– Материал смотрели недавно, говорят, потрясающе.
– А бывает так, чтобы материал не потрясающий получался? – усмехнулся Сэм.
Доуни, игнорируя это замечание, скрылась в ванной, откуда вскоре послышался шум включенного душа.
Сэм усилил звук на внутреннем радио, разговоры в гримерной теперь были почти не слышны, все перекрывал голос Джо, транслируемый со сцены: «Значит, приезжает папа к нам в Нью-Йорк и подают ему здоровенный белый лимузин…»
Дон изумился:
– Неужели он этот анекдот рассказывает, как сто лет назад?
– Конечно, и, как сто лет назад, хохочут до слез, – ответил Сэм. – Кстати, в пятницу я пригласил на программу Милта Шульца с женой.
– А кто это?
– Важный человек в нашем агентстве, утрясает неприятности, если что-то такое произойдет с клиентами на Востоке.
Костюмер подал Дону его расшитую блестками куртку.
– Милая! – крикнул Дон в направлении ванной, где шум воды прекратился. – Увидимся сразу после концерта, хорошо?
– Минуточку, – высунулась Доуни в тонкой простыне, облепившей ее влажное тело. Обняла его за шею, шепнула: – Когда будешь петь «Весь горю от страсти», вспомни обо мне, пожалуйста.
Прижалась к нему всем телом и добавила, заигрывая:
– А за это потом будет все, как ты любишь.
– Обязательно, детка, обязательно, – растаял Дон. Она отпустила его.
– Дон, скажи им, чтобы уходили, мне хочется отдохнуть с полчасика.
– Все слышали? Выметайтесь, – сказал Дон, и к выходу за ним потянулись костюмер, гример, потом и агент.
Двери закрылись, Доуни потушила свет и прямо в простыне плюхнулась на кушетку.
По внутреннему радио был слышен голос Джо: «А теперь, леди и джентельмены, вот тот, кого вы с нетерпением ждали весь этот чудесный вечер, вот он, наш несравненный и единственный… – голос его напрягся, перекрывая рев зала, – Джо Арнольд!»
Доуни вздохнула. Из приоткрывшейся двери ванной в темную комнату проникал луч света. Она сбросила простыню, оставшись в чем мать родила, тело ее подрагивало в ритм первой песни Дона:
Мы с тобой сегодня будем вместеИ забудем вместе обо всем,Я тебе скажу совсем без лести,Что мечтаю быть с тобой вдвоем.
Она не сдержала улыбки, услышав, как тихо поворачивается дверная ручка. В проеме показался темный силуэт комика Джо. Он повернул за собой замок.
Ни слова не говоря, она поднесла к груди левую руку и принялась играть со своим соском, пока правая рука раздвигала ноги. Джо тяжело дышал, наблюдая за нею. Медленными движениями он расстегнул брюки.
Комната опять заполнилась голосом Дона:
Весь горю от страсти,Весь в твоей я власти,Обо всем забыли,Счастливы с тобой.
Джо кинулся на нее…
– Что, сука, любишь, чтобы тебя драли, когда он поет?
– Да, миленький, да.
Все отдам за это,С тобою до рассвета,Нам с тобой сегодняНекуда спешить.
– Еще, – шептала она под ним, – еще…
В зале толпа сходила с ума, все топали, свистели, орали, перебивая друг друга. А оркестр одну за другой исполнял мелодии хитов Дона, давая ему возможность перевести дух, а заодно и поправить грим. Костюмер подал ему на сцене бокал с водой (на самом деле там была водка со льдом). «Спасибо», – хрипло пробормотал он, направляясь за кулисы. Подскочила парикмахерша, Дон от нее отмахнулся. Но она что-то настойчиво ему говорила, дергала за рукав, потом нагнулась и быстро зашептала ему что-то в ухо.
Лицо Дона стало смертельно бледным. Бокал грохнулся об пол, Дон со всех ног помчался по коридору к своей гримерной.
– Дон, с ума ты сошел, что ли, – вопил, несясь сзади, агент, – послушай же, Дон!
Но Дона уже не было видно. Секунду спустя с оглушительным хлопком распахнулась выбитая дверь, и шум разнесся по всему помещению за сценой.
Доуни валялась на кушетке нагишом, задрав левую ногу, а Джо поспешно застегивал штаны.
– Гад вонючий! – Комик едва успел увернуться и бросился прочь, таща за собой брюки, запутавшиеся вокруг лодыжек. – Пингвин удирающий, да и только, убью, сволочь!
– Дон, я сейчас все объясню, да успокойся же, Дон! – Доуни вскочила с кушетки, кутаясь в подхваченную простыню.
– Я тебе объясню! – Кулаком с размаха он изо всей силы заехал ей в лицо. Из сломанного носа фонтаном хлынула кровь. Она пыталась увернуться, но он схватил ее за волосы и притянул к себе: – Значит, отдохнуть тебе захотелось, блядь! – И снова ударил ее по лицу.
– Прекрати! – Сэм влетел в уборную, как раз когда Дон замахнулся для третьего удара. Кинулся на него сзади, на секунду сбил ему дыхание, дав Доуни шанс улизнуть, запершись в ванной. – Да послушай же меня, Дон! А публика?
Сара извлекла на свет свежую колоду.
– Знаешь, Бен, покойный муж Бренды был замечательный человек.
«О Господи, – подумал Бен, – хочет подсунуть мне эту дуру, напирая на достоинства ее скончавшегося супруга». Однако он вежливо улыбнулся женщине средних лет, сидевшей напротив, которая пристально его рассматривала, прикрывшись картами.
– И наследство оставил большое, правда ведь, Бренда?
– Да, большое, – ответила Бренда, будучи явно не из разговорчивых.
– Квартира у Бренды прелестная, а район… – тут зазвонил телефон. – Ничего, автоответчик включен, – засуетилась она, но Милт уже снял трубку.
– Бен, – сладко чирикала Сара, – ты ведь проводишь Бренду, когда закончим играть?
– Нет, не смогу.
– Напрасно, тебе было бы любопытно взглянуть на ее гнездышко.
– Что? – вдруг заорал Милт, сжимая трубку. Все обернулись к нему.
– Чтоб никому никакой информации, Сэмми, – диктовал Милт. – Какая еще «скорая»? Вези ее прямо в «Сент-Джозеф» и на своей машине, понятно?
На другом конце провода кто-то, видимо, возражал Милту, уже начинавшему терять терпение.
– Ну и что такого, что нос сломан… не голову же ей оторвали… ладно, обойдется… нет, в приемное отделение. Там сбоку есть подъезд, на Сибриз, знаешь? Жду вас там.
– Что такое? – забеспокоилась Сара, когда Милт опустил трубку.
– Да этот чокнутый Дон Арнольд, ну, певец.
– Кошмарные люди эти актеры, – сообщила Сара Бренде.
– А что случилось? – поинтересовался Бен.
– Ну, понимаешь, – Милт уже натягивал пиджак, – пока он был на сцене, пел этот свой шлягер «Весь горю от страсти», она и правда от страсти сгорала у него в уборной, с комиком из той же программы.
– Какая гадость! – отозвалась Сара.
– А он ее накрыл за этим делом и все говно из нее повыколотил.
– Фу, как ты выражаешься, тут же леди, – кинулась извиняться перед Брендой хозяйка. – Не в Голливуде мы, запомни.
Милт быстро пошел к выходу.
