— Господин ван Штанген считает вчерашний пожар злонамеренным поджогом, — пояснила я.
А вы — нет? — дознаватель обвел нас взгляда — Что скажете, ректор?
Суперстаар с трудом поднял голову.
— Я считаю, что это наказание. Близится, близится Армагеддец! Ибо сказано: «Вырвется огнь пожирающий, воды поглотят мирные долы, и вырубят вишневый сад, и где был север — там тропики...», и прочее, что предсказал пророк Похарея...
— Ректор, мы не на богословском диспуте! Обращаюсь к остальным представителям вновь созданной чрезвычайной комиссии — что вы думаете по поводу возможности поджога?
Вассерсуп и Пулькер одновременно пожали плечами.
Оставалось выступить мне.
— Такая возможность не исключена. Хотя пожар мог возникнуть и от естественных причин. Лето, толпа народа...
— Толпа, говорите? — ван Штанген обернулся к приставу. — Гезанг, во время службы в пожарной охране ты часто наблюдал случаи, чтоб пламя вспыхнуло при большом скоплении народа, и никто серьезно не пострадал?
— Нечасто, — отвечал пристав. — По правде сказать, никогда.
— Вот именно. Злоумышленник дождался, пока похоронная процессия покинет храм, и только после этого совершил поджог.
— Странный какой-то злоумышленник. За людские жизни боится.
— Ничего странного в его действиях нет, если считать, что целью преступления было не убийство кого-либо из собравшихся, но уничтожение храма. Предвижу следующий ваш вопрос и отвечу на него, не дожидаясь, покуда он будет задан. Здание каменное, деревянными были внутреннее убранство и перекрытия, и случайно вспыхнувший огонь не мог бы так быстро охватить его. Я верно говорю, Гезанг?
— Верно, мэтр. Причем подожгли в нескольких местах.
— И, наконец, у единственного оказавшегося поблизости водовоза в бочке не оказалось воды. Вас это не убеждает?
Он произнес это, сверля меня убийственным взором, как будто я выпила воду.
— Предположим, убеждает. Но зачем было поджигать храм? Это Киндергартен, господа, а не столичный город, где в запасе всегда имеется с полдюжины модных ересей!
— Вот именно. Поэтому я и спрашиваю вас, ректор — кто мог ненавидеть вас настолько, чтобы желать уничтожить ваш храм? Кто мог желать зла самому храму?
— Никто... — пролепетал Суперстаар. — Милиса права— в Киндергартене служители разных святых и святилищ не враждуют друг с другом.
— Вот как? Не знаю, как насчет служителей других святынь, но у меня есть сведения, что вы, преподобный Суперстаар, имели крупную ссору с Катоном Ферфлюхтером, содержателем пивной «Могучий Киндер». Вы пеняли ему за то, что он получает наибольшую выгоду, обслуживая разнообразные праздники, включая памятный многим праздник стрелков, а праздники сии проникнуты духом язычества, осужденного присноблаженным Фогелем. И оболваненные с помощью пива горожане губят свои души в порочных забавах, вместо того, чтобы спасать оные в храме святого Фогеля. На что вышеназванный Ферфлюхтер, по показаниям многочисленных свидетелей, заявил:«Чтоб он сгорел, ваш храм!»
Ван Штанген умолк, довольный произведенным эффектом.
— Но... — слабо возразил ректор, — это было давно... и кто же воспринимает всерьез размолвку с трактирщиком?
— Мы воспринимаем, — твердо сказал дознаватель. — Особенно после того, как храм сгорел. У Ферфлюхтера были основания желать вам зла, и он довольно четко сформулировал свою угрозу. — ван Штанген помедлил. — Однако еще большее количество свидетелей подтверждает, что и Ферфлюхтер, и его домочадцы, и слуги вчера не отлучались из «Могучего Киндера» с самого утра и до пожара. Обслуживали посетителей.
— Значит, ваши вчерашние разыскания ни к чему не привели, — грустно подытожил Вассерсуп.
— Отчего же! — во взгляде ван Штангена сверкнуло несомненное торжество. Самое важное он приберег напоследок. — Нашлись люди, которые видели, как некий человек утром поспешно направлялся к храму Присноблаженного Фогеля по улице Кленов. Эта улица, надо сказать, упирается в площадь Кляйннахт, где стояла телега известного нам водовоза. А позже — как раз перед тем, как пламя охватило здание, того же человека видели убегающим от храма.
— И кто же это был? — спросил бургомистр.
— Вы еще не догадались? Право, я разочарован.Это был доктор Обструкций.
— Ну, вы и хватили, мэтр! — провозгласил молчавший доселе Пулькер. — Это ж надо — доктор!
