Штудман словно окаменел. Невероятная весть коснулась его слуха — ах, эти женщины!
Фрау фон Праквиц улыбается. Она улыбается не Штудману, а чему-то воображаемому между печью и полкой с узаконениями. Она протягивает ему руку и говорит:
— И я надеюсь, что вы тоже не оставите меня, господин фон Штудман?
Штудман, потеряв всякое самообладание, не спускает глаз с руки. Полная, очень белая женская рука, пожалуй, колец излишне много. У него такое ощущение, будто его ударили по голове. Что она сказала? Не может быть, этого она не могла иметь в виду. Он осел…
— Осел! — говорит она глубоким, сочным, теплым голосом. На минуту рука касается его губ. Он чувствует, какая она свежая и мягкая, он ощущает аромат, нет, не только духов, аромат чего-то живого, цветущего, чего-то манящего и обещающего. Он подымает голову, он весь красный. Это надо обдумать, положение трудное, Праквиц как-никак его давний друг…
Он встречается с ней взглядом, она смотрит на него со смешанным выражением превосходства, насмешки и нежности…
— Милая фрау фон Праквиц… — лепечет он в смущении.
— Да, верно, — смеется она, — я все собираюсь вас спросить, как вас, собственно, зовут по имени?
— По имени? Видите ли, дело в том… Я не люблю своего имени… Меня, видите ли, зовут Этцель…
— Этцель? Этцель? Ведь это же?..
— Совершенно правильно, — торопливо поясняет он. — Аттила или Этцель, вождь гуннов, который со своими монгольскими ордами ворвался в Европу, грабя и разоряя все вокруг. Около четырехсот пятидесятого года после рождества Христова — Каталаунская битва. "Дикость была ему столь же свойственна, как величие и суровость". Но, как я уже сказал, я не люблю своего имени. Это семейная традиция.
— Нет, Этцель совершенно невозможно, ведь папа назвал Аттилой своего гусака. А как звали вас друзья? Праквиц всегда говорит просто Штудман.
— Так же и все остальные. — Он вздыхает. — Я, верно, не подхожу для фамильярного обхождения. — И чуть покраснев: — Иногда меня называли еще «нянькой». А в полку прозвали «мамочкой».
Штудман, нянька, мамочка… Она сердито качает головой.
— Вы действительно невозможный человек, господин фон Штудман, нет, надо придумать что-нибудь другое…
Штудман на седьмом небе.
— Но, милая фрау Эва! Неужели вы серьезно? Я ведь такой скучный человек, педант, мямля — а вы…
— Тихо, — останавливает она его и качает головой. — Подождите! Не забудьте, господин фон Штудман, я пока спросила вас только о вашем имени… ни о чем больше. — Она делает паузу. Подпирает голову рукой, тихо позвякивают браслеты. Она вздыхает. Зевает самым очаровательным образом. Настоящая кошечка, умывается, потягивается, делает все что угодно, только не смотрит на воробья, которого сейчас сцапает. — А тут еще машина…
— Какая машина? — Он опять выбит из колеи. Для трезво мыслящего человека ее сегодняшние переходы слишком неожиданны.
Она указывает пальцем на окно, но на улице не стоит никакой машины.
И все-таки он ее понял.
— Ах, вот оно что, та машина! В чем же дело?
Теперь она говорит холодным, деревянным голосом:
— Он ее купил.
— Да ну? — Штудман задумался. — Дорогая?
— Семнадцать тысяч.
Штудман в отчаянии разводит руками.
— Совершенно невозможно, — шепчет он затем.
— А в рассрочку?
— И в рассрочку.
— Послушайте, господин фон Штудман, — говорит она, несколько оживляясь, но все тем же холодным, немного злым тоном. — Поезжайте завтра во что бы то ни стало во Франкфурт и достаньте деньги за аренду, и только.
— Слушаюсь.
— Что бы вам ни говорили, вы поедете и привезете только эти деньги. Решено?
— Совершенно твердо!
— Завтра вечером вы передадите Праквицу деньги для уплаты за аренду. Понимаете, Праквиц должен сам отдать деньги моему отцу. Вы понимаете?..
— Слушаюсь.
— Постойте. Праквиц наметил на послезавтра небольшую поездку. Ну, это не наше дело. Он может передать деньги завтра же вечером. Вы меня понимаете?
— Не совсем, но…
— Хорошо, хорошо. Если вы в точности выполните то, что я говорю… Праквиц своевременно получит деньги для уплаты за аренду, этого достаточно. Может быть, вы возьмете с него расписку?
— Если вам угодно, — нерешительно соглашается Штудман. — Обычно мы с Праквицем не…
— Ну, разумеется, обычно нет. А теперь да! — выразительно говорит фрау Эва. Она встает. Подает ему руку. Она снова помещица, хозяйка Нейлоэ. Итак, до свидания, господин фон Штудман. Я увижу вас, верно, только по возвращении из Франкфурта. Желаю удачи.
