работает, пишет свои статьи – да и лучше меня любовника не найти!.. А вечерами?.. Одна… в четырех стенах… особенно зимой… Даже удивительно, что с ее стороны до сих пор не было никаких претензий, никаких женских штучек насчет замужества… Кошка! Независимая кошка, которая гуляет сама по себе.
Вера, между тем, перевернула свою чашечку вверх дном и поставила на блюдце. Потом зачарованно принялась изучать узоры кофейной гущи.
– И каков расклад? – с нескрываемой насмешкой спросил он.
– Интересно… очень интересно… – озадаченно пробормотала она и одарила его ускользающим колдовским взглядом.
– Ну тогда и мне погадай! – он перевернул чашку.
– Нет. Потом как-нибудь… – она выглядела встревоженной, и это его позабавило: в какую только ерунду ни верят женщины! – Впрочем, могу предсказать, что директором станешь ты.
– Откуда ты знаешь?
– Интуиция! – Вера слегка пожала плечами и отошла к книжным полкам. Пальцы ее любовно прошлись по корешкам книг. – Где же она?.. На днях наткнулась в букинисте на монографию о Гордоне Крэге. Сегодня это имя мало что говорит неспециалисту. Станиславский считал, что Крэг обогнал свое время на полвека. Вот, нашла!.. – вернулась к столу с книгой в кроваво-красном переплете, раскрыла наугад и прочла: – «Духовное, идеальное в материальных структурах Сезанна наличествует, хотя и невидимо.
Крэг духовное выдергивает из материи, выводит наружу..» Каково?! – в голосе ее слышался нескрываемый восторг.
Все-таки она с приветом, подумал Станислав Сергеич, как, впрочем, и все творческие натуры… Вслух же с легкой насмешкой заметил:
– Слишком заумно. Для меня, простого советского инженера, такие словечки, как «идеальное», или там «духовное» не существуют. Увы, дорогая, я – голый матерьялист.
– Ну, положим, уже не голый…
– Согласен. Одетый матерьялист!
Оба неудержимо расхохотались.
Она – прелесть!.. Думал Станислав Сергеич с умилением. И главное – никаких матримониальных наклонностей…
– Ладно, давай сюда своего гения, – наконец покровительственно сказал он. – Надо культурно расти, а то еще разлюбишь!
Часы на здании ЦУМа показывали 18.55, и Тропотун прибавил скорость, на ходу утирая платком лицо – жара…
– Это я! – облегченно выкрикнул он, оказавшись в прохладе собственной прихожей.
– Вынеси, пожалуйста, мусор! – тотчас отреагировала жена, прервав на полуслове старинный романс.
– Вот я и дома… – с усмешкой пробормотал он, подхватывая зеленое пластмассовое ведерко.
Часть II
Жажду откровения!
Такое обычное утро
Свободное утро Станислав Сергеич выкроил, чтобы закончить очерк с тривиальным названием «Из записок замдиректора», который собирался пристроить в один популярный экономический журнал. Завтракая, рассеянно спросил себя, куда в такую рань подевалась Регина: портниха или косметичка, не иначе. Под кофе закурил и несколько минут предавался радостям бытия, поглощая сигаретный дымок, смешанный с пряным кофейным привкусом.
В двенадцатом часу Тропотун вошел в пропахший минтаем лифт и нажал подпаленную кнопку с цифрой «1». Безветренный летний день встретил его высыхающими на глазах лужами и яркой, словно отстиранной стиральным порошком, зеленью хилой городской флоры. В сумрачном вестибюле поликлиники было малолюдно. Пожилая регистраторша с пегими волосами, заколотыми коричневой гребенкой, спросила адрес и фамилию и зашаркала войлочными тапками к стеллажам с карточками.
Возле кабинета участкового не было ни души. В очереди к окулисту сидели три старушки, которые, словно по команде, жадно уставились на Станислава Сергеича подслеповатыми глазами. Он с отвращением отвернулся и предался приятным воспоминаниям о вчерашнем рандеву. Наконец, в «его» кабинет впорхнула тонконогая, похожая на стрекозу девица с карточкой, и он с облегчением взялся за дверную ручку.