— А в чем дело? — Ван Штанген был задет недостаточным успехом своего драматического выступления. — Конфликт между священнослужителем и врачом — это вам не ссора с содержателем пивной. Это солидно. Кроме того, у любого врача больше возможности совершить поджог даже средь бела дня. Доктор всегда и везде ходит с чемоданчиком, это не вызовет подозрений. А в чемоданчик нетрудно положить несколько флаконов с аквавитой, которая входит в состав многих лекарств, или какой-либо другой легковоспламеняющейся пакостью, полотно либо кудель, каковая служит материалом для перевязки, и огниво, как бы для прижиганий. Зайти в храм, разбросать пропитанные горючей смесью — ну, что там у него было — тряпки, пучки пакли, кудели. Поджечь их — дело нескольких минут. Пламя займется сразу же.
Я чуть было не брякнула: «Да, я видела, как это делается», но вовремя попридержала язык. А то пойди потом доказывай, что всего лишь была свидетельницей, как зажигательную смесь используют во время осады.
— Доктор Обструкций, в отличие от тучного и пожилого Ферфлюхтера — человек сравнительно молодой и сильный. Ему бы не составило труда быстро покинуть место преступления.
— Да не о том речь, мэтр! — не унимался Пулькер. — Наш Обструкций — трус, каких ни этот, ни Тот-сще-Свет не видывали. Когда прежние страсти приключались — что с портным, что со Шнауцером — он разве что лужей не растекся, так раскис.
— Прикидывался, — предположил кто-то из приставов, по-моему, Вайб.
— Я его с детства знаю, он всегда был трусом. Что ж он, с пеленок прикидывался?
— А вы ошибаетесь, полагая, что только смелый человек способен на преступление, — заметил ван Штанген. — По моим наблюдениям, самые закоренелые преступники получаются как раз из трусов.
— Господин дознаватель прав, — сказала я. — Трус вполне способен стать преступником. Но в случае с доктором Обструкцием мы имеем дело с вполне определенным видом страха — страхом перед насильственной смертью. Но при пожаре никто не погиб...
— Вот-вот! — подхватил ван Штанген. — Это объясняет, почему он выждал, когда все уйдут. Он боится убивать...
— И все равно, — я порушила наметившуюся между нами гармонию, — при всей весомости доводов версия не склеивается. Не вижу мотива. Даже такого, как у трактирщика.
— Верно, — поддержал меня ректор. — Вы, господин дознаватель, сказали: «конфликт между священнослужителем и врачом». Но его не было! Я никогда не ссорился с доктором Обструкцием! И с чего бы? Присноблаженный Фогель не осуждает врачевания, совсем наоборот. Ибо сказано в «Послании к симулянтам»: «Каково врачуете, таково и врачуемы будете»...
— Погодите, — вступил Вассерсуп. — Даже если это доктор, какая ему выгода от того, что сгорел храм?
— Ее нет, — спокойно ответил ван Штанген. — Что роднит данное преступление с предыдущими. Неужели вы не понимаете? Выстраивается цепочка из преступлений, которые выглядят немотивированными и никому не приносящими выгоды. И следующее преступление будет казаться столь же бессмысленным.
— А оно будет? — испугался Вассерсуп.
— Будет, будет, — успокоил его ван Штанген.
— Я же говорил — ад вырвался наружу в одном отдельно взятом городе и приведет за собой конец света!
— А вы посмотрите в церковных архивах, коль они поддаются прочтению — нет ли там какого-нибудь сугубого предсказания, относящегося к событиям в Киндергартене...
Я наконец улучила подходящий момент, чтобы обратиться с просьбой к Суперстаару.
Ван Штанген впал в некую растерянность — то ли убить меня презрением за ляпнутую глупость, то ли похвалить за то, что отвлекла внимание ректора. Но растерянность его продолжалась недолго.
— Будь в Киндергартене соответствующие службы, я бы установил надзор за доктором Обструкцием. Но вы не удосужились обзавестись полицией, а у меня каждый человек на счету.
— Вообще-то следить за кем-либо у нас — пустая трата времени, — откомментировал Пулькер. —Все знают друг друга в лицо, а посторонний тем более заметен.
— Это меня и остановило. Возможно, наилучшим выходом было бы заключить доктора в тюрьму, как мы уже сделали со Штюккером.
Бургомистр возмутился.
— Господин дознаватель! Городской врач, конечно, не велика фигура, но все же не сапожник. Обструкций — человек образованный, знает свои права, может потребовать мэтра Каквастама — это наш адвокат...
— Да сколько угодно! — По ухмылке ван Штангена легко было определить, что он думает о провинциальных адвокатах. — У него — права, у меня — полномочия держать подозреваемых под стражей.
