перешла к психоанализу наших отношений. И успела прийти к целым двум выводам.
Первое, Кен – упрямый, ригидный, ограниченный козел.
И второе, я была права – я ему не нравлюсь.
Тормознув на парковке возле дома Джейсона, я поднялась по лестнице на четвертый этаж, не дожидаясь прибытия Кена. При том, как он ездил, я должна была опередить его на добрых десять минут.
Джейсон открыл дверь примерно на пятнадцатом ударе, источая запах крепкого спиртного и улыбаясь от уха до уха.
– Как дел-л-ла, малыш-ш-ш-шка? – промямлил он.
Я подняла руки и обняла его за шею.
– С днем рожд… ах! – заверещала я, когда Джейсон подхватил меня на руки и закружил.
Пинком закрыв дверь и едва не уронив меня в процессе, Джейсон повернулся и понес меня в гостиную, где кучками сидело еще больше народу, чем обычно. Все пили и орали, перекрикивая жутко громкую электронную танцевальную музыку, орущую из супернавороченной системы Джейсона.
– Смотрите, что я нашел, засранцы, – объявил Джейсон, не обращаясь ни к кому конкретно.
Поставив меня на ноги, он, спотыкаясь, направился к дивану и схватил по пути с кофейного столика полупустой стакан виски. Рухнув на диван, Джейсон расплескал вокруг янтарную жидкость.
Я нырнула на свободное место рядом с ним и, сжав руками высокий стакан, не дала Джейсону вылить на себя остатки виски.
– Эй, именинник, полегче. Сбавь обороты. Ты же еще даже свечки задуть не успел, – улыбнулась я Джейсону, но он не ответил мне тем же.
– А какой, на хрен, смыс-с-сл? – пробурчал он. Взгляд его остекленевших сонных глаз блуждал в поисках моего лица, но остановился где-то на плече. – Всем пофиг.
– Эй, ну что ты такое говоришь? – сказала я, ободряюще кладя руку ему на плечо. – Погляди, сколько народу пришло к тебе на праздник. Никому не пофиг. Ты чего вообще?
Я никогда раньше не слышала, чтобы Джейсон говорил что-то негативное. Я вообще никогда раньше не слышала, чтобы он обсуждал свои чувства. Обычно я видела его весело-пьяным, потом мутно-пьяным, потом пьяным-в-отключке, но никогда не грустно-пьяным.
Ну, и не трезвым, если уж так.
Джейсон попытался сделать очередной глоток, но ткнул стаканом себе в подбородок.
«Господи».
Я взяла у Джейсона стакан – виски там было больше, чем я могла выпить за час – и аккуратно поставила его на кофейный столик. Озираясь в поисках помощи, я встретилась взглядом с единственным трезвым человеком в этой квартире.
Кен стоял в кухне и разговаривал с Алленом, но смотрел при этом на меня.
Встретив мой отчаянный взгляд, Кен пересек гостиную, ответил на мой жалобный взгляд своим вечно-спокойным аквамариновым взором и положил руку на плечо Джейсона.
– Эй, мужик? Ты в порядке?
Голова Джейсона резко упала на грудь, из открытого рта потекла струйка слюны.
– Черт. – Кен поглядел на меня. Из-под внешней невозмутимости проглядывало искреннее беспокойство. – Давай-ка его положим. Может, лучше на бок, на случай, если сблюет.
– Да, конечно. – Я стояла рядом и смотрела, как Кен осторожно укладывает печальное, безжизненное тело Джейсона на диван. – Я принесу таз! – Я побежала в ванную и тут же вернулась с белым пластиковым тазиком.
В отличие от чертова валентинского подарка, Кен взял у меня тазик без всяких колебаний и поставил его на пол под головой Джейсона.
