Ем. Химия жуткая, но идет, как к себе домой. Нина сидит напротив. Смотрит. Греет руку об чашку с чаем.
– У тебя какие были планы на Новый год?
– Да никаких особенно. А у тебя?
– Будем дома встречать. С дочкой.
– А ты уже купил подарки?
– Угу. Она у Деда Мороза просила Хагги Ваги в полный рост. И коптер.
– Надо же. До сих пор верит в Деда Мороза?
– Конечно, нет. Но мне говорит, что верит. – Нина смеется. Ее волосы начали подсыхать и завились вокруг лица. Красиво. – А ты?
– Что я?
– Веришь в Деда Мороза?
– А надо?
– Ну, чем смогу, так сказать…
– Мне бы бригаду строительную.
– Зачем? – удивляюсь. – Где-то ремонт надо сделать? – задираю голову и более пристально оглядываюсь по сторонам.
– Да. Но не здесь. В реабилитационном центре, где находится моя мать, надо отремонтировать столовую.
– Так я для тебя Дед Мороз, или для директора реабилитационного центра?
– Для меня! Это будет самый лучший подарок, если мою мать оттуда не выпрут. Она не самый их любимый пациент.
Жую, переваривая сказанное. И вдруг вспоминаю.
– В том году тебе тоже нужна была бригада.
– Ага. В том году мы ремонтировали павильон. Ты не представляешь, сколько денег все эти реабилитационные центры сжирают.
– Вы же не очень ладили?
– Ну да.
– Почему же ты в это вписалась?
– Она моя мать.
Кошусь на Нину задумчиво.
– Будет тебе бригада. И не надо мне ни за что платить. Муж я тебе или кто? – встаю из-за стола. Ставлю тарелку в мойку. – Пойдем. Еще часик подремать можно. Рубит – капец.
Укладываемся. Нина ближе к краю ложится, но я притягиваю ее к себе на грудь, и она не сопротивляется. Очень скоро дыхание Лунопопой выравнивается. Она действительно засыпает. А я не могу. У меня столько пищи для размышлений, что не до сна. Да и хватает мне обычно пяти-шести часов, чтобы отдохнуть нормально, тогда как среднестатистическому человеку порой мало и восьми.
Что говорит о моей женушке история с ее матерью? То, что я в ней не ошибся, наверное. Редкой преданности она человек. Редкой совести. За своих – до конца, как бы там ни было. Хорошо это или плохо? Для меня – более чем. А вот для нее самой – не знаю. Кто-то скажет, такая жертвенность не к добру. Но я, признаться, впечатлен. У меня такого не было. Даже немного завидно. Знать, что на земле есть человек, который для тебя пойдет на все! На любые жертвы. И будет рядом, что бы ни случилось. Будь то дочь или мать, или вот, женщина… Веду пальцами по волосам, которые нас двоих укрывают, и так, монотонно ее поглаживая, сам проваливаюсь в сон. Будильник звонит, кажется, в ту же секунду.
– Я водилу отпустил. Подбросишь?
– Угу. Если сможем выехать со двора. Смотри, как намело.
Быстро собираемся. Сугробы и впрямь нетипичные для нашей местности. Нина, очевидно, нервничает под моим взглядом. Но все же мы каким-то чудом продираемся сквозь непогоду.
– Поднимешься со мной или подождешь здесь?
– А как лучше?
– Сама смотри. Вика может вредничать и злиться.
– Тогда лучше не оттягивать нашу встречу. Пойду.
Вика не вредничает и не злится. Она просто молчит, демонстрируя нам всем свое презрение. Врач сообщает, что ее анализы в норме. УЗИ тоже ничего не показало.
– Вероятно, это была кишечная колика. Так что на всякий случай старайтесь, чтобы она не переедала, – улыбается врач.
– Слышишь, пупс? Доктор сказал – никаких конфет.
– Есть конфеты вредно!
– Это почему же?
– Потому что жопа станет большой. Как у некоторых.
– Вика! – цежу. Нина сжимает на моей руке пальцы и качает головой. Мол, не надо, остынь. А я не могу. Я так мелкую не воспитывал! Что это было вообще?!
– Значит, ты на здоровом питании? – улыбается Нина.
– А что?
– Да ничего. Просто нечасто встретишь такого осознанного ребенка. Будем придерживаться ПП вместе.