– Можно?
– Проходите, садитесь, – автоматически отозвалась худощавая врач лет тридцати пяти, продолжая писать. Ее локоны «красного дерева» чуть подрагивали в такт движению руки, почему-то вызвав у Станислава Сергеича ассоциацию с живыми змеями на голове Медузы Горгоны. – На что жалуетесь, больной?
– На отсутствие времени, – усмехнулся он и протянул повестку.
Небольшие карие глаза, жирно обведенные черным карандашом, с любопытством остановились на нем. Врач придвинула тощую карточку Тропотуна и принялась листать. Прочла результаты флюорографии раз, потом другой, и решительно объявила:
– Надо обследоваться!
– Но я же совершенно здоров! – опешил он.
– Совершенно здоровых людей не бывает, – назидательно заявила она, – бывают практически здоровые… А у вас, – она глянула в карточку, – у вас, Станислав Сергеич обнаружено затемнение в легких.
– Затемнение…
– Полежите с месячишко, обследуетесь… Ну а дальше видно будет – может, радикального вмешательства и не понадобится.
– Радикально вмешательства?! – хрипло переспросил Тропотун, на лбу которого выступила испарина. – Но я же в норме! Какой у меня диагноз?
Врач на один неуловимый миг замялась, потом бодро сказала:
– Подозрение на туберкулез. – Ей вдруг показалось, что этот видный мужчина сейчас хлопнется в обморок, и она возвысила голос: – Возьмите себя в руки! Болезнь излечима. Пройдете курс антибиотиков, потом санаторий… Спасибо еще скажете, что отдохнули!
– Туберкулез… Но откуда?..
– Откуда он у всех? – она явно начала терять терпение. – И потом, диагноз пока под вопросом. Надо обследоваться. Может, у вас абсцесс легкого… – она нервно сдула со лба закрывшую левый глаз челку.
– Абсцесс?! – вскинулся он, впиваясь пристальным взглядом в ее лицо. – Вы чего-то не договариваете!
– Какой вы неуравновешенный! – недовольно отозвалась врач, избегая, однако, встречаться с ним глазами. – Сейчас выпишу вам направление…
– Галина Ивановна, вас Главный вызывает! – Заглянула в кабинет яркая блондинка в туго обтягивающем ее пышные формы халате.
– Иду! – с явным облегчением отозвалась врач, поднимаясь из-за стола. – Вы обождите, я недолго, – бросила Станиславу Сергеичу, скрываясь за дверью.
Какая высокая… Машинально отметил он, прислушиваясь к удаляющемуся стуку каблучков. А когда сидит, не видно… Туберкулез… абсцесс… Мысленно повторял он, все еще не осознавая до конца глубины своего несчастья. Им владело, скорее, изумление перед вершившейся над ним явной несправедливостью. Стоп, Станислав, не психуй! Это излечимо. Однако как-то не так она на меня смотрела… Или показалось?..
Вдруг он осознал, что находится в кабинете один. Замер: стук ее каблуков будет слышен издалека – а рука уже тянулась через стол. Лихорадочно пытался прочесть врачебные каракули в собственной карточке. За такой почерк убивать надо! Диагноз… где диагноз?.. Да вот же он: «Подозрение на с-г»… Что за черт? С-ч… Ерунда какая-то… Да это же по латыни!.. Вдруг осенило его. И читается не эс-че, а ка-эр. Ка-эр… Канцер?! Перед глазами у него все поплыло, и карточка выпала из ослабевшей руки на пол. Рак? Недоуменно произнес он. У меня – рак?! Но это невозможно… Невозможно!! И тут им овладел дикий страх. Все происходящее напоминало ночной кошмар. Действуя, как автомат, он поднял карточку и положил на место. И буквально тотчас же распахнулась дверь и вошла врач. Шумно дыша, то ли от быстрой ходьбы,
