Когда они еще жили вместе и Сорокин надеялся отговорить ее от развода, он тоже пытался так шутить, но Маша его юмора не понимает.
На перекрестке дорог у рекламного щита стоит Степина машина.
— Это же Лешин аэроклуб, — смотрит на щит Маша.
На фанерном щите изображен спортивный самолет и написано: «АЭРОКЛУБ ШИШКИН ЛЕС». Рядом Степа, в пальто и валенках с калошами.
— Ну? Ты взял пробы г-г-грунта? — спрашивает он.
— Взял, но я не знаю, что я с ними буду делать.
Это понятно. Сорокин при Маше не будет признаваться, что все комитетские связи у него сохранились.
— А что теперь вы от меня хотите? — спрашивает он.
— Я хочу, деточка, чтоб ты поговорил с Леши-ным механиком — он же последним видел Лешу в тот день. Это совсем рядом. Я вас довезу.
— Я туда не пойду, — говорит Маша.
— Я тоже не пойду, — говорит Сорокин. — И вам, Степа, нельзя этого делать. Ведь идет же следствие.
— Уже не идет. Они закрыли следствие, — говорит Степа. — Поэтому я и прошу тебя помочь.
— Степа, это не мое дело, — нервничает Сорокин, — и я не хочу влипнуть в какую-нибудь историю. Я не знаю, во что Леша был втянут. И я не следователь. Степа, я не тот, за кого вы меня принимаете!
— Ну хорошо. Мы п-п-поговорим с ним вместе, — соглашается Степа. — Я однажды там с Лешей был. Этого механика зовут Валерий Катков.
У моего папы особый дар запоминать все имена с одной встречи. Все имена и все телефоны.
— Я туду не пойду, — опять говорит Маша. — Просто не пойду, и все.
— Почему?
— Потому, что я его знаю. Он, дед, не только механик. Он — крыша. Он Лешу уже несколько лет прикрывал. И меня он прикрывает. И Антона. И Котю. Леша с ним сто лет был знаком, еще с «Мосфильма». Он раньше на «Мосфильме» трюкачом работал. В общем, я не пойду. Мне неудобно. Я ему за два месяца задолжала.
Степа жует губами, думает.
Мой папа знает, что бизнес без крыши в России невозможен. Антон — хозяин клуба, у Маши две картинные галереи, я снимаю кино. Котя — свои клипы, и папа понимает, что кто-то, не вполне законными методами, дает нам возможность всем этим заниматься. Но разговоров на эту неприятную тему он избегает и старается об этом не думать.
— Ну хорошо, хорошо, — говорит он Маше. — Ты останешься сидеть в машине, а мы с Левой пойдем к нему вдвоем. Туда можно въехать. Там в будке у ворот сидит мальчишка, его помощник, Жорик, если не ошибаюсь, его зовут. Он за десятку п-п-пускает кого угодно.
Маленький самолет скрывается за лесом. Тарахтение умолкает. Должно быть, самолет совершил посадку на поле аэроклуба.
Степина машина стоит в проходной у будки. Ворота раскрыты. Сорокин стучит в стекло окошка. В будке кто-то сидит перед телевизором, к окну спиной, и не обращает на стук ни малейшего внимания.
Из будки слышны музыка и голоса актеров. На экране телевизора идет советский сериал «Полковник Шерлинг».
Сорокин смотрит сквозь пыльное стекло и улыбается. «Полковник Шерлинг» был снят двадцать лет назад по роману Машиного отца, Эрика Иванова. С тех пор все в стране изменилось, а сериал этот все показывают и показывают. Вот уже третье поколение зрителей его смотрит. Все его смотрели по нескольку раз, все, кроме Маши. Она не смотрит созданного своим папой «Шерлинга» из принципа.
На экране телевизора герой сериала Кен Шерлинг, очень красивый мужчина в отутюженной форме полковника американской армии, сидит на скамейке на фоне небоскребов и кормит с руки белку. Рядом присаживается симпатичный оборванец.
— Ты слышал, приятель, что сейчас передали по радио? — спрашивает оборванец.
— Нет, — с мягкой улыбкой отвечает Шерлинг. — А что случилось?
— Ракеты на Кубу не повезут! — говорит оборванец. — Ядерной войны не будет! — Он отпивает из бутылки глоток, обтирает рукавом горлышко и протягивает Шерлингу: — Угощаю! За такое не грех и выпить.
Шерлинг пьет из бутылки оборванца, который не знает, что от ядерной войны мир спас полковник ЦРУ Кен Шерлинг, которому он сейчас предложил выпить из горла. Не знает он и того, что под маской Шерлинга скрывается советский разведчик Николай Незнамов.
Когда-то «Шерлинг» произвел на юного Сорокина такое сильное впечатление, что он пошел работать в КГБ. А потом познакомился и с его автором, Эриком Ивановым. А потом женился на его дочери Маше. Так что сериал этот — часть нашей семьи. И меня. Я немножко и полковник Шерлинг.
— Лева, что там происходит? — спрашивает из машины Степа.
