— Я бы попросил тебя поуважительнее, разрази тебя дьявол, отзываться…
Капитан и Уильям Мэй внимательно наблюдали за этим обменом колкостями. Причем Мэй ничего не понимал, а капитан понимал более чем достаточно. Поэтому, когда разговор подошел к опасной черте, он немедленно подал голос:
— Берем с собой.
— Кого? — одновременно и одинаково возбужденно поинтересовались помощники.
— Этого вашего могольского чиновника. У нас ведь найдется еще одна цепь на корабле?
— Найдется, — подытожил Мэй.
Как бы в подтверждение его слов в окно влетели, один за другим, три мучительных стона.
В это время два человека, судьба которых так подробно обсуждалась пиратскими командирами, сидели на полу в маленьком безоконном деревянном мешке в кормовой части корабля и пытались представить себе свое будущее.
Заглядывать слишком далеко было бессмысленно, поэтому они старались разглядеть лишь очертания завтрашнего дня.
Повесят или не повесят?
Мусульманин нервничал больше христианина.
Для того чтобы обрести относительное душевное равновесие, Уильяму было достаточно знать то, что его не съедят.
Базиру такой уверенности было явно маловато. И все прочие варианты собственной кончины он хотел бы отнести на как можно более отдаленное будущее. Чтобы иметь такую возможность, надо было вооружиться уловками, придумать какие-то капканы для воображения и жадности белых разбойников.
Крики жестоко уговариваемых французов доносились сюда, вниз, что не способствовало холоднокровности настроя пленников. Уильям первым устал от бесплодных попыток заглянуть в свое будущее. Даже самое ближайшее.
Ему захотелось общения.
Мусульманский индус, насколько можно было судить, свободно владел английским.
— Как тебя зовут?
— Какое это имеет значение? Аллах узнает меня, под каким бы именем меня ни казнили.
Так уж устроен восточный человек: даже если он не хочет разговаривать, он сообщает о своем отказе очень многословно. Уильям принял многословие мусульманина за готовность общаться.
— Сколько тебе лет?
— От количества лет, проведенных здесь, срок нашего пребывания там не меняется.
— Где это — там?
Базир усмехнулся, чувствуя свое превосходство над этим западным дикарем.
— Миром человека не исчерпывается мир Аллаха.
Какой удивительный человек, этот мусульманин, с неожиданной приязнью подумал Уильям. Видимо, знает много ученостей.
— Скажи, ты ведь плыл на том корабле, который потопили французы?
Базир насторожился. Может быть, к нему специально подсадили этого прикидывающегося дураком человека. Когда ничего не может добиться умный, может пригодиться скудный умом. Надо быть настороже.
— Я плыл на этом корабле.
— Судя по одежде, ты не моряк.
Базир промолчал. Полная темнота в каюте-конуре позволяла ему не думать о том, как выглядит его лицо.
— Ты ведь не моряк?
— Я податной чиновник.
— Ты следил за товаром, который везли на корабле, да?
Несмотря на темноту, Базир огляделся по сторонам.
— Да.
— Весь груз тебе был хорошо известен.
— Был.
Мусульманину казалось, что из темноты к нему приближается невидимая рука и сейчас схватит его за горло. Она его еще не схватила, но говорить ему уже сделалось трудно.
— Так вот, я и хотел спросить у тебя, что это был за алмаз там, среди прочих товаров. Такой большой, на полладони, больше, чем куриное яйцо?
Базир напрягся. Ему казалось, что сейчас на него обрушится потолок. Он зажмурился и так просидел несколько секунд в двойной темноте.
— Почему ты не отвечаешь?
Голос звучал просто и искренне. Мусульманин не чувствовал в нем никакого подвоха, поэтому ему стало совсем страшно, прошиб отвратительный пот.
— Ты что, заснул?
— Нет.
— Ты хрипишь, как будто тебя душат.
— Меня душат тяжкие мысли.
— А-а, — проявляя неожиданную проницательность, сказал Уильям, — ты не хочешь говорить об алмазе.
Мысли мусульманина совсем смешались. Он уже не знал, что ему думать. Идиот этот англичанин или великий хитрец.
— А раз не хочешь говорить, значит, уже все про него знаешь, правильно?
В голосе Кидда было столько убийственного простодушия, что могольский чиновник сорвался:
— Этот бриллиант называется «Посланец небес», он одна из трех главных драгоценностей короны шахиншаха.
— Зачем он отправил ее плавать по морям?
— «Посланец небес» обладает многими чудодейственными свойствами…
Базир осекся. Что он делает?! Кому он это рассказывает?! Он обезумел! О Аллах, убери затмение с моего бедного разума!
— Какими он обладает свойствами?
Мусульманин уже овладел собой.
— Не знаю. Слышал только, что алмаз этот чудодейственный, а куда его везли и зачем, то мне неведомо. Да я его и не видел никогда. Таким мелким людям, как я, это не дозволяется. Я не уверен даже, что он был на корабле.
Кидд страстно ему возразил:
— Был, был!
Базир перевел дыхание и осторожно, тихо-тихо спросил:
— А ты видел его?
— Конечно.
Чиновник еще более понизил голос, опустив его до уровня змеиного шипения: — Где?
— В руках у капитана Леруа.
— Когда вы относили прятать сундук с монетами?
— Да.
— Он сам показал тебе его?
— Да. Мы стояли возле водопада, он достал из кармана тряпицу…
— А что было потом?
— Потом на нас напали дикари.
Базир несколько раз вздохнул, стараясь справиться с волнением. Он чувствовал, как у него дрожит все внутри. Сейчас, сейчас он узнает…
Зря он взял эту передышку. Кидд внезапно задумался о смысле своей откровенности.
Зачем он рассказывает все это?
Кому он рассказывает все это?
С неприятным удивлением он обнаружил, что выболтал уже почти все, что знал.
— Может быть, ты знаешь, где этот камень находится и сейчас, а?
Если бы этот вопрос был задан несколькими секундами раньше, на него был бы дан исчерпывающий ответ. Была бы описана вымоина в скале, в которую вечно падает струя водопада и на дне которой беззаботно перекатывается тот самый «Посланец небес». Но Уильям уже принял решение помалкивать. С какой стати он будет выкладывать мусульманину то, что он скрыл от британца. Пусть все одинаково ничего не знают.
— Так ты знаешь, где он сейчас?
— Нет. На нас сразу же напали. Капитана Леруа убили. Я его не любил, он обманул меня и забрал мой корабль, но мне его было жалко.
— А камень, конечно, забрали дикари? — не желая сходить с нужного направления в разговоре, давил Базир.
— Наверно. Больше я его не видел.
— А пираты искали его?
— Наверно, искали.
— Ты рассказывал им о нем?
Уильям подумал и сказал правду, не зная, правда, на пользу ли она ему: