Ковальский поднялся одним сильным толчком лап:
– Зайцы матёрые со шкурами продажными не умавяютсён! Не договариваются, если по-вашему! – надменно процедил он сквозь широкие верхние резцы. – У нас с такими разговор короткий – за хвост и к стенке! – он выразительно передернул затвор автомата. – Все, привал скинчен! Цо разлеглись? Повстать! Повстать, сказалем! – резко проорал он и, не дожидаясь ответа, опять ломанул в лес.
С мучительным стоном Богдан отодрал себя от земли, стряхнул облепившую лицо хвою и, пошатываясь, потащился следом за несущимся скачками зайцем. Постепенно его шаги становились все тверже, он уже бежал, то нетерпеливо оглядываясь на торопящихся следом девчонок, то ловя настороженный взгляд скачущего замыкающим Бразаускаса.
Звук рога слышался все ближе.
Отряд отступал на запад.
Глава 12
Зубами, когтями и автоматом
Застывший в неподвижности Ковальский предостерегающе поднял лапу. Все остановились, сгрудившись у него за спиной. Ирка, неслышно ступая, подошла и сквозь просветы ветвей глянула на открывающуюся перед ними полянку.
– Не туда смотришь, – одними губами шепнул ей Ковальский. – Правей.
Ирка послушно перевела взгляд правее и чуть не вскрикнула от неожиданности. На другой стороне полянки, припадая к земле и почти сливаясь с пятнами старой хвои, крался крупный рыжий волк.
– С фланга обошли, – зло прошептал Ковальский. – А нам на дру́гу стро́ну как раз и надо… Бразаускас! – Второй заяц возник за спиной. – Сними его! Але цихо! – И Ковальский выразительно провел когтем поперек своего мохнатого горла.
Без единого звука Бразаускас исчез в подлеске. Через мгновение картина на другой стороне поляны изменилась. Рыжий волк все так же крался, настороженно припадая на брюхо, поводя чутким носом, уверенный, что это он тут преследователь. Но позади него, обдуваемая встречным ветром, а потому неощутимая даже для волчьего нюха, неслышно выросла ушастая тень в гимнастерке. Дуло автомата ткнулось волку точно под азартно задранный хвост:
– Хенде… э… Пфоте хох![26] Все четыре! – тихо скомандовал Бразаускас.
Волк неподвижно замер.
– Чудит Бразаускас! – недовольно сморщил розовый нос Ковальский. – Знайшов час «языка» брать, когда погоня у нас на хвосте!
Погоня выскочила и вцепилась Бразаускасу в хвост.
Серой тенью выметнувшись из низкого подлеска, еще один волк взвился у Бразаускаса за спиной. Щелкнул клыками, целясь в подрагивающий куцый заячий хвост. Бразаускас стремительно крутанулся, вламывая автоматом серому по зубам. Визжащий волк покатился по поляне, но на спину зайцу уже вскочил его рыжий собрат, впился зубами в торчащее ухо.
Истинным медведем матёрый Ковальский ломанул на поляну. Короткой очередью от мохнатого бедра снял повисшего на Бразаускасе врага.
Торжествующее гудение рога заполонило поляну, и окрестные кусты будто взорвались. Волки, волки, волки, хрипя клокочущей яростью, вылетали на поляну.
– Бразаускас!
Матёрые зайцы взвились в прыжке, с высоты поливая свинцом накатывающую на поляну стаю.
Богдан выхватил свой длинный цыганский нож и пригнулся навстречу волку, мчащемуся на него со скоростью хорошо разогнавшегося курьерского поезда. Волк прыгнул. Лезвие по рукоять вошло в звериное горло. Волк обвис, не давая мальчишке выдернуть нож. Сбоку на оставшегося безоружным цыганенка бросился второй зверь. Повалил наземь. Богдан с трудом удерживал нависшую над ним смрадную морду с горящими злобой глазищами и истекающими слюной клыками. Оружие, хоть какое-нибудь! В безнадежном отчаянии он выхватил из-за пояса бесполезную игрушку – столовый ножик с графского стола, неспособный даже оцарапать плотную шкуру зверя. Ткнул им волка… Тонкое серебряное лезвие легко, как в масло, вошло хищнику в грудь. Горячая кровь из раны залила Богдану лицо. Волк взвыл, и Богдан почувствовал, что свободен. Выдернув из туши первого волка свой нож, Богдан с клинком в каждой руке врубился в дико завывающую стаю.
Волк прыгнул на Ирку. Мелькнуло всклокоченное мохнатое брюхо… Девчонка на лету перехватила противника за задние лапы и шарахнула им следующего волка по башке, по самое брюхо вколотив того в размокшую от дождей землю. Раскрутила живой визжащий снаряд над головой и с силой запустила навстречу набегающим волкам.
«Надо Таньке помочь!» – она стремительно повернулась к подруге.
