Лежу и не могу поверить, что всё это правда. Что моя девочка призналась мне в любви и сдержала свое обещание. Она рядом!!!
***
Глеб Викторович сидел в ординаторской и стучал ручкой по столу. Он пытался понять, правильно ли собирается поступить. Справится ли эта хрупкая девушка с тем, что он хочет на неё взвалить. Но ведь у него не было другого выбора. У парня нет больше никого, кто мог бы за ним ухаживать. А больница не может обеспечить каждому пациенту круглосуточную сиделку.
Она выглядела такой бледной и измождённой. Не очень-то подходит на роль той, кто должна давать надежду и восполнять силы. Но когда она улыбнулась, будто лучик солнца блеснул в коридоре. И Глеб вспомнил десятки неотправленных сообщений на телефоне Егора, в которых он писал Ксюше, что не может жить без её улыбки. Он называл её кучеряшкой и своей солнечной девочкой. Парень явно влюблен в неё. И Глеб Викторович его понимал. Когда увидел её у стойки, как‑то сразу понял, кто это. На всякий случай спросил имя — и полностью убедился. Она пришла сама, значит, тоже что‑то чувствует к парню. А значит, всё может получиться.
Раздался стук в дверь, и зашла Ксюша.
— Присаживайся, — указал на стул врач. — Разговор будет долгий. Итак, ты увидела Егора. Что скажешь?
— Мы справимся! — уверенно ответила девушка.
Она как будто изменилась. На щеках появился лёгкий румянец, а глаза засияли. Так зелень, умытая дождем, светится на солнце. Глеб Викторович был удивлен. Обычно родственники в такой ситуации выглядят растерянными и испуганными. Дотошно спрашивают о шансах, кто‑то предлагает деньги или купить лучшие лекарства, кто‑то ищет возможности избежать ответственности. Наверное, она просто пока не представляет, что их ждёт.
— Ну что ж, давай я тогда подробно объясню, как чувствует себя Егор, и что вам с ним предстоит. Итак, у него на теле три проблемных очага. Начнем снизу. Перелом левого надколенника со смещением. Раздробленную кость собрали и скрепили винтами. Когда он сможет вставать, первое время придётся пользоваться костылями. Подвижность восстановится через несколько недель, и он сможет ходить нормально. Второй очаг самый обширный. Это брюшная полость и грудная клетка. У Егора сломаны два ребра и повреждено лёгкое, ушибы внутренних органов. Ему сделали две полостные операции: по удалению селезёнки и восстановлению почки. Швы снимем через неделю. Организм у него молодой и сильный, заживление проходит хорошо. Но даже садиться он пока не может. Теперь самое неприятное. У Егора был сильно поврежден пищевод и голосовые связки. Мы наложили швы. Там всё тоже постепенно срастается. Но это место сложное, любое движение головой вызовет натяжение мышц шеи и болевые ощущения. Кроме того, возможно расхождение шва. Поэтому его голова зафиксирована шейным ортезом. Из-за внутренних повреждений он пока не может принимать самостоятельно пищу и воду. Поэтому раствор глюкозы постоянно вливается ему прямо в желудок через стому. Ты, наверное, видела трубку, идущую ему в живот. Но уже с завтрашнего дня мы планируем её отсоединять и вводить воду и бульон орально. Гарантий полного восстановления голосовых связок я дать не могу. Как-то говорить он сможет, вероятно, уже дней через десять. Тихо и короткими фразами. Придется проводить физиотерапию и делать специальные упражнения. Но до этого далеко ещё.
Доктор налил себе воды и, пока пил, внимательно осматривал девушку. Надо же, ещё не сбежала. Даже виду не подаёт, что испугалась. Внимательно слушает и кивает.
