нечто подобное в Москве, да и вообще в СССР исключено. И лично я сожалею лишь о том, что провести подобную операцию в Германии мы не в состоянии…
— А в Венгрии провели, — заметил Ворошилов, — хотя я вообще не понимаю, как это возможно. Но и понимать не хочу: чем меньше людей знает, как работает товарищ Климов, тем легче ему будет работать и дальше.
— И не только ему, — заметил Ванников, — я, например, вообще не понимаю, как в Девятом управлении вообще все делают. Да что я, ученые и инженеры, с которыми я работал в наркомате танкостроения, говорили, что они даже примерно не понимают, как в девятке ведут всякие исследования. Например, в Арзамасе они свои «бардаки» клепают из очень непростой стали. Сначала сталь это обрабатывается не сложнее гвоздевой, и они из нее быстро сваривают корпус, который из простой винтовки насквозь пробивается. Но это специально делается, чтобы было просто швы там зашлифовать, вырезы в нужных местах проделать. А потом они готовый уже корпус целиком подвергают термообработке, очень непростой, она больше четырех суток идет — и броня становится прочнее танковой, которая на Т-34 идет! Но все металлурги, которых я расспрашивал, в один голос говорят, что нет никакой научной теории, способной объяснить, как Василий Викторович дошел до мысли так изделие обрабатывать. А ведь он дошел еще до начала выплавки такой стали, термические цеха, занимающие больше половины площадей завода, он начал строить еще три года назад…
— Да у них там вся семейка такая, — хмыкнул Хруничев. — Когда Лукьянова пишет техзадания конструкторам на новые самолеты, она сразу же и этих заданиях описывает и сплавы, которые применять следует. Причем почти каждый раз вписывает в задания такие сплавы, какие промышленность еще не делала, причем не делала потому, что некоторые компоненты этих сплавов мы еще добывать не стали!
— Товарищи, — прервал обсуждение «посторонних тем» Сталин, — давайте просто порадуемся, что в СССР собрались десять выдающихся русских ученых. И с этой радостью продолжим…
— Русских? — сделал вид, что удивился, Каганович.
— Именно так, Лазарь. Дома ты можешь быть кем угодно, а здесь мы все русские. Я, ты, Борис Львович или Анастас Иванович — все мы на работе русские.
— А Светлана Юрьевна — она тоже выдающийся ученый? — Судя по всему, Лазарь Моисеевич все еще переживал по поводу «операции Климова» и за пустой болтовней пытался спрятать свой страх.
Сталин было открыл рот, чтобы резко ответить, но замер — внезапно сообразив, что все, сидящие сейчас в зале заседаний, собрались тут в значительной мере потому, что их на эту работу рекомендовала как раз Светлана Юрьевна. Поэтому он молча кивнул и озвучил первый вопрос, стоящий на повестке дня. А кивнул молча в том числе и потому, что в голове всплыла строка из характеристики — характеристики на товарища Сталина, подготовленная как раз Светланой Юрьевной: «иногда беспричинно вспыльчив, не осознавая, что его собеседники часто несут чушь не по глупости, а от волнения: боятся, что скажут чушь Сталину и Сталин вспылит». И весьма странную, но довольно точную характеристику Лазаря: «малообразован, не понимает важности и трудности идеологической работы — и в этой части падок на лесть, иногда продвигая по партийной линии льстецов-мерзавцев. Но в практической работе проявляет себя великолепным организатором, умеет подбирать наиболее профессиональных исполнителей и всегда доводит работу до победного конца. Беспредельно предан идеям товарища Сталина, но, глубоко осознавая недостаток образования, иногда несет откровенную чушь просто не понимая обсуждаемых вопросов в момент этого обсуждения. Однако способен глубоко вникнуть в любую проблему и решить ее по истечении некоторого, причем крайне небольшого, времени». Ну да, сейчас Лазарь явно чушь понес — но снова да, это не повод раздражаться: по истечении крайне небольшого времени он сделает все правильно…
Когда заседание закончилось, Сталин с легкой долей недовольства поинтересовался у Берии:
— А почему, кстати, ты на заседание не пригласил… эту десятку из девятки? Нам кажется, что на довольно многие вопросы…
— А они бы все равно не приехали бы, им неинтересно. Они все дела и заводы уже передали кому хотели и занимаются теперь всякой… Им, я думаю, вообще интересно какое-то далекое будущее: я тут приехал как-то к Анне Федоровне, по поводу атомного проекта для себя кое-что уяснить, как раз на обед попал — так они меня тоже обедать посадили…
— И ты решил, что обед для них важнее твоих вопросов!
— Да нет. Они за обедом как раз обсуждали то, что им интересно было: проблемы транспортной блокады Британии. То есть они всерьез решали, что мы должны еще сделать, чтобы в Британию не пропустить больше ни одного судна, и чтобы нам за это ничего не было!
— Это как? Нам до этой Британии еще…
— По их расчетам, как я понял, до того, как мы сможем все это проделать, чуть меньше двух лет. То есть, примерно за это время мы Германию разгромим, плацдармы в ныне оккупированной Франции займем… И за эти два года они всерьез собираются выстроить несколько самолетов дальней радиолокационной разведки, для Ильюшинских бомбардировщиков разработать какие-то крылатые противокорабельные ракеты… Да, еще Кузнецову выстроить новый флот, с помощью которого наши моряки отвоюют Оркнейские и, возможно, Шетландские острова для размещения там наших передовых баз и обеспечат их бесперебойное снабжение.
— Интересно у них фантазия работает!
— Очень. Причем обсуждали все это они как данность, Ольга Дмитриевна тут же прикидывала, что наша экономика потянет, а что нет. Именно так: не можно ли сделать то или это, а справится ли экономика с дополнительными нагрузками! Но меня даже не это смутило…
— Раз начал говорить, то рассказывай всё.
— Я и рассказываю, просто задумался, как бы пояснее выразиться. Помнишь, я тебе «Характеристики» приносил?
— Такое забудешь!
— Я думаю, у них на самом деле таких «характеристик» во много раз больше уже составлено. В обсуждении они свободно упоминали разных товарищей, о которых я и не слышал — и о которых, я потом специально уточнял — и во всем НКГБ никто не слышал. А они об этих людях говорили как об общих знакомых: никто не спрашивал «а кто это Лозино-Лозинский» или «а чем занимается Бальмонт». Я просто эти фамилии запомнил, особенно вторую…
— Да уж, фамилия редкая, но все же довольно известная.
— Им — так точно известная: когда кто-то этого Бальмонта упомянул, Ирина Алексеевна сказала «забудь, мальчику еще шестнадцати нет». Я проверил: у селекционера овец Владимира Бальмонта есть сын, как раз Борис. И ему осенью пятнадцать будет. И, хотя неизвестно, кем
