Начало прошлого века
Эти зеркала видели и помнили многое. Ими, новенькими, только что изготовленными, завесили стены всех репетиционных комнат хореографического училища. Тогда они были чистыми и незамутненными и с радостью отражали в себе прекрасных барышень – юных балерин.
В зеркальных балетных классах разучивали па и крутили фуэте хрупкие тоненькие девочки. Они были так изящны, так трогательны, что, казалось, сами зеркала любуются ими.
Занятия начинались ранним утром. Строгие дамы в длинных платьях с воротничками-стойками, застегнутыми под самым подбородком – хореографы и аккомпаниаторы, разводили по классам девочек-подростков в белых трико и легких воздушных пачках. Девочки садились на пол, вдоль стен, надевали пуанты и завязывали на худеньких ножках широкие атласные ленты. Затем в каждом классе слышались строгие голоса хореографов, и девочки опирались на круглые поручни станков, идущие вдоль стен. Аккомпаниаторы брали первые аккорды на роялях, стоящих в углу классов, и репетиции начинались.
Стройные ножки взлетали вверх, множась в зеркальном отражении, изящные ручки поднимались над головой. «Attitude!» – командовала в одном из классов Изольда Филипповна, француженка русского происхождения, и все девочки, оперевшись на пальцы одной ноги, поднимали другую ногу вверх на девяносто градусов. Закончив это упражнение, девочки получали следующее задание. «Entrechat!» – вскрикивала хореограф и девочки выполняли вертикальный прыжок, разводя ноги в воздухе, а затем соединяли их в V-образной позиции.
Две подруги, Лиза и Василиса, девочки тринадцати лет, стояли по центру станка. В хореографическое училище их определили матери, в прошлом ведущие балерины царского Императорского театра, отдавшие всю свою жизнь балету. Девочки тоже любили балет, но, в силу своего подросткового возраста и беспокойного характера, с трудом подчинялись строгой дисциплине училища.
Когда первые лучи солнца начинали заглядывать в класс, отражаясь в зеркалах, юные особы крутили головками с гладко зачесанными волосами, наблюдая за игрой солнечных зайчиков. Порой они украдкой бросали взгляды на свое отражение, и их губки трогала лукавая улыбка.
Там, в зеркалах, в плещущемся серебристом пространстве, возникала театральная сцена, созданная их воображением. И уже казалось, что не солнечные зайчики, а яркие софиты освещают эту зеркальную сцену. А по ней кружилась белая метель из воздушных снежинок: это артистки балета в белых одеждах, легко оттолкнувшись носочком ступни от сцены, взлетали в воздух и кружились, и летели, летели… Так, и никак иначе, видели свое будущее Лиза и Василиса: солистками Императорского театра. А зеркала все струились и струились приятной прохладой, показывая девочкам их желанное будущее.
Изольда Филипповна, заметив, что девочки опять начали отвлекаться, громко хлопала в ладоши, останавливая аккомпаниатора Зинаиду Ивановну, и начинала читать девочкам длинную лекцию о дисциплине и собранности. Те слушали, виновато опустив к полу глаза. Потом аккомпаниатор вновь брала аккорды и урок продолжался.
Все изменилось в одночасье. Пришел 1917 год, год революции в России. Большевики, свергнув царя, захватили власть, провозгласив вседозволенность революционных солдат. По улицам Петрограда бродили вооруженные пьяные солдаты силового гарнизона, круша все вокруг. Они врывались в дома, грабя и убивая всех, кто был «белой костью» – дворян и интеллигенцию, зачастую вместе с женами и детьми. Стало опасно просто ходить по улицам. С Кронштадта высаживались матросы и наводили «железной рукой» революционный порядок в городе. Солдаты, матросы и анархисты разворовывали магазины, музеи, превращая все вокруг в хаос.
В один из таких дней солдаты силового гарнизона, выйдя из казармы и направившись в цент Петрограда, неожиданно услышали звуки фортепьяно, льющиеся из открытых окон хореографического училища.
– Гляньте-ка, эти белые сволочи никак не угомоняться! На фортепьянах они, видите ли, играют! – зло процедил сквозь зубы невысокий коренастый солдат и сплюнул на землю. – Ну, ничего, сейчас мы им покажем кузькину мать!
Он направился к дверям училища, а за ним, предвкушая жуткое веселье, остальные. Громко постучав кулаками в дверь, они не стали дожидаться, пока им откроют и вышибли ее. Войдя в коридор училища, они, громко матерясь и стуча кирзовыми сапогами, стали открывать одну за другой двери. Сначала на их лицах появились растерянность и удивление – они не ожидали увидеть здесь девочек, почти детей. Им нужны были настоящие враги, с которыми было бы приятно расправиться.