— Мое любимое кино показывают, — говорит Сорокин.
— Ну конечно же! — вспоминает Степа. — Сегодня же седьмая серия. Карибский кризис. Вся страна опять с-с-смотрит.
Сорокин прячет в карман сэкономленную десятку, садится в машину и въезжает в ворота.
— Сегодня в восемь вечера будет п-п-повторе-ние, — говорит Степа Маше. — А давайте все вместе у меня соберемся. П-п-посидим, «Шерлинга» посмотрим, чайку п-п-попьем? А, Машенция?
— Нет. Я это не смотрела и смотреть не желаю.
— Зря ты так, деточка, — говорит Степа. — Эрик так тебя любил. Ты должна им гордиться.
— Оставь меня в покое.
— А если Лева захочет посмотреть? Ты уж его ко мне п-п-привези.
— Все! Хватит!
Сорокин пересекает взлетную полосу на которой стоит маленький самолет. За полосой виден ангар, цистерна с горючим и мачта с антенной.
— Маша, может быть, тебе лучше с нами пойти, — говорит Степа.
— Нет.
— Я просто подумал, что хорошеньким женщинам люди иногда скорее рассказывают...
— Я не хорошенькая. И я не пойду
— Ну и характеры у вас у обоих, деточки, — сокрушается Степа, останавливается у ангара и выходит из машины.
Сорокин нехотя идет за ним.
— Эй! Тут есть кто живой? — спрашивает Степа, войдя в ангар.
Никто не отзывается.
Когда глаза привыкают к полумраку становится виден стоящий в ангаре еще один, наполовину разобранный самолет.
Степа проходит за фанерную перегородку. Здесь контора. Стены ее увешаны плакатами и вымпелами. Армейская рация. Древний электрический чайник и такой же древний телефон. Древний лозунг на стене гласит: «Высоко сижу — далеко гляжу».
— Ау! — зовет Степа.
— Здесь никого нет, — говорит Сорокин. Они выходят из конторы.
- Он может быть вон там, — показывает Степа.
Угол ангара за разобранным самолетом отгорожен еще одной фанерной перегородкой. У двери табличка: «Учебно-тренировочный центр».
Когда Степа открывает эту дверь, с улицы раздается тарахтение мотора, и Сорокин, оглянувшись, видит сквозь ворота ангара, как самолет на полосе разбегается и взлетает.
— Кто-то улетел, — говорит Сорокин. — Наверное, это и был этот Катков. Значит, нам тут делать нечего. Можно уходить.
— Я все-таки взгляну, — говорит упрямый Степа.
Тренировочный центр представляет собой тесную фанерную выгородку с кабиной самолета, креслом пилота и приборной доской.
— Есть тут кто? — опять кричит Степа. Тихое шипение. Степа входит и прислушивается. За стендом узкое пространство, загроможденное ящиками с приборами и сплетением проводов. Шипение издает лежащий на проводах включенный паяльник. Над тлеющей изоляцией поднимается синий дымок. Очевидно, оставили его тут только что, несколько минут назад.
Из-за ящиков видна нога лежащего на полу человека.
— Валерий, извините, что без п-п-приглаше-ния, — говорит Степа. — У вас тут что-то горит.
И заглядывает за ящики.
Средних лет, оборванный, грязный седой мужчина лежит ничком на полу в луже крови и мочи. Кровь вытекает из двух огнестрельных ран, в затылке и в спине.
— Лева, п-п-подойди сюда, — зовет Степа. Сорокин входит и сразу выскакивает вон, борясь с приступом рвоты.
— Лева, это не он, это не Катков, — говорит
— Идемте отсюда, быстро, — говорит Сорокин.
— Сейчас. — Степа держится за сердце, но не уходит. — Лева, ты посмотри, как его зовут.
— Что посмотреть?!
— В карманах у него. Д-д-документы, — говорит Степа.
— Вы с ума сошли!
— Но ты теперь п-п-понимаешь, этот человек что-то знал. Надо посмотреть, кто это.
— Я не буду его трогать!
— Ладно, я сам... Ты смотри, тут же сейчас все загорится...
Носком ботинка Степа передвигает паяльник на бетонный пол подальше от проводов, осторожно обойдя лужу, тяжело приседает около убитого и лезет к нему в карман куртки.
— Боже мой, что вы делаете! — ужасается Сорокин.
— Ты же этого не делаешь. — Степа морщится. — Ты знаешь, это бомж. Запах страшный. Может, он случайно сюда забрел. Но все равно надо посмотреть.
Стараясь не дышать, Степа ищет по карманам куртки.
— Вы с ума сошли! — стонет Сорокин.
— Возьми себя в руки. Ты же в органах работаешь. Степа ощупывает карманы брюк лежащего на полу человека.
— Я там не работаю! Я их консультирую по живописи, — лепечет Сорокин. — Степа, что вы делаете? Идемте отсюда скорей! Нельзя, чтоб нас тут кто-то застал! Идемте же!
— Ничего нет в карманах, надо посмотреть в конторе, — говорит Степа. — Помоги мне встать.
