чертовски вкусный.
– Ну и как тебе квартирка?
– Шикарная, – сказала я. – Но ты тут не скучаешь по саду?
Папин сад был его гордостью и отрадой. Совсем крошечный, но папа умудрился вместить в него овощную грядку, на которой выращивал картошку, горошек, лук и листовую свеклу. У забора высились заросли чертополоха, подсолнухов и маков. И как раз хватало места для площадочки патио с маленькой скамейкой для пикников, на которой папа летом по утрам читал газету.
– Иногда приходится что-то потерять, чтобы обрести что-то иное, – ответил он.
– Или кого-то. – Я кивнула на дверь кабинета Умы.
Отсюда слышно было, как Ума тараторит на языке, которого я не знала – или знала, но забыла.
– Надеюсь, тебя эта вся ситуация не очень напрягает, – сказал папа.
– Если ты счастлив, я тоже.
– Так хочется, чтобы ты узнала Уму получше. Потрясающая женщина. Когда мы с ней только познакомились, она была очень робкой, но после смерти мужа буквально расцвела.
– Прямо очень много говорит о ее первом браке.
Папа бросил на меня взгляд, который я перевела как «давай не будем больше это обсуждать», и спешно переменил тему:
– Расскажи лучше, как тебе в Лонгйире.
Я помолчала, думая, как бы так сформулировать, чтобы он не начал за меня волноваться.
– Очень ко многому надо привыкать. Особенно к темноте. И снег еще. Кажется, до сих пор я недооценивала возможность просто взять и выйти из дому.
– Представляю. Крайне негостеприимные края. Ума не приложу, о чем Райан… – Он не договорил. – Словом, как там Райан? Надеюсь, он о тебе заботится.
– Ну еще бы! – Я тотчас же вскинулась на защиту. – Но, знаешь, я и сама могу о себе позаботиться. Я взрослая женщина.
– Ну конечно, милая. Я просто…
В этот момент дверь кабинета отворилась. На пороге появилась Ума – в синих полотняных брюках и свободной узорчатой рубашке.
– Привет, Майя. Хорошо спала?
– Да, спасибо. А ваш день как?
– Пока что неплохо. Джон, кажется, я нашла нового поставщика.
– Великолепная новость.
– А чем вы занимаетесь? – спросила я.
– А ну попробуй отгадай.
Она жестом пригласила меня в кабинет, тонувший в грудах лоскутков и длинных отрезов тканей. Пробковая доска для записок изнемогала под множеством приколотых к ней бумаг.
– Пошив одежды?
– Это само собой. Но теперь я расширила бизнес до закупки и экспорта тканей. Твой папа очень мне с этим помогает.
– Но ты же совершенно не разбираешься в тканях, – сказала я папе.
– Он помогает иначе. Он эксперт по части растаможивания и сбыта, – гордо сообщила Ума.
– Ума – мозги и креатив всего предприятия, а я просто грубая сила.
– В следующем году мы собираемся проехаться по деревням, познакомиться там с ткачами и красильщиками. Покупать непосредственно на местах, платить по справедливости. Ну и, конечно, много всего узнаем про узоры и технологии изготовления. – Лицо Умы пылало энтузиазмом.
Папа смотрел на нее с таким выражением, словно сам не верил своей удаче. Видеть на его лице столь откровенные чувства было так непривычно, что я смущенно отвернулась.
Через полчаса мы вышли из дому. Лучи солнца струились сквозь кроны разросшихся деревьев в соседском парке, расчерчивая улицу полосами света и тени. На мостовой валялась, греясь на солнышке, стая тощих собак. Чем дальше мы отходили, тем пыльнее и шумнее становилось вокруг. По обеим сторонам улицы высились новостройки, на фоне которых старые домишки казались карликами. Один из этих домишек выглядел заброшенным: красная краска потемнела от времени, сквозь трещины в камне проросли сорняки.
– Очень скоро и этот участок наверняка тоже выкупят и застроят, – сказала Ума.
– А я бы этот домик с удовольствием отремонтировал бы, – отозвался папа. – Представь только садик посреди такого города – настоящий оазис.
– Ну, когда продашь… – начала было Ума, но тут же умолкла.
Я сделала вид, что не услышала.
Мы свернули на улицу с более шумным движением. Гудки машин, льющаяся из баров и ресторанов музыка. Неоновые вывески предлагали дешевое пиво и скидки на ланч-буфет. По обочине, чудом уворачиваясь от рикш и мотоциклов, процокола каблуками группка девочек-подростков. По другую сторону босая женщина совала двум прохожим мужчинам охапку роз, уговаривая купить хоть цветочек. Они осторожно выпутались из роз и двинулись дальше.
– Ну вот и пришли, – сказала Ума.
Перед нами стояло узкое здание с белеными стенами. Внутри ресторан оказался таким же непритязательным: два ряда жмущихся друг к другу столиков, на стенах ни картин, ни украшений. Посетителей за столами было всего ничего. Я с сомнением покосилась на папу.
– Это один из самых тайных секретов Бангалора, – сказал он.
Когда мы вошли, человек за стойкой на входе заметно просветлел. Официант, поспешивший к нашему столику с меню, тоже.
– Не торопись, Майя. Выбирай, что хочешь, – сказал папа.
Меню меня всегда завораживают. Конкретно это оказалось особенно интересным, я просто зачиталась. Моих друзей иногда раздражает, как долго я выбираю, что буду есть, но Ума с папой обсуждали расстановку цветов на свадьбе и, судя по всему, ничуть не переживали, так что я никуда не спешила. В конце концов я заказала на закуску три мини-шашлычка: ягненка в перце, рыбную тикку и мург пешавари (то есть, как подсказало мне меню, курицу, маринованную в соусе из орехов кешью, сыра и сливок). А в качестве основного блюда выбрала дал махани – черную чечевицу в масле и сливках – и палак панир – кубики сыра, тушенного в шпинатной подливке.
– Давайте возьмем румали роти. Они тут фирменного приготовления, – сказала Ума.
– Звучит заманчиво.
– Твоя мама любила дал махани и палак панир, – продолжила она, когда официант отошел.
– Я пробовала их в Англии.
– Это из пенджабской кухни, как баттер чикен. Кстати, как тебе рецепт?
– Насколько могу судить, отличный. У меня сложилось впечатление, что когда-то я это уже пробовала. Я даже как будто почти что-то вспомнила.
– Твое любимое блюдо было, – сказал папа. – Ты его так часто ела, что меня совершенно не удивляет, что ты вспомнила вкус.
– А его подавали в синей миске? – спросила я.
Они переглянулись, а потом снова повернулись ко мне.
– У твоей мамы была синяя керамическая миска, она ей часто пользовалась, – сказал папа. – А что-нибудь еще ты вспомнила?
Я покачала головой. Настала моя очередь недоумевать: у папы на лице читалось чуть ли не облегчение.
– А бирияни как вышло? – спросила Ума.
– Не так удачно. Какое-то клеклое. А можно мы приготовим еще какой-нибудь из маминых рецептов?
Ума согласилась – после короткого взгляда на папу.
– Откуда вдруг этот интерес к индийской кухне? Раньше ты ничего индийского готовить не хотела, – заметил папа.
Чистая правда. Несмотря на все его