ГЛАВА 12
Нина
Легко мне не будет – факт. Викуля, конечно, ангелочек. Вот только я в ее картинке мира – демон, покусившийся на святое. Папочку, который, сколько она себя помнит, находился в ее единоличном пользовании. Сидит на заднем сиденье, типа вся в телефоне, а сама тайком на меня косится. В обычных обстоятельствах я вожу вполне уверенно, но тут по спине течет пот. И дорога сложная, и эти двое как будто меня оценивают. По радио одна за другой играют веселые новогодние песни. Была бы одна – так подпевала бы. Все же в одиночестве есть свои плюсы. Просто все они хороши до поры до времени.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Теперь сюда поверни. Наш дом в тупике, – командует Ставрос. Киваю. Аккуратно вписываюсь в заметенный поворот. Кругом, конечно, красота. Сплошь элитные постройки. На горизонте – заснеженные макушки гор. Воздух чистый-чистый, дышится взахлеб.
– Вы елку не забыли поставить, а, Вик? Ты, наверное, наряжала?
– Елку наряжал дизайнер, – закатывает глаза. Черт. Ей точно девять?
– Понятно. А я в детстве любила это делать сама. Мандарины развешивала и конфеты.
Вика фыркает. Николоу недовольно смотрит на дочь в зеркало заднего вида. Это одновременно и хорошо, и плохо. То, что он вроде как на моей стороне. Мне сейчас явно не помешает поддержка. Но Вика чувствует себя преданной.
– Сюда?
Кивает. Перед нами красивый дом в современном стиле. Давным-давно я видела мельком его чертежи, но никогда вживую. По одной из глухих стен во всю длину растянута гирлянда. Огонечки свисают до самой земли. Сейчас утро, они не горят. Но когда стемнеет, должно быть невероятно красиво. И деревья украшены. На пихтах и елях фонарики. Тоже пока не включенные.
Не верится, что я буду здесь жить. Но вот же! Ставрос достает из багажника мои чемоданы. Видно, я была очень хорошей девочкой в этом году, если Санта подарил мне такой подарок. Собираюсь брать по максимуму от каждого дня. Даже если потом мое сердце вдребезги разобьется.
– Нравится?
– Да, очень красиво.
Ставрос улыбается. Проходит к двери, волоча за собой чемоданы. Я беру еще один. Нас окутывает теплом. И приятными ароматами. Вики и след простыл. Останавливаюсь посреди просторного холла, из которого просматривается гостиная. Верчу головой.
– Давай я сначала покажу твою комнату, а потом уж будет остальная экскурсия. Идет?
Мою комнату? У меня будет отдельная комната? Почему-то расстраиваюсь. Хотя, вероятно, так даже лучше. Меньше шансов что-то там себе напридумывать. Забыть, кто мы, и как я здесь оказалась.
– Конечно.
– Не знаю, так ли уж часто ты будешь ночевать тут, – Николоу обводит меня взглядом, от которого меня в жар бросает, – но вдруг тебе захочется побыть одной? Гардероб и ванная у нас смежные. Вот. Вещи развесишь здесь.
– Давай не сейчас? – откашливаюсь. – Не хочется проводить канун праздника, разбирая чемоданы.
– Конечно. Чем бы ты хотела заняться? С Викой мы обычно смотрим телек, пока я что-нибудь готовлю.
– Ты? – брови помимо воли взлетают вверх.
– Ага. У нас есть помощники по дому, но на период праздников я их отпускаю.
– И что ты думал готовить сегодня? Оливье? – дразню.
– Я по мясу. Запеку утку. Кстати, ее пора бы уже замариновать, – чешет в затылке.
– Супер. Я помогу. Только переоденусь во что-нибудь поудобнее.
Ставрос уходит. Не знаю, странно ли это, но между нами будто и нет какой-то особой неловкости. Хотя вроде бы для этого поводов хоть отбавляй. Мы чужие люди, но живем вместе. Мы не любим друг друга, но занимаемся любовью. Пусть он сам называет это, как хочет. Грязные словечки только сильнее меня заводят. Будто заканчивая образ мужчины, которого я во всех других отношениях знаю, может быть, лучше, чем саму себя. Финалят его портрет несколькими густыми выверенными мазками, расставляя акценты, делая его абсолютно понятным и цельным. Идеальным для меня.
Веду ладонью по рядам выглаженных рубашек. В гардеробной аромат Ставроса концентрируется. Утыкаюсь лицом в висящие на плечиках идеально отпаренные костюмы. Втягиваю запах порошка вперемешку с парфюмом. Коротит… Останавливаюсь, чтобы это пережить. Ноги как желе. Я помню Ставроса, еще когда он мог позволить себе ходить в футболках и джинсах. Совсем молодой. И очень дерзкий. Серебро на висках и тонкие морщинки в уголках глаз появились потом. Он на моих глазах взрослел, рос во всех отношениях. Становясь тем, кем стал. Может, даже не без моего участия. На меня-то он повлиял уж точно.
