Нет. Что-то здесь было не так. Если ван Штанген что и выпытал у Бидера Майера, так приставы при этом не присутствовали. Но они знают то, чего не знаю я».
— Вайб, Гезанг, берите этого — и в возок, — распорядился ван Штанген. — И вас, милиса, я попрошу вернуться, — он как бы внезапно вспомнил о моем существовании. Никаких замечаний по поводу моего вмешательства не последовало. Благодарностей — тоже. Но это уж как обычно.
— Идите, мы пока тут задержимся.
— А плотина? — спросила я.
— Что?
— Плотину вы не будете осматривать?
— Позже. Все равно там следов уже не осталось.
Вайб и Гезанг поволокли бесчувственную тушу. Я побрела следом, к мирно дожидавшемуся Тефтелю. Взяв мерина под уздцы, я обернулась. Ван Штанген что-то говорил присмиревшим возчикам. Вайн, опустив голову, шел по дороге, в сторону, противоположную той, откуда двигался обоз.
Гезанг расценил мою задержку не совсем верно.
— Ты не бойся. Даже если он очнется, он не вырвется. Там, в возке, камера для таких случаев оборудована, решетки по специальному заказу делали.
Мне оставалось снова по достоинству оценить проницательность ван Штангена. А я-то думала, что ему верхом ездить лениво.
Приставы загрузили задержанного в возок. Изнутри послышалось клацанье замков.
«Будем надеяться, что они в совокупности с решетками выдержат».
Затем Гезанг выглянул наружу.
— А с меня причитается. Аквавиты там бутыль... или вишневки покрепче. Я уж думал: все, пришел Край Окончательный...
— А в Букиведене этого бога тоже почитают?
— При нашей работе — приходится... В общем, ежели б не ты, оторвал бы он мне голову, как тому старику...
Я приросла к месту: «Ядрена Вошь и Край Неминуемый! Пустынный демон Ишак-Мамэ! Ведь этот детина — единственный из встреченных мною в герцогстве Букиведенском людей, кто был в силах учинить такое с Профанацией Шнауцером!» Увлекшись дракой, забыла я сопоставить факты. А вот приставы не забыли.
— Так мы за ним ехали из Киндергартена?
Последовала пауза. Дилемма — в очередной раз восхвалить аналитический гений начальника или сказать правду — казалась неразрешимой. Наконец, Вайб, высунувшись из возка, ответил:
— Нет. Господин ван Штанген, конечно, великого ума человек, но не ясновидящий. Ехали мы дело о диверсии на плотине расследовать, как и было сказано. Но ориентировка у нас была. Мы тут кучу народа опросили и выяснили, что в ночь убийства неподалеку от дома мануфактур-советника видели здоровеннейшего бугая. Не местного, а вроде как из возчиков или лесорубов. И когда мы услышали, что деревенские с возчиками махаются, то насторожились.
Да, букиведенские следственные органы свое дело знали. Даже если это удачное совпадение... все равно, была проведена большая предварительная работа. Только одного я не могла понять: при чем здесь призрак Фикхен, парившей, по свидетельству милейшей госпожи Мюсли, в то же время над домом Шнауцера?
Но о призраке я у приставов спрашивать не стала.
Мы пробыли в Бальзамине еще пару часов. Ван Штанген вернулся, осмотрел разрушения рассеянным взором, в то время как Вайн и Гезанг опрашивали население. Вайб сторожил арестованного. Возчикам, в качестве искупления за то, что они противодействовали закону, велено было помогать чинить плотину. Мне дела не нашлось. Оставалось размышлять.
Рассеянность ван Штангена объяснялась просто. Берег был подтоплен, а там где вода успела сойти — истоптан. И увидеть что-либо больше того, о чем упомянул староста, не представлялось возможным. Поэтому надежды свои следственная бригада возлагала на очевидцев. Что ж, опрос свидетелей тоже приносит плоды, в чем я только что имела случай убедиться.
И еще подумалось: окажись здесь ректор Суперстаар, он был бы разочарован. То, что мы застали в Бальзамине, никак не тянуло на предвестие конца света. Жидкая грязь под ногами, промокшие перины, плачущие дети, безобразная драка — для местных, конечно, катастрофа. Но для великого бедствия масштаб мелковат. Даже вчерашний пожар — и тот выглядел эффектнее.
А вот ван Штанген ничуть разочарован не был. Вестимо, у него были причины радоваться — подозреваемый в убийстве пойман. Но было у меня чувство, что этим дело не исчерпывается. Дознаватель словно бы находился в предвкушении чего-то нового и увлекательного. А это значило — он взял след. Тот, который я не увидела. А поскольку в деревне ничего увидеть было нельзя, ван Штанген совершил свое открытие в другом месте.
