– Черт, у нее же съемки на полном ходу. Как-то надо выкручиваться.
– Я с тобой поеду, – поднялся Бен.
– Нет, нет, – остановила его Сара твердым жестом. – Ты же сказал, что довезешь Бренду домой.
Бену послышалось, что Милт, захлопывая дверь, взвыл от восторга.
Глава VI
Обычно Эллен являлась на работу загодя – не любила торопиться, нервничать, каждую минуту посматривать на часы, а сегодня пришла и вовсе за час, намереваясь перехватить Рихарда между двумя операциями. Неделю они не виделись, и она успела соскучиться. Надеюсь, добыл он сердце того ребенка, не зря съездил. Если дело ему удавалось он всегда испытывал прилив жизнелюбия, а такой он ей и нужен, ведь Эллен придется сказать ему, что комната сдана и, главное, мужчине. Разумеется, к Бену смешно ревновать, он же ей в отцы годится, но ведь Рихард европеец, и кос о чем понятия у него старомодные.
Она вышла из лифта на том этаже, где располагались операционные, и вдали увидела двигающуюся по коридору ей навстречу знакомую фигуру – какая-то черного цвета палатка, увенчанная белым шаром, сверку колпак, под ним бледное, круглое, как луна, лицо.
Так монахиня Кларита, сестра милосердия, единственная, оставшаяся со времен, когда госпиталь относился к монастырю, и по сей день носит все подобающее сану да и обряды выполняет, и держится тех же понятий: исполнять обеты, чтить Отца своего, сохранять непорочность, довольствоваться самым малым, никогда не отступать от послушания – вещи, на которые сегодня мало кто всерьез обращает внимание.
Сестра Кларита замедлила шаг. Санитар, толкавший за ней каталку, тоже притормозил:
– Приветствую вас, милая.
У Эллен мелькала иногда мысль, что сестра Кларита считает ее заблудшей овцой, католичкой, не оправдавшей своего призвания, поэтому держится особенно настороженно при встречах с не..
– Что вам угодно сестра?
Монахиня жестом указала на пациента, занимавшего каталку, – у него лица совсем не было видно из-за бинтов.
– Видите, упала с лошади на полном скаку, какое несчастье! Совсем изуродованную привезли, бедняжечку. Хорошо, доктор Смозерс был на дежурстве – он ведь прямо волшебник.
– Вы тоже волшебница, сестра. Лучше вас никого быть не может.
– Вашими молитвами, милочка, да и моими тоже. Все в руках Божих, а я что, песчинка, – потупив взгляд, отвечала монашка.
Эллен присмотрелась к неподвижной фигуре на каталке.
– От наркоза еще не отошла, – объяснила сестра Кларита. – Но скоро он уже перестанет действовать. Мне сказали поместить ее в отдельную палату.
У Эллен от изумления приподнялись брови.
– Да, вот так вот, – кивнула сестра, подмигнув ей, как будто они состояли в заговоре. – Ну, вы понимаете, еще одна Джейн Долфин.
– Ах, вот оно что.
Джейн Долфин было обозначение, принятое в больнице для тех пациентов, чьи настоящие имена никогда даже не упоминались. С такими чаще всего возилась как раз сестра Кларита, ведь тут можно было быть спокойным: никому ни намека, все унесет с собой в могилу.
С каталки донесся слабый стон.
– Ой, что это я с вами заболталась, она вроде как в себя приходит, надо спешить.
– Увидимся попозже, сестра.
– Монахиня деловито зашагала прочь, так что санитар с каталкой еле за нею поспевал.
«Любопытно, какую на этот раз доставили Джейн Долфин, – подумала Эллен. – Знаменитость, небось. Или дочь какой-нибудь знаменитости, а может, жена?»
В кабинете Рихарда на своем месте сидела Джина с пилочкой для ногтей. И как только позволяют сестре отращивать такие острые когти? Надо бы правила какие-нибудь ввести на этот счет. Джина подняла голову, выдавила из себя улыбочку «Привет».
– Мне бы с доктором Вандерманном поговорить.
– И мне бы тоже, только он еще не приходил.
– Но из Флориды он ведь вернулся, так?
– Конечно, мы с ним вернулись еще вчера вечером. – Она что, намеренно подчеркнула «мы с ним», или это все фантазии из-за ревности? – Просто у него с утра консультация на Манхэттене, вот он и задержался.
– Скажите ему, пожалуйста, что я его ищу.
Джина кивнула, продолжая сосредоточенно заниматься ногтями.
Звук пилки действовал Эллен на нервы.
– Я с полчасика посижу в кафетерии, пусть спустится, если придет.
– Что, к новой операции материал собрали? – и опять эта ее фальшивая улыбочка.
«Конечно, – подумала Эллен, – и это будет лоботомия, а пациентом станешь ты», – чуть это вслух не выпалила, но сдержалась – лучше промолчать – и поспешила уйти.
– Сдурела, да? – Голди чуть у нее чашку с кофе из рук не вышибла.
– Потише ты, – процедила Эллен, – весь кафетерий на нас смотрит.
Голди расхохоталась.
– Ну, подруга, ты точно ку-ку! То бродяг каких-то в парке кормишь, то у себя дома палату для стариков устраиваешь, ты бы еще геронтолога пригласила. Или вот сестру Клариту, она с такими привыкла возиться…
– Лучше бы я тебе ничего не говорила.
– Вот увидишь, из жильца он превратится в пациента, а тогда…
– Прошу тебя, Голди, он, может, и стар, но никакой не инвалид. Вполне подтянутый и к тому же настоящий джентльмен.
– Ясно, этакий супермен-каких-теперь-не-встретишь. Дверь перед тобой распахивает, и поэтому убежден, что все женщины в мире живут для того только, чтобы его обслуживать.
– И вовсе он не такой.
– Да ну? А ты откуда знаешь? Ты же сама сказала, что он прожил с женой лет сорок, даже больше. Уж воображаю, что это была за жена, – от плиты не отходила, с пылесосом просто засыпала, носки ему чинила-штопала, а он сидел перед телевизором, смотрел футбол да задницу себе почесывал.
– Ты, видно, свою семейную жизнь описываешь, Голди.
– Да уж на таком-то фоне у меня дома просто рай. К тому же, что я? У меня, понимаешь ли, муж есть, так что я к себе мужчину в жильцы не возьму.
– Да сама посуди, как мне с платой в одиночку управиться? Тем более этот терапевт, он же целое состояние стоит.
– Никогда не могла взять в толк, зачем ты деньги тратишь на этого коновала.
– Затем, что он мне помогает.
– Да чем же, чем?
– Ну, спина стала меньше болеть, он ведь мне объяснил, что это нервное, главное дело – психику привести в порядок.
– Психику, говоришь? Ну, ну.
– И вообще у меня спины просто нет.
– Господи Иисусе, это еще как?
– А вот так. Он прав, психотерапевт этот мой. Спину я чувствую, потому что у меня синдром гадкого утенка.
– Ну знаешь, я всякое слыхала, но чтоб платить какому-то шарлатану двести долларов в час и за это слушать, что ты гадкий утенок…
– Не надо так, Голди, ты же не знаешь ничего.
– Все знаю: гадкий утенок становится лебедем, так ведь?
