– Это потом, герцог…- кисло ответил король,- там увидим… успеется… Но вот что меня интересует: кто может быть этот человек, полезный мне своими советами? Я думаю, это брат Франсуа!
Незнакомец покачал головой и сказал:
– Герцог Анжуйский не может быть полезен вашему величеству.
– Почему?
Замаскированный ответил не сразу.
Генрих III продолжал:
– Положим! Разумеется, не от герцога Анжуйского мне ждать помощи советом! Человек, который сам не мог удержать корону, не найдет подходящего совета и для меня.
В данном случае король намекал на последние приключения герцога в Голландии, куда Франсуа отправился за короной, но был там разбит наголову и изгнан. После этого позорного поражения герцог Франсуа жил безвыездно в Шато-Тьерри.
Но замаскированный, покачав головой, возразил:
– Не в этом причина бесполезности его высочества!
– А в чем же?
– В том, что к тому времени, когда вашему величеству благоугодно будет обратиться к брату, его уже не будет на свете…
– Как? Он умрет? Но от чего же?
– Это навсегда останется тайной, государь. Одни будут утверждать, что герцога отравили, другие – что его высочество умер от горя.
Король грозно нахмурился и крикнул:
– Берегитесь, сеньор, берегитесь! Известно ли вам, что герцог Анжуйский – единственный наследник французского трона?
Колдун не успел ответить, как в соседней комнате послышался какой-то шум. Крильон сейчас же вышел туда и немедленно вернулся с донесением:
– Ваше величество, из Шато-Тьерри прибыл экстренный курьер, которому необходимо немедленно сообщить вашему величеству известие первой важности!
– Пусть войдет!
В спальню ввели дворянина, с ног до головы покрыты дорожной пылью. Это был де Нансери, один из приближенных герцога Анжуйского.
– А, Нансери, здравствуй! – встретил его король.- Ты прибыл от брата?
– Увы, государь,- ответил Нансери,- боюсь, что я – последний курьер, которого послал его высочество!
– Что ты хочешь сказать этим?
– Его высочество при смерти.
– Значит, этот человек сказал правду! – воскликнул король, показывая на замаскированного.- Неужели брат и в самом деле умирает?
– Да, государь, он приказал мне обратиться к вашему величеству с просьбой принять последний вздох его высочества.
– Экипаж! Лошадей! – крикнул король.
Но тут замаскированный выступил вперед и сказал:
– Путешествие вашего величества будет бесполезно, так как вы не успеете приехать вовремя. В данный момент его высочество уже испустил свой дух!
Король вскрикнул, схватился за голову и простонал:
– Один… совсем один…
Но в этот момент дверь открылась, и в спальню вкатилось какое-то странное существо, разодетое в цветные тряпки и украшенное бумажным колпаком. Перекувыркнувшись в воздухе, этот человек воскликнул:
– Неправда, куманек! Ведь я с тобою!
Это был Мовпен, серьезно принявшийся за исполнение своей новой службы при особе короля.
IV
Крильон и Нансери переглянулись с недовольным видом. Выходка Мовпена была до крайности неуместна. Но, несмотря на это, у короля она вызвала улыбку. Впрочем, Генрих III сейчас же спохватился и воскликнул:
– Ах, если бы брат был жив…
Однако это восклицание не смутило новопожалованного шута.
– Но ведь смерть герцога Анжуйского известна вашему величеству только из откровений графина, истолкованных неизвестным лицом! Едва ли это основание для траура!
Король сейчас же ухватился за эту мысль.
– Конечно, у меня нет ровно никаких доказательств, что Франсуа действительно умер!
– Но его высочество серьезно болен! – заметил Нансери. Мовпен снова кувыркнулся, запел петухом и, кривляясь, сказал:
– Ничего, куманек, мы его вылечим!
Тут уж Крильон не выдержал.
– Государь,- сказал он,- умоляю позволить мне напомнить господину Дюзесу, что его отец, мой старый товарищ по оружию, не был ни шутом, ни знахарем, ни кудесником!
– Вот как? – смеясь возразил Мовпен.- А если я докажу вам противное, мой седой красавец?
– В таком случае,- невозмутимо ответил Крильон,- я скорее поверю, что сына барона Дюзеса кормилица подменила сыном канатного плясуна или ярмарочного знахаря!
Это была жестокая отповедь, но Мовпена не так-то легкл было выбить из позиции. Он спокойно повернулся спиной к герцогу и, обращаясь к королю, сказал:
– Ах, бедный мой хозяин, вот уж вам-то я не завидую!
– Почему? – спросил Генрих.
– Да потому, что если бы при дворе вашего величества было два Крильона, то вашему величеству не прожить бы полугода!