— Повторяю, восстанавливается он быстро. Швы заживают и отеки спадают. Он у нас уже неделю и ему пора начинать потихоньку двигаться. И в этом ему нужна помощь. Все его здоровые мышцы затекли от долгого бездействия, повреждённые — болят. И нужно очень постепенно разрабатывать сначала руки, потом шею, а потом начинать приподнимать корпус. Кроме этого несколько раз в день нужно разминать стопы и тренировать мышцы ног. Физиотерапевт может приходить к нему дважды в день, но ты сама понимаешь, этого мало, заниматься нужно постоянно, с перерывами на отдых. Более того, я серьёзно опасаюсь за его душевное состояние. Ты, наверное, заметила, что его руки зафиксированы к кровати. Говорить он не может, и мне очень сложно понять, что происходит в его голове. Часто он даже не смотрит на меня, как будто ему всё равно. Понимаешь, артисты — люди тонкой душевной организации и, наверняка, будут очень сильно переживать конец своей карьеры. И я опасаюсь, что он может сам себе навредить. Поэтому за ним нужен постоянный присмотр. По крайней мере, те несколько дней, пока он не начнёт садиться и хоть как‑то общаться с нами. Проблема в том, что у парня нет ни родственников, ни друзей. Его продюсер появлялся всего два раза на несколько минут и, я так понимаю, на этого человека нельзя рассчитывать. А после его интервью даже все фанатки Егора резко исчезли и перестали интересоваться здоровьем своего кумира. В общем, остаёшься только ты, Ксюша. И я хочу серьёзно тебя спросить, ты готова быть рядом с Егором круглосуточно, присматривать за ним и помогать возвращаться к жизни?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да, я готова, — ни секунды не колеблясь, ответила девушка. — А как…
— Ни о чем не волнуйся, — предвосхитил её вопрос доктор. — Ты можешь оставаться в больнице. Ночевать будешь в палате Егора, там есть свободная кровать, и мы пока не планируем никого туда помещать. Я договорюсь в столовой, и тебя там будут кормить вместе с больными. На этаже есть душ. Условия приемлемые. А наши медсёстры всё тебе расскажут и помогут, если что. У нас тут все очень переживают за этого парня.
— Хорошо, я всё поняла. Тогда я пойду к Егору, он ждёт меня. Спасибо вам!
***
Иду по коридору к палате и думаю о словах доктора. Нет, меня не пугает необходимость ухаживать за Егором и поднимать его на ноги. Это я уже проходила. Мама была парализована после инсульта на правую сторону, и я почти год ухаживала за ней, пытаясь вернуть к полноценной жизни. Не получилось… Но я знаю, что нужно делать и насколько это трудно. Это меня не страшит. Пугает меня другое. Доктор сказал, что они привязали руки Егора, потому что не уверены в его вменяемости и боятся, что он может покончить с собой. Не прямо, конечно, сказал, но я поняла. Неужели он на такое способен? Я не верю… Но ведь я мало что о нем знаю, на самом‑то деле. Вот, даже не знала, что у него нет родных и почему‑то нет друзей. Это странно, ведь Егор такой хороший и приятный парень. И ведь был же Стас, музыканты, с которыми он работал, продюсер, который раскручивал его несколько лет. Неужели они все отвернулись от него, когда стало понятно, что он больше не будет петь? Не понимаю, как так можно.
Но всё‑таки, как чувствует себя человек, который вдруг потерял смысл жизни? Ведь я видела, как Егор любил то, что делал, как он кайфовал тогда на сцене. И вдруг кто‑то всё это перечеркнул. Что он помнит о той ночи? Вдруг у него ещё и какая‑то психологическая травма? А вдруг он вообще не узнал меня?…
Так. Стоп. Не надо себя накручивать. Мне нужно просто как‑то узнать, что он помнит. И сделать это так аккуратно, чтобы он не подумал, что я в нём сомневаюсь. И пока не отходить от него, особенно когда освободят руки. На всякий случай.
***
Открывается дверь, и я слышу лёгкие шаги. Вернулась. Я так боялся, что увидев меня, она испугается и убежит. Но, видимо, мою кучеряшку не пугает безмолвное чучело, всё в бинтах и каких‑то трубках. Широко улыбаюсь внутри. И тут же жалею, что не могу показать ей, как рад.
— Представляешь, доктор разрешил мне остаться и ухаживать за тобой, — весело говорит, подходя ко мне. — Буду спать на соседней кровати. Ты рад? — и пытливо вглядывается в мои глаза.
Конечно, рад! С силой жмурюсь и тут же открываю глаза. Надеюсь, доктор рассказал ей о нашей сигнальной системе и она поймёт.
— Отлично! — на её губах появляется радостная улыбка. — Так, я сейчас сбегаю вниз в ларёк, куплю себе тапочки и что‑нибудь из одежды, а то я почти ничего с собой не взяла. И сразу же вернусь! Не скучай! — осторожно целует в губы и убегает.
