Продавщица отступила назад.
– Пять килограммов губок?
– Точно, – кивнул я, ощущая себя идиотом.
– Но зачем?
– Надо.
– А-а… а… – вдруг протянула девушка, – наверное, вы надумали гуманитарную помощь оказать, да? В детский дом отправите?
– Верно, – кивнул я, – там хотят именно такое количество.
– Но они у нас поштучно продаются.
Я взял одну губку.
– Сейчас узнаю, сколько она весит, и вернусь.
– Конечно, конечно, – защебетала девушка и захихикала.
Я дошел до отдела, где отпускали сыр, и попросил:
– Сделайте одолжение, взвесьте ее.
– Зачем? – изумился парень с той стороны прилавка.
– Вам трудно?
Продавец пожал плечами:
– У нас весы электронные, кладу товар, набираю его код, аппаратура сама выставляет цену: выползает чек, который потом наклеивается сверху. Но губки поштучно идут.
– Мне надо знать вес!
– Ну… ступайте в овощной, у них другие весы есть.
Я порысил в противоположный конец магазина, подошел к даме постбальзаковского возраста, мирно укладывавшей яблоки горкой, показал губку и снова услышал песню об электронных механизмах и чеках. Следующие десять минут я пытался объяснить продавщице, зачем мне понадобилось взвешивать губку. Наш разговор заинтересовал как свободных продавцов, так и некоторых покупателей, поэтому вскоре около нас собралась толпа.
– Чего вы мне голову дурите! – обозлилась наконец дама.
Она явно собиралась продолжить фразу, вероятнее всего, сейчас всем предстояло услышать ее мнение о моих умственных способностях, но тут вдруг из подсобки вынырнул подросток в грязных джинсах и прошептал ей что-то на ухо.
Вмиг продавщица стала приторно любезной, просто сахарная вата, а не женщина.
– Уж и как вам помочь, прямо не знаю! – участливо воскликнула она. – Для нас покупатель завсегда прав. Любой его каприз исполним. Но только губочку, чес слово, взвесить не на чем! Поверьте!
Я пригорюнился. И тут подросток сказал:
– А пусть он на весы для картошки встанет, сначала один, а потом с этой дрянью!
– Молодец, – одобрил хор голосов.
– Сюда, сюда, – заквохтала тетка. – Кстати…
В ту же минуту она горделиво выпрямилась, выпятила пышную грудь, попыталась втянуть живот, не справилась с этой задачей, поправила волосы, откашлялась и сообщила:
– Меня зовут Галина Сергеевна Пилипенко, я продавец первой категории, в торговле тридцать лет, награждена грамотами и отмечена записями в трудовой книжке, имею среднее специальное образование, а это мой сын Владик, он тоже хочет стать продавцом, идет по моим стопам.
Сказать, что я удивился, это не сказать ничего. Перед моим носом неожиданно оказалась пухлая рука с безвкусным золотым кольцом, в котором слишком ярко сверкал искусственно выращенный рубин. Пришлось пожимать бабе длань и представляться.
– Очень рад знакомству, Иван Павлович Подушкин.
– Становитесь сюда, – велела Галина.
Я ступил на железный прямоугольник. Владик ловко подвигал гирьки.
– Восемьдесят пять, – сообщил он, – а теперь с губкой.
Я покорно повторил маневр.
– А столько же… – протянул подросток.
– Она очень легкая! – крикнул кто-то из толпы.
Я приуныл.
– Да, и как же мне купить пять килограммов?
– А зачем? – удивился Владик.
– Чего ты любопытничаешь? – оборвала его Галина. – Раз надо человеку, значит, надо, наше дело товар отпустить. На фига было покупателя взвешивать? Мы сейчас барахло в мешок натолкаем, пять кило весы покажут. Эй, Света, Нина, тащите губки.
Работа в магазине была парализована. Со склада притащили невероятное количество серо-желтых губок, вам и в голову не придет, какого размера мешок получился.
Провожаемый взглядами и хихиканьем, я добрался до кассы. Толпа следовала за мной, впереди мощным авианосцем плыла Галина, в кильватере шел Владик, за ними остальные продавцы и покупатели. Возле кассы нервно улыбалась стройная женщина в деловом костюме.
– Сидоркович Раиса Сергеевна, – представилась она, – директор магазина, вы довольны обслуживанием?
– Более чем, – кивнул я.
– Считай, Инна, – велела Раиса Сергеевна.
Девушка за кассой принялась вынимать губки и пробивать их, процедура заняла довольно много времени. Наконец мне вручили чек, который смело можно было вешать в туалете вместо туалетной бумаги, и назвали стоимость покупки. Цифра оказалась невероятной, но отступать было некуда. Тихо радуясь тому, что Нора обязала меня всегда носить с собой большую сумму денег на случай форсмажора, связанного с расследованиями, я расплатился, взвалил мешок на плечо и пошел к выходу.