— Что будем делать? — спросил у начальника Вайб. — Ждать, пока подойдут эти... из Киндергартена?
— Ах, да. Мобилизанты нашего славного Вассерсупа. Нет, мы ждать не будем. Они раньше вечера не доберутся, а нам нужно работать при свете. Подай-ка мне письменный прибор.
В неисчерпаемом возке водился, оказывается, и такой. Вайн извлек оттуда планшет, походную чернильницу с пером, и ван Штанген начертал несколько строк. Затем подозвал Бидера Майера.
— Когда приедут работники из города, присланные вам в помощь, отдашь их начальнику. Тут сказано, что я задерживаю обоз, а всех, кто при нем находится, передаю в ведение этого городского чиновника. Пусть также участвуют в ремонтных и очистных работах.
И, не слушая благодарностей старосты, пошел к возку. Потом вдруг остановился. Оценил диспозицию. Полагаю, первоначально ван Штанген намеревался отослать меня прочь. Но теперь в возке находился арестант, который в любой момент мог очнуться. И разумному человеку — а ван Штангену в разумности не откажешь — не стоило оставаться с ним наедине. Даже со взведенным арбалетом.
— Я могла бы поехать с вами, господин ван Штанген.
Он медлил с ответом. Затем процедил:
— Зная о ваших связях с орденом гидрантов, я не удивлен проявленными нынче умениями...
Мои так называемые умения не имели никакого отношения к ордену гидрантов, но я не стала разубеждать дознавателя.
— Хорошо. Гезанг возьмет повод вашего гнедого.
— Его зовут Тефтель.
— Хоть Антрекот. Займите место в карете, милиса. По местам, парни. Едем.
Таким образом, я впервые оказалась в полицейском возке, громко проименованном «каретой». В тюрьме я успела побывать, и даже не один раз, а в таком транспорте не пришлось. Поэтому я огляделась с некоторым любопытством.
Как и предупреждал Гезанг, часть возка представляла собой натуральную клетку. Человек обычного размера разместился бы там без труда. Но нынешнего арестанта пришлось сложить пополам, благо он еще не пришел в себя. Я было забеспокоилось — не слишком ли долгий обморок? Однако звучное сопение убеждало, что если арестант и не совсем здоров, то вполне жив.
Вторая половина, а точнее — первая, была достаточно комфортна. На сиденье — кожаные подушки, уберегающие от тряски. Откидной стол, где помимо письменного прибора имелся и столовый. При виде последнего я вспомнила, что так и не пообедала, а завтракала весьма условно. Но ван Штанген поесть мне не предложил. А предложил он мне арбалет.
— Умеете обращаться?
— В общем, приходилось.
— Тогда садитесь против арестанта и, буде возникнет необходимость, стреляйте. Но только по моему приказу.
Передав мне оружие, ван Штанген сел к окну и крикнул:
— Трогай!
Хотя я волей-неволей принуждена была исполнять надзирательские обязанности, все же заметила, что уезжаем мы не по той дороге, что приехали. А по той, куда направлялся остановленный обоз. И остановил его дознаватель не столько затем, чтоб наказать ослушников и помочь поселянам, сколько для того, чтоб ему не затоптали следы. Проблема в том, что находившиеся снаружи приставы эти следы видели, а я — нет. Для того хитромудрый ван Штанген и запихал меня в возок. Одним выстрелом убил двух зайцев. Решил вопрос с охраной арестанта и убрал лишнюю пару глаз.
Но ушей-то он мне не заткнул, верно? И окрестности я тоже могла видеть. Дорога, по которой мы ехали, отстояла от главного тракта и проходила ближе к озеру. Потому те, кто сплавлял лес по воде, ей и пользовались.
Внезапно возок встал.
— Вот здесь он останавливался, господин дознаватель, — услышала я голос Вайба. — Здесь отмель, по которой можно дойти до плотины... то есть можно было дойти, сейчас все залито, но сверху-то отлично видно.
— Сейчас проверим, — отозвался ван Штанген.
Он взял со стола уже знакомую мне папку, присовокупил к ней лупу и линейку наподобие тех, которыми пользуются мастеровые, и вылез из возка. Воспользовавшись этим, я передвинулась к окну и выглянула наружу.
Обзор открывался не самый лучший, единственное, что можно было отследить — передвижения ван Штангена, ползавшего по земле и песку. Пресловутые линейка и лупа были у него в руках. Он что-то рассматривал, измерял, делал пометки.
Потом встал, отряхнул песок с колен, отошел в сторону.
— Да. Тут он оставил повозку, и лошадь переходила с места на место. Тем временем он прошел к плотине — не через деревню, потому в Бальзамине его и не видели. Подрубил бревна на плотине и, пока вода завершала начатое, бегом вернулся сюда и проехал на главный тракт.