Белая, как мел, Татьяна стояла, прижавшись спиной к дереву, и держала сложенные мисочкой ладони перед собой. И совершенно безумными глазами глядела на пляшущий в ее ладонях высокий язык огня. С тем же безумным выражением, будто миску, опрокинула ладони над головой кинувшегося на нее волка. Пахнуло паленой шерстью, истошно завывающий зверь, как пылающая комета, вломился в стаю, разгоняя своих перепуганных собратьев во все стороны.
– Я его подожгла! – не слабее волка завопила Танька.
– Правильно, жги следующего! – одобрила Ирка, выпуская когти, и полоснула ближайшего волка от глаза до уха.
– Я не знаю, как я это сделала! – в ужасе пискнула Танька.
– Метода не маэ значення, – успокоил ее Ковальский, приземляясь из очередного прыжка на спину очередному волку. Сильный толчок задних лап, оставивший в волчьей шкуре дырки от когтей, и Ковальский снова взвился в воздух. Сдвоенная очередь автоматов матёрых зайцев полоснула по волкам.
Рог загудел опять…
Разом, будто их из мешка вытряхнули, новые хищники хлынули на поляну. Пикирующий из прыжка Ковальский плюхнулся здоровенному волчище на спину, попытался прыгнуть снова… Сбоку на него, рыча и завывая, накинулась еще пара свежих, не измотанных, жадных до драки волков. Матёрый заяц встретил их очередью в упор, но следом перли все новые и новые. Раскалившийся автомат захлебывался очередями.
Ощетинившийся клинками Богдан вертелся юлой, отбиваясь от окружившей его тройки волков. Четвертый проскочил между нападавшими и прыгнул мальчишке на плечи. На Ирку навалились сразу пятеро. Она ткнула когтями одного, полоснула другого, почувствовала дикую, разрывающую боль в ноге, закричала, пошатнулась, упала на одно колено – волки разом повисли на ней. Лишь Татьяна еще держалась – непрерывно, на одной ноте вереща и беспорядочно разбрасывая вокруг себя пламя. Неясно было, чего она боится больше: волков или хлещущих прямо из ее ладоней длинных языков огня.
И снова призывно гудел рог…
Кусты резко раздались в стороны, и на поляну на полной скорости вылетел…
– Это что? – в ужасе завопила Татьяна.
– Мотоцикл – не видишь? – рявкнула в ответ Ирка.
Черный, как самая черная ночь, если не считать начищенных до блеска хромированных деталей. С длинным кожаным седлом, рассчитанным на двух пассажиров. С легким пулеметом на вращающейся турели, установленным на передке коляски. Здоровенный, но в то же время верткий и маневренный – настоящий армейский мотоцикл, гордость немецких моторизованных дивизий. Только вот ни в седле, ни в коляске никого не было. Мотоцикл катил сам. Да еще из глушителя вместо обычного тыр-тыр-тыр неслось дробное, тарахтливое:
– И-го-го-го-го!
Мотоцикл ворвался на поляну и всеми колесами решительно наехал на атакующих Богдана зверей. Заложил крутой вираж в сторону Татьяны, раскатывая в блин подвернувшихся врагов.
Ковальский скинул опустевший рожок автомата, звезданул наседавшего на него волка рукояткой «шмайссера» по зубам, прыгнул снова… и приземлился в седло мотоцикла. Решительно взялся за руль и газанул.
– Бразаускас, идзь тутай! От до буйки жадный, як увлечется, так и ухом не ведет! Бразаускас!
Жадный до драки Бразаускас сыпанул последнюю очередь, скакнул вбок, брыкнул лапой, заехал мохнатой розовой пяткой волку в морду и, мелькнув развевающимися ушами, перемахнул через борт коляски. С налету припал к пулеметному прицелу…
– Тра-та-та-та! – полосуя очередями, гулко пролаял мотоциклетный пулемет.
Перепуганная стая, скуля, подалась к окольцовывающим поляну зарослям.
– Ко мне! Все ко мне! – кружа по поляне, надсаживался Ковальский. – Отступаем!
Богдан напоследок отмахнулся ножами и головой вперед нырнул в коляску, прямо под азартно притопывающие лапы пулеметчика Бразаускаса. Ирка закинула в седло Таньку, сама вспрыгнула на подножку и, не зная, за что ухватиться, всей пятерней вцепилась Ковальскому в ухо. Матёрый досадливо крякнул, но ни слова не сказал, а дал по газам. Черный мотоцикл на полной скорости вырулил прочь с поляны. Очухавшиеся волки разочарованно взвыли и со всех лап помчали в погоню.
– Одервёмся! – утешил Ирку Ковальский, скашивая в боковое зеркало и без того косой глаз. – С таким зверем – и не одерватьсён? – он одобрительно похлопал мотоцикл по хромированной ручке. – То есть ваш?
– Наш, наш! – согласилась Ирка. – Потерялся, а теперь нашел нас.
– Силён! – одобрил Ковальский. – Только глушитель дуже дзивный!