— Премного благодарен, — говорит Штудман. Он с безнадежностью смотрит ей вслед. Надо бы все окончательно выяснить, обо всем договориться, а тут ничего! Этцель и поцелуй руки! Так ведь подобные вещи не делаются!
Покачав головой, Штудман принимается составлять объявление: "Требуются люди для уборки картофеля…"
На улице веет сентябрьский ветер. Он срывает вялые листья, уносит их.
"Вот и осень пришла, и зима уже не за горами", — нашептывает фрау Эве какой-то внутренний голос. Но она подтягивается. От ветра платье липнет к телу, она ощущает свежую прохладу, она идет навстречу ветру.
Нет, осень пришла не для всего, она пришла только для того, что созрело для смерти… Фрау Эва чувствует себя еще молодой. Она идет навстречу ветру. Она подготовила испытание, своего рода суд, она вмешивается в дела судьбы! Заплатит господин фон Праквиц за аренду? Заплатит или нет? Теперь все дело в этом.
12. ПАГЕЛЬ ВСТРЕЧАЕТ МЕЙЕРА В ЛЕСУ
В спокойном, хорошем настроении идет Пагель к лесу, в лес, следом за жандармами — ловить арестантов. Уже давно не во власти таких людей, как ротмистр фон Праквиц, испортить ему настроение. Что за ребенок этот мужчина, глупый, безрассудный ребенок! Вернулся домой в новенькой машине и первое, что сделал, показал молодому человеку, что он здесь хозяин! Молодого человека это не задевает, он охотно отправился в лес; его совсем не устраивает сидеть в конторе с таким «поильцем-кормильцем». Ему куда больше нравится в лесу!
Ну и потешный же тип, его шеф. Накричал на подчиненного, когда тот в любой момент может поднять палец, показать на машину и спросить: "Ну — а как поживают мои две тысячи марок золотом?"
Сделать это он бы, пожалуй, не сделал. Штудман уж позаботится, чтобы деньги не пропали и вернулись, когда надо будет, к хозяину. В свое время ротмистру было сказано: "Э, бросьте! Я вовсе не собираюсь требовать свои деньги обратно!"
Тогда ротмистр покраснел и очень горячо стал говорить о "долге чести". С тех пор много воды утекло, многое изменилось, кое-какие письма написаны, кое-какие получены.
Теперь отношение к деньгам иное, теперь, когда приходится платить из маленького ежемесячного жалованья, на которое ротмистр милостиво согласился ("хотя, собственно, еще ничего не сделано"), когда приходится платить из жалких карманных денег за почтовые марки, подметки, стирку, белые воротнички, сигареты, теперь небольшие взносы в рассрочку пришлись бы очень кстати. Но если только заикнуться об этом, ротмистр опять покраснеет и возмущенно крикнет: "Но, Пагель, милый человек, вы же знаете, как у меня именно сейчас туго с деньгами!"
Несмотря на это, у подъезда стоит блестящая новенькая машина! Несмотря на это, тебя, словно глупого мальчишку, отсылают в лес. Ну, право же, потешный тип!
Погруженный в такие мысли, Пагель все дальше углубляется в лес. Он понятия не имеет, куда направились жандармы. Он не был в конторе, когда это обсуждалось. Но если держаться картофельного поля, то уж, конечно, наткнешься на них!
Пока что он идет все дальше и размышляет. Спокойный и довольный. Право же, не надо думать, что он сердится на ротмистра. Ни капельки! Люди такие, как есть. Глупые люди — прекрасный фон для Петры. Чем глупее они, тем резче выделяется на их фоне эта девушка. С чувством глубокой нежности и привязанности думает Вольфганг о своем Петере. Это чувство все крепнет. В нем не столько тоски и желания, сколько радости, с тех пор как он узнал от Минны, что скоро станет отцом. Странное это чувство. Ужасно долго, целую четверть года, ровно 94 дня ему ждать — раньше она не позволила вернуться к ней! А пока он думает о том, сколько всего уже пережито вместе, вспоминает одно, вспоминает другое. Хорошо! Но и смешно же! Когда он жил вместе с Петрой, то, собственно говоря, мало о ней думал, тогда все для него вертелось вокруг рулетки. С тех пор как он поселился в Нейлоэ, он в сущности больше живет у мадам Горшок. Смешно! Наступит ли в жизни такое время, когда ты почувствуешь, что, где твое тело, там и душа? Когда ощутишь, что сейчас ты так счастлив, как больше не будешь ни разу в жизни? Ощутишь в самый этот миг! Не так, чтобы только потом спохватиться, вот когда я был счастлив, вот когда мы были счастливы!.. Нет, не так!