Они замерли на порогах классов, уставившись на подростков. Рассматривая бледных от страха балерин, солдаты невольно начали сравнивать их со своими дочерьми, вечно носившими одни и те же серые платья и работающими у господ прачками. Глядя на чистеньких барышень в белых пачках, таких не похожих на тех женщин, которых они знали, солдаты ничего, кроме глухой злости к ним, не почувствовали. Один из них вспомнил двух своих дочек, оставленных в деревне, которые с девяти лет горбатились на хозяина. Лицо его стало еще угрюмее, и он стал молча наступать на девочек, дыша перегаром.
Девочки, привыкшие к другой жизни, жизни в любви и вере, не понимали, чего хотят эти страшные мужики. Испуганные балерины пятились к зеркалам, как будто хотели нырнуть в их спасительные глубины. Лиза и Василиса даже закрыли глаза, думая про себя о том, что вот сейчас, вместо класса, окажутся на освещенной софитами зеркальной сцене. Но их фантазиям не суждено было сбыться. Солдаты уже снимали с винтовок штыки.
Изольда Филипповна и Зинаида Ивановна вышли вперед, заслоняя собой девочек.
– Господа солдаты! – взывали они к пришедшим, в глазах которых все больше и больше разгоралась ненависть, – Немедленно покиньте помещение. Здесь идет урок…
Они не договорили: в их грудь вошли острые лезвия штыков. Потом дошла очередь и до девочек. Умирая, Лиза и Василиса дотянулись друг до дружки и успели взяться за руки.
Через час на полу всех классов училища лежали растерзанные тела юных балерин. На белых пачках, словно алые маки, расцветали кровавые пятна. А по всем зеркалам репетиционных классов стекали вниз красные ручейки. Чистая зеркальная поверхность, впитав в себя кровь девочек, начала мутнеть.
* * *
Отец продолжал строить свою зеркальную комнату. Он изменил положение зеркал на стенах, развернув их под разными углами. Теперь, стоя в центре комнаты, любой человек видел множество зеркальных коридоров, в которых множился он сам. Необычное положение зеркал позволяло каждому видеть не только свой затылок в зеркале сзади, но и свое лицо, смотрящее на него из зеркала.
Пришедших к нему на прием людей, он сажал по одному в центре комнаты так, чтобы они оказывались в центре этих зеркальных коридоров. Медиум долго читал свои заклинания, потом выходил из комнаты, оставляя человека одного. С внешней стороны комнаты он закрывал комнату на щеколду, чтобы те, кто оставались в ней, не открыли ее раньше времени, разрушив колдовство.
Сначала из комнаты не доносилось никаких звуков: сидевший там человек пристально всматривался в глубину зеркал. Позже слышались испуганные крики и всхлипывания. Это означало одно: зеркальная комната «работала». По крайней мере, гости медиума утверждали, что видели в глубине зеркального пространства силуэты своих родственников, которые кривились, как отражения в воде. По словам одних, родственники стояли, молча, с тоской глядя на них. Другие утверждали, что духи говорили с ними глухим голосом, словно идущим из-под пола, но они их понимали. А некоторые уверяли, что духи даже дотрагивались до них. Правда, была одна странность в рассказах людей, побывавших в этой магической комнате: иногда им казалось, что из глубины зеркал до них доносятся звуки игры на фортепьяно. Но медиум относил это к игре воображения рассказчиков.
Антон с иронией относился к занятиям отца. Если он такой всемогущий медиум, то почему у него никак не получается вызвать дух матери? И это было правдой. Отец частенько оставался один на один с зеркальными коридорами, но дух жены к нему так и не приходил.
В такие вечера, выйдя из зеркальной комнаты совершенно опустошенным, отец закрывал ее, отменял прием и возвращался домой. В это время Антону было лучше не попадаться ему на глаза: отец начинал срывать на нем свою неудачу. И, как всегда, он бранил сына за глупое, по его мнению, увлечение готикой. Антон старался быстрее исчезнуть из дому и отправлялся на кладбище к своей новой компании.
* * *
Сегодня состоялась свадьба Черного Ангела и Микантары. В отделение загса приехала вся группа Черного Ангела и готы из других сообществ. Все гости были в черном и загримированы под «трупов», «чертей» и «ведьм». Невеста одета в черное платье, свадебный букет перевязан траурной ленточкой. Широкий медный браслет с множеством цепочек с крестами на конце обхватывал ее руку.
