— Свяжите ему руки.
Тепла, тиха мадагаскарская ночь.
Горят на небе сочные тропические звезды.
Повизгивают длиннохвостые обезьяны в зарослях на берегу.
Отливающая серебряным маслом дорожка пролегла от луны.
Тихими хрипловатыми голосами напевают матросы, заканчивая приборку.
Журчит вода в шпигатах.
Вскрикивают и стонут пытаемые французы. Это те, кто по своей глупости не захотел по первому требованию расстаться с деньгами, полученными при дележе.
Отдадут.
Вместе со здоровьем.
С квартердека раздается:
«Все на брасы! В дрейф ложись!»
Флаг приспущенный не вьется,
Оборвалась чья-то жизнь.
Как ведется меж матросов,
Тело в парус завернут,
Оплетут покрепче тросом
И за борт его столкнут.
Ни креста, ни глади моря,
Ни единого цветка.
Только волны, только зори
Над могилой моряка».
У Брайана Лича, капитана «Блаженного Уильяма», всегда перехватывало горло, когда песня доходила до этого места.
Перехватило и в этот раз. Он даже закрыл глаза, в уголках которых загорелись две горючие слезинки. Что было неуместно, поскольку в каюте, где на широкой постели под пропотевшими простынями расположился измотанный лихорадкой капитан, происходил как раз военный совет.
Присутствовали все помощники капитана корабля. Роберт Каллифорд, Сэмюэль Берджесс и Уильям Мэй.
Они стояли в изголовье капитанской кровати, держа свои шляпы на сгибе левой руки, правой опираясь на рукояти торчащих из-за пояса пистолетов.
Обсуждался один вопрос: что делать дальше?
— Так вы считаете, что со второй частью этого золота нам можно попрощаться?
Роберт Каллифорд кивнул:
— Мы можем простоять здесь до второго пришествия, обыскивая джунгли. Дикари надежно спрятали сундук.
— А может, выбросили в какое-нибудь болото в качестве жертвы своим богам, — добавил Берджесс.
— А точно ли деньги были у них?
— Похоже на то. При нашем появлении их главный, то ли вождь, то ли жрец, покончил с собой. Он сообразил, за чем мы явились и что с ним можем сделать.
Лич несколько раз тяжело вздохнул. Полежал несколько секунд с закрытыми глазами.
— Там что, больше никого не осталось в живых после вашего посещения? Некого допросить?
Берджесс усмехнулся и почесал лысый затылок.
— Это все равно что допрашивать обезьян. Пользы не намного больше.
— Понятно. А что вы скажете об этом шотландце? Как его зовут? Кидд?
— Именно так, капитан, — ответил Каллифорд. — Уильям. И надо заметить, он немного блаженный. На мой взгляд,
Все засмеялись.
Даже на губах лежащего появилось некое подобие улыбки.
— Тем не менее я не считаю, что с ним все ясно. Не исключено, что он что-то знает.
— Знает?! Так расспросите. Допросите!
Каллифорд почесал пальцем рваную ноздрю:
— Расспросить? Я его уже расспросил. Прямо на месте. Тогда же у меня создалось впечатление, что он немного не в себе. Дикари приняли его за бога и оказывали ему, судя по всему, божеские почести.
— Что ты имеешь в виду?
Каллифорд хмыкнул и почесал другую ноздрю:
— Он сказал, что они его облизывали.
Берджесс и Мэй открыли свои пасти, готовясь хохотать. Но Лич был не расположен шутить.
— Облизывали? Интересно.
— Поэтому я решил взять его с собой. Будем внимательно за ним следить.
— Он что, по-вашему, прячет сорок фунтов золотых монет в карманах панталон?!
Каллифорд не любил, когда над ним смеялись. Лицо у него дернулось.
— Он придет в себя, надеюсь. Перестанет считать себя богом, ведь облизывать мы его не станем, как вы понимаете. Тогда мы с ним поговорим.
Берджесс покачал лысой головой:
— По-моему, пустой номер, я бы его вздернул.
Каллифорд раздраженно покосился на него:
— Ты бы вообще всех вздернул, у кого есть шея.
— Надо взять его с собой, — сказал тугодум Мэй. — Чем мы рискуем?
Капитан согласился:
— Конечно возьмем. Но, чтобы обезопасить себя от его хитростей, перед входом в любую гавань будем сажать его на цепь. Не верю я что-то в живых богов. Даю голову на отсечение, парень нас дурачит.
— Может, просто набивает себе цену, боится, что мы оставим его на берегу вместе с французами. Они, я думаю, уже догадались, по чьему совету мы выпотрошили их карманы.
— Да, Каллифорд, и это возможно. Поэтому помните о цепи. Кроме того, если он сделает попытку бежать…
Через открытое окно в каюту влетел тяжелый, мучительный стон. Еще один француз расстался со своим временным богатством. Капитану, похоже, чужие страдания приносили облегчение.
— Так вот, если он сделает попытку бежать, ему спокойно можно вставлять фитили между пальцев. Значит, он действительно что-то знает.
Мэй наморщил лоб и осторожно спросил:
— Как же мы увидим, что он собрался бежать, если он будет сидеть на цепи?
— Однажды мы «забудем» посадить его на цепь или «забудем» закрыть замок, — пояснил Каллифорд.
— А-а, — протянул тугодум, но никто не был уверен, что он все понял правильно.
В то же открытое окно из влажно-душной бездны тропической ночи влетела огромная мохнатая бабочка и, шумно попетляв под деревянным потолком, присоединилась к кучке насекомой мелочи, осадившей тусклый масляный фонарь.
Брайан Лич сказал:
— Вы мне ничего не рассказали о мусульманине.
— Его зовут Базир. Сопровождал груз на «Порт-Ройяле». Родом индус. Надзирал за торговлей в Сурате. От Великого Могола. На лбу шрам.
Коротко доложив все ему известное, Мэй вытер вспотевший от напряжения лоб.
— Зачем он нам нужен? — спросил капитан.
— Выкуп? — неуверенно предположил Берджесс.
— Ты предполагаешь, мы можем потребовать выкуп с Великого Могола? — с нескрываемой иронией спросил Лич.
— Потребовать-то мы можем…
— Но вряд ли получим.
— Да я бы и не советовал пробовать.
— Почему, Роберт?
— Во-первых, этот Базир не родственник, а всего лишь чиновник.
— А во-вторых?
— А во-вторых, я бы не стал на нашем месте сообщать Великому Моголу, что именно мы ограбили его корабль.
Берджесс почесал лысину.
— Корабль принадлежал компании.
— Это несущественно. Перевозил же он груз, принадлежащий Аурангзебу.
— Все-таки я бы попробовал.
— Что бы ты попробовал, Сэмюэль?
— Надо сообщить в Дели, что этот Базир у нас.
— Не думаю, что слуга, не уберегший хозяйские сокровища, представляет какую-нибудь ценность.
— Вот именно, Роберт. Аурангзеб выкупит его, для того чтобы посадить на кол.
— У нас в Девоншире говорят: не лови рыбу на птичью приманку.
— Мало ли что у вас там говорят, в вашем Девоншире.
— Я бы попросил тебя поуважительнее, разрази тебя дьявол, отзываться…