– А где букет? – закричала Галина.
Я обернулся.
– Простите…
– Цветы дарить не будут?
– Кому?
– Вам.
– Мне? За что?
– Ну как же! – возмутилась продавщица. – Я сколько раз по телику видела! Потом розы дарят и кричат: «Розыгрыш, розыгрыш!» Нас же сейчас для передачи снимали!
Я моментально понял, отчего Галина и директриса магазина представлялись мне по всей форме, чуть ли не с предъявлением паспорта, и по какой причине другие продавцы толпились около весов с идиотскими улыбками. Они решили, что в их супермаркет прибыло телевидение и тайком запечатлевает на пленку происходящее. Может, кто-то из вас видел передачу «Розыгрыш»? Я пару раз нападал на нее и даже смеялся. Жаль, но придется разочаровать персонал.
– Простите, но мне и в самом деле нужны губки, никаких камер нет.
Раиса Сергеевна моргнула раз, другой, третий.
– Пять килограммов? – ошарашенно поинтересовалась она. – Но зачем?
Я вцепился в покупку и дал деру. Следующая проблема поджидала меня на улице. Запихнуть огромный куль в «Жигули» было не так просто. Я по наивности подумал, что губки мягкие и легко сомнутся, но они пружинили и никак не желали деформироваться. Кое-как я все же сумел наполовину затолкать мешок в салон и в этот момент был остановлен милиционером, юным парнишкой с наивной физиономией. Сначала он тронул меня за плечо, потом сурово сказал:
– Сержант Федорчук, чем мы занимаемся? Что в мешке?
Я прислонился к машине и вытер со лба пот.
– Губки.
– Какие?
– Натуральные.
– А ну покажь!
– Смотрите на здоровье.
– Вымай, – велел сержант.
– Но я с таким трудом начал впихивать груз в машину, – сопротивлялся я.
– Давай, не спорь, – не дрогнул парнишка, – а вдруг ты террорист, а там взрывчатка!
– Побойтесь бога, молодой человек, – возмутился я, – представляете, какое количество тротила должно находиться в подобной таре! Его хватит, чтобы взорвать пол-Москвы!
Но сержант не стал слушать мои справедливые возражения, пришлось высыпать губки.
– Эт-та чего? – изумился милиционер, увидав начинку мешка.
– Объяснил ведь уже, губки, натуральные.
– Зачем?
– Ими моются, в ванной.
– Не, зачем тебе столько? Торгуешь? Тогда показывай накладную.
– Я вовсе не занимаюсь продажей банных принадлежностей, для себя купил.
– Столько? За каким фигом?
– А вот это мое личное дело, – осерчал я, – вы искали тротил, его нет, теперь я могу уезжать?
– Просто мне интересно, – по-детски ответил юноша. – Давайте помогу мешок внутрь засунуть.
Когда куль оказался на заднем сиденье, я сел за руль и сказал:
– Спасибо.
– А все-таки, – не успокаивался сержант, – чего вы с ними делаете?
Я тяжело вздохнул. Сказать правду? Мол, имею матушку, которая попросила приобрести пять килограммов губок? Мальчик мне никогда не поверит.
– Я их ем, – выскочило у меня помимо воли, – оздоравливаюсь!
– И вкусно? – вытаращил глаза сержант.
– Знаете, – вздохнул я, – то, что полезно, никогда вкусным не бывает, чем гаже продукт, тем он здоровее.
– Может, с майонезом и ничего будет, – протянул простодушный мальчик, – с провансалью что угодно слопать можно! А от чего они помогают?
– От всего, – ответил я и укатил.
Глава 10
Увидав мешок, Николетта взвизгнула:
– Вава! Что это за гадость?
– Ты же сама просила! Губки, пять кило, желтые!
– Ужасно, – закатила глаза Николетта, – отвратительно. Ничего тебе поручить нельзя, все приходится делать самой! Мне нужны мочалки! Такие длинные! Как ты мог перепутать их с губками.
– Ты же не хотела синтетику. А натуральные…
– Длинные, – перебила меня Николетта, – волосатые!
– Волосатые?!
– О господи! Сейчас.
Повернувшись на каблучках, она ушла. Я сел на кресло в прихожей и обмяк. Неожиданно перед глазами возник Виктор, его несчастное, испуганное лицо, побелевшие пальцы. Конечно, он убийца, расчетливый, хитрый, задумавший завладеть богатством Валерии. Он тщательно спланировал преступление и чувствовал себя в безопасности. Кто же мог ожидать, что фотография, на которой Виктора запечатлели совершенно случайно, поможет восстановить справедливость. Я стал орудием возмездия, но отчего у меня нет сейчас никакой радости? Почему в душе поселились тревога и уныние?