Я оглянулась, надеясь встретить в чьем-нибудь взгляде сожаление насчет состояния нашего именинника, но на нас не смотрело ни единой пары глаз. Все смеялись, орали, пили и плясали, как будто ничего не случилось. Никто даже не заметил, что тот, кого все они должны были поздравлять, напился до бессознательного состояния.
Может, Джейсон все-таки был прав насчет их всех.
Я не могла просто стоять там и смотреть, как он спит, но мне казалось неправильным развлекаться, когда было неясно, получил ли мой друг алкогольное отравление.
Однако я могла закурить. Я всегда могла закурить.
Я полезла в сумку, но обнаружила, что оставила сигареты в машине.
– Эй, я сейчас быстренько сбегаю в машину.
Меня страшно взбесило, что я почувствовала себя обязанной сообщить Кену, что собираюсь сделать, и еще больше взбесило то, что он почувствовал себя обязанным пойти со мной. Мы даже парой не были – за ужином он совершенно ясно дал мне это понять, – но он все равно пошел со мной, захватив по пути свое черное пальто с вешалки в прихожей.
Мы спустились вниз, не обменявшись ни словом. Я обошла здание и раздраженно заметила, что бордовый «Эклипс» Кена стоит возле моего «Мустанга». Кен встал между ними и смотрел, как я открываю машину и достаю свое курево.
– Черт, как тут холодно, – пожаловалась я, вытряхивая сигарету из картонной пачки.
– Тебе лучше бросить курить, – заметил Кен, приподнимая бровь. Его руки были сложены на груди, а плечи приподняты до ушей.
Я знала, что ему тоже холодно; он просто был слишком упрям, чтобы признать это.
Я сунула сигарету в рот и закатила глаза, прикуривая. Теплый, грязный дым наполнил мои легкие, и я сразу расслабилась. Делая длинный восхитительный выдох, я ответила ему, как всегда отвечала всем врачам, своим родителям, своим начальникам – практически всем ответственным взрослым в своей жизни, когда они приставали ко мне, чтобы я бросила свое любимое занятие.
– Я брошу, когда забеременею.
Вторая бровь Кена присоединилась к первой.
– А когда ты забеременеешь?
«Выдохни, козел».
– Ну, типа лет через десять, – предположила я.
По его лицу растеклось видимое облегчение.
«Боже мой. Можно подумать, я прямо мечтаю о твоих апатичных младенцах. Тоже мне».
– Сколько денег ты тратишь на курево в месяц? – спросил Кен, когда я делала очередную затяжку.
Лучше бы он ушел и дал мне спокойно насладиться моей дурной привычкой.
– Ты что, серьезно?
– Да. – И по его невозмутимым чертам пробежала искорка чего-то похожего на интерес.
Я мысленно прикинула и охнула.
– Господи. Что-то типа сотни баксов.
– Блин, – помотал головой Кен. – Да если бы ты каждый месяц вкладывала столько на биржу, а потом вкладывала бы еще и проценты, ты могла бы, – он помолчал, глядя куда-то вверх и вбок, пока прикидывал цифры, – получить примерно миллион к моменту выхода на пенсию.
– Заткнись ты на фиг, – закашлявшись, выдохнула я. – Откуда ты знаешь?
Кен пожал плечами.
– Инвестиции – это мое хобби.
– Инвестиции – хобби? – фыркнула я. – Да ты вообще не знаешь, что такое увлечение.
На лице Кена появилась редкая улыбка, смягчившая его серьезное, такое американское лицо с квадратной челюстью. Он открыл было рот для готового остроумного ответа, но мы никогда так и не услышали его, потому что в ту же секунду его тело рванулось вперед и врезалось в мое.
Взвизгнув, я уронила сигарету и ударилась бедром о край своей машины.
– Какого хрена? – заорала я в подмышку Кена, который прижимал меня к пассажирскому окну.
Вытянув шею назад, я увидела, что он наклоняется надо мной с вытянутыми вверх руками, как будто только что поймал пущенный с тридцати метров мяч. Только вместо