– Милый мой,- ответил король,- у всякого свое ремесло. Герцог Крильон не посвящен в тайны риторики, и Феб-Апполон, брат девяти муз, никогда не назначал ему свидания. Но это – мой лучший слуга, и так как ты оскорбил его, то я с удовольствием позволю ему проучить тебя за это, если он обратится ко мне за разрешением!
Однако Крильону незачем было обращаться за правосудием к королю: он всегда сам расправлялся с врагами. Так и тут он ограничился тем, что сказал:
– Видите ли, Мовпен, обыкновенно я не бываю в шутливом настроении, но сегодня хочу сделать исключение…
– Это дастся вам не без труда!
– Может быть!.. Но раз вы превратились в шута, то я хочу сделать вам подарок.
– Да неужели?
– Я хочу подарить вам связку бубенчиков и привязать ее к тому месту вашего тела, которое мне больше всего нравится.
– А именно?
– К одному из ваших многочисленных плеч!
Мовпен закусил губу и сказал:
– Уж не хотите ли вы дать понять, что считаете меня горбатым?
– Ну вот еще,- спокойно ответил Крильон,- горбатые по большей части отличаются умом, а вы… вы – просто глупый уродец!
– Браво, Крильон! – крикнул король.
Мовпен кинул на герцога злобный взгляд, но не нашелся, что ответить. Считая, что у Крильона ему не повезло, он взялся за замаскированного, который скромно стоял в стороне, ожидая, что король обратится к нему еще с какими-нибудь вопросами.
– Ну-с, господин колдун,- сказал ему Мовпен,- раз уж вы такой мастер, то не погадаете ли и мне?
– С удовольствием,- ответил замаскированный, а затем, взяв руку шута и рассмотрев ее, продолжал: – У вас будет очень беспокойная жизнь!
– Да? Вот как! А в чем будет заключаться беспокойство?
– В том, что вы будете не раз и нещадно биты!
– Кем же это?
– Всеми, кого вы позволите себе оскорбить своими нескромными и неостроумными шутками.
Мовпен невольно схватился за эфес шпаги и крикнул:
– Ну, это мы еще посмотрим!
– А вот увидите, увидите! Это так же видно, как и то, что с вами произойдет двойное превращение: одно – в груди, а другое – в ножнах!
– То есть как же это?
– А вот как: шпага в ваших ножнах точно так же превратится в посох канатного плясуна, как душа дворянина превратилась в вашей груди в душу шута дурного характера. – Сказав это, замаскированный презрительно отвернулся от Мовпена и, обращаясь к королю, продолжал: – Насколько я могу судить, вашему величеству нечего больше спросить у меня? В таком случае разрешите мне уйти!
– И заплатите мне как следует за мои предсказанья! – насмешливо добавил Мовпен.
– Ошибаетесь,- ледяным тоном возразил замаскированный,- я ровно ничего не беру за предсказание судьбы!
– Даже от короля? – спросил Генрих III.
– Именно от короля! – ответил незнакомец и, глубоко поклонившись, исчез в дверях.
Когда он вышел, Генрих III посмотрел на Крильона и сказал:
– Ну, что вы думаете об этом человеке, герцог?
– Ровно ничего, государь. Я не знаю, сказал ли он правду или солгал.
– Конечно, солгал,- вставил свое словцо Мовпен,- и ваше величество отлично поступите, если потребуете экипаж, чтобы отправиться в Шато-Тьерри.
– Но если этот человек сказал правду и брат уже умер?
– Ну, так это лишнее основание съездить в Шато- Тьерри, чтобы доставить оттуда тело почившего со всей помпой.
– Увы,- вздохнул король,- самые пышные похороны не воскрешают!
– Нет, конечно, но смягчают горе. А ведь ваше величество – такой мастер в устройстве помпезных процессий! Я уверен, что торжественное перевезение тела герцога Франсуа будет чудом своего рода! Спереди пойдут кающиеся в белом, потом кающиеся в синем, потом серые монахи…
– Ты с ума сошел! – с негодованием перебил его король.Монахи должны идти впереди кающихся, так и в ритуале указывается!
При этих словах Крильон и Нансери переглянулись почти с испугом – уж слишком проступало в этом диалоге все убожество короля!
А Мовпен продолжал:
– После серых монахов – рота алебардистов…
– Ну уж нет! – перебил его король.- Я предпочитаю швейцарцев – у них более строгий костюм.
– Ладно, пусть пойдут швейцарцы! А после них мы пустим сотню конной гвардии!
– Вот это так! – согласился Генрих.
– Государь,- вмешался Крильон, начинавший уже бледнеть от злости,- мне кажется, что, прежде чем устраивать похороны его высочества, следовало бы узнать, действительно ли он умер!
