социального кризиса
В 1952–1953 гг. число новых репатриантов резко уменьшилось — за эти два года в страну приехало менее 36 тыс. человек. Большому числу европейских евреев было отказано в выездных визах; так, Румыния закрыла двери своим евреям в 1952 г., и потом, до 1956 г., оттуда мало кому удавалось выехать — бывший поток превратился в тоненькую струйку. Начало 1950-х гг. — это период, когда коммунистический антисионизм отличался особой ненавистью и ожесточением (Глава XVII), и немало евреев было брошено бухарестским режимом в тюрьмы по обвинению в “антипартийной” деятельности, причем чаще всего эти обвинения были вымышленными. Польша закрыла выезд евреям в 1950 г. В самом Израиле неблагоприятное экономическое положение вынудило правительство страны и Еврейское агентство впервые с 1948 г. ограничить въезд, разрешив его только тем евреям, жизни которых угрожала реальная опасность. Что же до всех остальных, то предпочтение отдавалось молодым, энергичным, имеющим хорошую профессиональную подготовку. Такая политика не была заявлена в официальном порядке, но осуществлялась на практике.
Однако, по мере стабилизации экономического положения страны, процесс репатриации стал набирать прежние обороты; в 1954 г. приехало 18 тыс. человек, в 1955 г. — 37 тыс., в 1956 г. — 56 тыс., и в 1957 г. — 72 тыс. В этот период в основном прибывали репатрианты из стран Северной Африки. Так, например, в 1954 г. евреи из стран Магриба составили 67 % от всего числа репатриантов, в 1955 г. — 87 %, в 1956 г. — 80 %. К маю 1958 г., когда отмечалось десятилетие еврейского государства, число евреев, прибывших из стран Северной Африки, составило 160 тыс. человек, превысив численность йеменской и иракской иммиграционных волн. Эти цифры свидетельствуют о трагических и опасных событиях в той части земного шара, которая до сих пор оставалась вне поля зрения западноевропейского еврейства. Немногие израильтяне представляли себе, что выходцы из стран Магриба являются прямыми наследниками одной из самых древних цивилизаций в еврейской истории, которая возникла еще до Карфагена. А ведь во времена исламского возрождения (IX–XIII вв.) магрибская община соперничала с испанскими евреями и по богатству, и по уровню культуры; к тому же после XV в. в Северную Африку переселилось около 40 тыс. сефардских беженцев, ставших жертвами инквизиции и испанского закона об изгнании евреев. Со времен Средневековья и до периода новой истории магрибская еврейская община породила целое созвездие выдающихся людей — таких, как философ и кодификатор Галахи Моше Маймонид, поэт Иегуда Ибн-Аббас, математик Юсуф Ибн-Акнин, видный коммерсант Шмуэль Палаш, посол Марокко в Нидерландах, другие известные ученые и писатели.
Затем, в XVIII в., во времена мусульманской религиозной реакции, на Магриб обрушилась беда. Особые налоги, которые обязаны платить зим-ми, были утроены. Евреев поставили в рабскую зависимость от их мусульманских господ и фактически заперли в еврейских кварталах, запретив им передвигаться по стране и за ее пределами. По прошествии столетия такой жизни очень многие североафриканские евреи утратили умение читать и писать. И лишь появление французов (в 1830 г. — в Алжире, в 1881 г. — в Тунисе и в 1912 г. — в Марокко) способствовало отмене самых жестких ограничений и дало возможность североафриканским евреям хоть в какой-то мере восстановить прежний образ жизни. В Алжире, первой стране, попавшей под власть Франции, евреи уже в 1870 г. получили французское подданство и все гражданские права. Община вновь стала процветать и благоденствовать; евреи приняли французский язык как язык общения и стали возвращаться к былой культурной жизни. В подобных обстоятельствах, учитывая также, что Алжир был самым спокойным из французских владений Магриба, лишь немногие из 130-тысячной еврейской общины всерьез задумывались об эмиграции. Число переехавших в Израиль в 1950-х гг. было минимальным.
Что касается Туниса, то положение тамошней 105-тысячной еврейской общины было не столь благоприятным. К 1951 году тунисские евреи в большинстве своем принадлежали к нижней прослойке среднего класса и занимались в основном торговлей, проживая в перенаселенных, похожих на трущобы гетто Туниса, Бизерты, Сфакса и других городов. Треть из них имели французское гражданство, остальные относились к тунисской гражданской юрисдикции. Евреи, жившие в городах, расположенных в приморской зоне, чувствовали себя спокойно, тогда как евреи в изолированных горных районах страны не только подвергались оскорблениям и побоям, но и сама их жизнь порой была в опасности. Когда арабская националистическая партия “Новый Дестур” возглавила борьбу за независимость Туниса в 1950-х гг., евреев охватил страх при мысли, что их положение может резко ухудшиться после того, как французы покинут страну. В 1956 г., после обретения страной независимости, евреи осознали всю обоснованность своих опасений. Правда, вначале президент Хабиб Бургиба заверил евреев в устойчивости их положения и даже включил нескольких представителей общины в свое правительство. Но вскоре, в рамках претворения в жизнь государственной программы “тунисификации”, был отменен статус всех религиозных общин, дающий права на самоуправление, — включая и еврейскую общину. Узнав об этом и предвидя дальнейшее, еще более угрожающее развитие событий, тунисские евреи приняли решение об эмиграции. В период 1950–1958 гг. 22 тыс. человек прибыли в Израиль, а 15 тыс. — во Францию. В общей сложности это составило 35 % тунисского еврейства. Однако следует учесть, что эти две группы эммигрантов сильно отличались друг от друга по своему социальному составу. Наиболее обеспеченные и образованные отправились во Францию, а те, кто оказался в Израиле, по большей части жители тунисской глубинки, не привезли с собой ни капиталов, ни квалификации.
Самое большое число североафриканских евреев прибыло в Израиль из Марокко, где около 225 тыс. евреев представляли собой некое подобие острова, окруженного океаном из 8 млн мусульман. На протяжении столетий, до установления французского протектората в 1912 г., евреев в Марокко терпели как имеющих статус зимми, хотя их жизнь была подвержена бесчисленным и унизительным ограничениям. Их экономическое положение позволяло им с трудом обеспечивать свое существование, их культурная жизнь практически полностью угасла. Некоторое улучшение их юридического статуса наступило в годы французского протектората, но они жили по-прежнему скученно в убогих еврейских кварталах Касабланки и других, менее значительных городов, изолированные как от мусульманского населения, так и от французской колониальной администрации. Марокканская община была очень бедной. На протяжении многих лет как до, так и после создания Государства Израиль материальная помощь американского “Джойнта” спасала десятки тысяч марокканских евреев буквально от голодной смерти.
Жизнь еврейской общины особенно осложнилась после того, как “Истикляль”, набирающее силу марокканское националистическое движение, в начале 1950-х гг. привело марокканских берберов и французских поселенцев едва ли не на грань гражданской войны. Лишь в 1956 г., после целого ряда кровавых стычек, было достигнуто соглашение о провозглашении независимости страны. На протяжении всей этой борьбы еврейская община оставалась официально нейтральной, хотя в глубине души евреи и поддерживали власть Франции. По правде говоря, у них были все основания опасаться арабского национализма: летом 1955 г. по всей
