
Мой телефон загудел. Сообщение от Райана:
«Привет, малыш. Еду смотреть северное сияние с Бьорном и Астрид. Смотри на небо! Сегодня прогноз что надо. XX».
Ну почему он раньше-то не предупредил? Неужели нарочно хотел пойти без меня? Я прогнала эту мысль из головы. Райан бы ни за что так не поступил – наверное, они втроем спонтанно собрались. И все же мне бы хотелось, чтобы он позвал и меня. Могли бы заехать сюда и забрать меня по дороге.
«Приятного вечера!!! XXXX», – ответила я.
Что толку было бы жаловаться. За последние две недели он наслушался моего нытья.
Я вернулась в гостиную. Пара человек играла за столом в карты. Адам с Миккелем сидели на диване. Адам читал, а Миккель, водрузив на орлиный нос очки-полумесяцы, вязал рыжевато-коричневый шарф с темно-синей каймой.
– Какой симпатичный шарф, – сказала я.
– Меня крестная научила. В детстве я любил вязать, но, как подрос, начал стесняться. А теперь уже слишком стар, мне плевать. Надо же чем-то заниматься зимой.
– А по-моему, очень круто. И показывает, что вопросами имиджа ты не озабочен.
– В чем, в чем, а в этом его никто не обвинит, – вставил Адам.
– Так зачем ты тогда вяжешь? Телок клеить? – спросил кто-то из ребят.
– А то, – ответил Миккель, переглянувшись с Адамом смеющимися глазами.
На коленях у них лежал шарф, и я заметила, что бедра их под шарфом соприкасаются друг с другом довольно-таки тесно.
Миккель посмотрел на меня.
– Закончила?
– Да.
– Парни собираются в город выпить. Заказали такси-микроавтобус, будет тут через двадцать минут. Могут и тебя подбросить, если хочешь, – сказал Адам.
– Отлично, спасибо.
Я вдруг почувствовала себя третьей лишней.
– Пойду пока покурю.
Миккель поднялся.
– Я тоже.
– Миккель… – начал Адам.
– Да, Адам? – ответил Миккель тоном, не допускавшим возражений.
Адам нахмурился и снова уставился в книгу.
Мы выдыхали облачка дыма, которые скользили над освещенным крыльцом и таяли в темноте.
– И давно вы вместе? – спросила я.
Миккель покосился на меня исподлобья.
– Что-что?
– Вы с Адамом.
– Откуда ты знаешь?
– Просто догадалась. А это тайна?
– Нет. Но не рассказывай никому. Мы пытаемся оставаться профессионалами, только и всего. Рита в курсе.
Голос у него зазвучал басовитее и как-то грубоватее. Уж не смущался ли он? Если хочешь что-то про кого-то узнать, назойливость не помогает. А вот если промолчишь, твой собеседник сочтет своим долгом заполнить паузу. Я затянулась сигаретой. Завыла собака. Из одного из домиков доносился приглушенный гул радио. Кто-то подпевал, не попадая в ноты.
– Около года.
– Здорово, что вы сумели найти любовь в такой глуши.
– Это не любовь, – резко перебил меня Миккель.
– Ой, прости.
– Он хочет, чтобы я бросил курить. Побрился и постригся.
– Тут я с ним соглашусь, – признала я. – У тебя очень славное лицо. А курить вредно для здоровья. Может, попробуешь все-таки? Любые отношения – про компромиссы. Ну то есть вот, посмотри на меня. Я бросила работу и друзей и приехала сюда со своим партнером, Райаном.
– Но это же никакой не компромисс.
– Эй, вы там! Тушите свет и выходите сюда! – завопил кто-то.
– Почему? – проорал Миккель в ответ.
– Северное сияние.
– Пойду позову Адама.
Он скрылся внутри. Через несколько секунд во всем лагере погас свет. Я спустилась с крыльца и задрала голову.
– С ума сойти! – выдохнула я, обращаясь в пространство.
Надо мной нависало восхитительно ясное небо, а в нем – тысячи звезд и яркая горбатая луна. Когда мои глаза привыкли к темноте, я различила светящуюся тускло-зеленую ленту. Она мерцала в небе и с каждой секундой делалась все ярче и ярче. Вскоре к ней присоединились и другие цвета – разрезающие тьму волнистые полосы фиолетового и синего.
– Красотища, – произнес чей-то голос позади меня.
Я обернулась. Адам
