– Гроши тикають, держи панов! – позабыв про панну Ирину, Кармалюк повелительно взмахнул саблей. Его хлопцы попрыгали в окно за беглецами.
Панна Ирина осторожно села. Графиня и цыганенок бросились к ней. Говорящий, как в сказках, ворон тоже тревожно вился у панны Ирины над головой и на чистейшем аглицком наречии смущенно каркал:
– Пр-ризнаю, моя помощь была несколько неуклюжей, однако все это от желания помочь, от того, что я др-руг вам, дор-рогая Ир-рена!
– Хорошо, что у меня еще и враги есть, а то б точно зарубили! – с явной благодарностью поглядывая на валяющуюся в кирпичах Оксану Тарасовну, пробормотала панна Ирина.
В разбитом окне появилась усатая физиономия одного из Кармалюковых хлопцев. Усы аж дыбом стояли от изумления:
– Чуешь, атаман, мешок з грошами нашли, а паны-то десь запропали. Только мы хотели их стре́лить, бачимо, а то и не паны вовсе, а ось…
В вихре разноцветных лент да кокетливых взвизгов сильные руки кармалюковцев поставили на подоконник трех… девушек. Графиня глядела на них во все глаза. Девицы и впрямь были экзотичные. Черноволосая, да белокурая, да рыжая, одеты вроде бы в крестьянские одежды, однако ж не те, что и впрямь носят подольские поселянки, а будто бы актерки перерядились для представления. Ленты в косах чистого шелка, мониста сияют золотом, тончайшего полотна рубашки покрыты чересчур богатой вышивкой, а плахты-то плахты![21] Коротюсенькие, так что красного сафьяна сапожки до самого верха видны! Да явись они в таких плахтах в любую деревню – каменьями бы забили бесстыдниц!
– Надя-Аня и, кажется, Вера? – поглядев на блондинку, пробормотала панна Ирина. – В мюзикле «Сорочинская ярмарка».
Но откликнулась неожиданно рыжеволосая.
– Я не Аня. Я… – Она призадумалась. – Я Света, – и неуверенно добавила: – Кажется.
– Да? – вяло удивилась панна Ирина. – А очень похожа на Аню…
– Так, может, и надо было Аней оставаться? – саму себя переспросила рыжая Света.
– Гей, дивчата, вы чьи такие будете? – вмешался в разговор Кармалюк, до того лишь обалдело пялящийся на короткие подолы плахт да на сапожки.
– А якщо любишь нас – так твои, – томно взглянув на него из-под ресниц, выдохнула Света. Притопывая коваными каблучками, прошла к атаману, позвякивая монистами да потряхивая цветастыми лентами, пропела:
Да Кармелюка, да славный хлопецПо свету ходыть.Та не одну та й дивчиноньку,Ой, з ума зводыть…Та й не одну та й дивчиноньку,Та не одну вдову,Та й не одну кохануТа черноброву…
– Ишь ты, какие! – выдохнул Кармалюк, глядя то на Надю, то на Веру со Светой странными, затуманенными, будто сонными глазами. – Как же вас таких не любить! – он принялся беспорядочно шарить в мешке с добычей, рассыпая купюры по полу. Нашарив в глубине колечко, надел его рыжей Свете на палец. – Сейчас и вам, вам тоже… – поглядывая на Веру с Надей, пообещал он.
– Кармелю! – охнул Зинька-кармалючка. – Ты що ж таке творишь? Ты цим… бесстыдницам… Да ты…
– А що хочу – то и творю, я здесь атаман, – рявкнул Кармалюк, но голос его уже звучал невнятно, как у напрочь засыпающего человека.
– Исправник! Исправник! – донесся из покоев отчаянный женский вопль, и в разрушенную гостиную ворвалась вдовая Ганна. – Спасайтеся, хлопцы! Справжний исправник з жандармами до дому скачет! Паныч Тимиш ведет!
– О так, молодец, Томашек, не такой ты вже у меня и пришелепкуватый! – восхитился пан Владзимеж. – Жандармы вам покажут!
– От лихо! – охнул Кармалюк. – Гроши взялы, час тикаты! – и вдруг принялся кончиком сабли прямо в пыли на полу рисовать лодку. Никто из хлопцев не остановил атамана, все терпеливо ждали, пока Кармалюк не скомандовал: – Все до мэнэ!
Пятясь и по-прежнему не спуская уцелевших панов с прицела, хлопцы двинулись поближе к атаману, аккуратно располагаясь на линиях нарисованной лодки. Понять их действия было невозможно.
– Та й вы идить сюда, красавицы! – сказал Кармалюк, втягивая Свету за собой на нарисованную лодку. Надя и Вера запрыгнули сами.
– Кармелю, гони их геть! – возмутилась Зинька, да и вдовая Ганна жалобно подхватила:
– Юстимушка, сокол, на що ж тоби ци девки?
Катерина, Тетяна та Маланка в один голос возопили:
– Та який он тебе Юстимушка? – и тут же все пять женщин, включая Зиньку-кармалючку, ненавидяще уставились друг на друга.
– От клятые бабы, – на борту нарисованной лодки вздохнул Кармалюк. На одной его руке висела Вера, на другой – Надя, и бравый предводитель разбойников выглядел уж вовсе засыпающим. Да и хлопцы его начали позевывать.
– А ты их не слушай, – горячечно прошептала ему в ухо Света и повернула голову Кармалюка к себе. – Ты нас люби, нам без любви никак нельзя!
– Ou! – снова высказался ворон. – But this gentleman of many ladies r-runs with so needed us sword! Believe me, dear Ir-rena, I’ll save you![22] – каркнул он и, неистово работая крыльями, ринулся к стоящему на борту нарисованной лодки Кармалюку.
– Как-то не верится, – буркнула Ирина и была права.
Кармалюк смачно сплюнул под киль нарисованного суденышка, крутанул клинком над головой, и тут случилось много всякого одновременно.
Плевок вскипел настоящей речной волной, широким половодьем заливая разгромленные графские покои. Татьяна почувствовала, как поток подмывает ее под кринолин, приподнимает, и она закачалась на воде, словно поплавок. Рядом с ней точно так же всплыла панна Ирина, визжали подхваченные стремниной воспитанницы, барахтался в воде цыганенок.
Вычерченная клинком в пыли лодка обернулась настоящей. Народившийся прямо в гостиной поток поднял ее со всеми пассажирами – Кармалюком, хлопцами, обозленной Зинькой и льнущими к атаману тремя девицами – и понес к разбитому окну, туда, куда указывал сверкающий кончик Кармалюковой сабли.
С потолка гостиной на Кармалюка, сложив крылья, камнем рухнул ворон. Отчаянно каркая, черная птица долбанула атамана клювом в лоб, когтями вцепилась в запястье и принялась драть, вырывая клинок. Орущий от боли Кармалюк крутанул саблей, норовя стряхнуть неожиданного врага…
Неспешно текущий поток закрутило штопором…
Нарисованную лодку завертело в неожиданном водовороте. Теперь уж пассажиры орали все. Водоворот вертелся и уходил прямо… в глубь паркетного пола гостиной.
Мимо Татьяны проплыла отрубленная голова пана-соседа. Графиня почувствовала, как ее тоже тянет вниз… но в этот момент водоворот крутанулся последний раз – и стремительно ухнул куда-то между половицами. Раздалось паническое карканье, мелькнул птичий силуэт, и ворон канул в бездну вместе с лодкой, ее пассажирами да и самим потоком.
Оставшиеся в гостиной люди обессиленно повалились на пол. Причитающая дворня кинулась панам на помощь, захлопотали над своей бесчувственной благодетельницей воспитанницы Оксаны Тарасовны, да сидели неподвижно, как куклы, и казались оглушенными четыре женщины – Маланка, Катерина, Ганна да Тетяна. Четыре возлюбленные Устима Кармалюка.
– Утонуть в чужих слюнях, – с непередаваемым отвращением сказала панна Ирина, восседающая в насквозь мокром платье на мокрых кирпичах разбитой стены. – Фу, какая пакость!
– Ведьмы не тонут, это всем известно! – прохрипел, выплевывая воду, едва живой, но по-прежнему неукротимый пан Владзимеж. – Теперь уж не отопрешься! Сейчас исправник явится…
Татьяна поняла, что пан Владзимеж, в лютой ненависти своей да в скорби по утраченным деньгам, во что бы то ни стало решил погубить панну Ирину.
– Вам надо бежать! – она схватила панну Ирину за руку, потянула, но тут же в отчаянии сама опустилась рядом на кирпичи. – Боже мой, но как? Мы не добыли клинок Кармалюка!
Пан Владзимеж издевательски захохотал.
В окно гостиной видно было, как по ночной дороге споро течет река пылающих факелов. Это, горяча коней, мчались в поместье исправник с жандармами. То и дело вырываясь вперед, скакал всадник в обычном статском сюртуке. Татьяна уверена была: паныч Томашек мчится мстить за утреннее поражение.
Глаза панны Ирины налились свирепой решимостью и полыхнули нестерпимым зеленым блеском – куда там Оксане Тарасовне.
– Прав был упырек-прорицатель, ведущий наш, – сквозь зубы процедила она. – Если уж можно в нарисованной лодочке на плевке уплыть, то магия – сплошные условности. Значит, и клинок – тоже условность. Богдан, зови коня! Не собираюсь я тут оставаться!
Цыганенок сунул пальцы в рот – имение огласилось пронзительным призывным свистом. Ответом ему было громкое заливистое ржание. Перемахнув через подоконник, в гостиную ворвался гигантский жеребец. Одним прыжком цыганенок вскочил на него, втянул за собой панну Ирину. Неторопливой рысью вороной двинулся прямо по комнатам в сторону столовой.
Подхватив юбки, недоумевающая Татьяна побежала за ним, не обращая внимания на гневные вопли пана Владзимежа.
