Мессир снисходительно ухмыльнулся. Затуркал такого уважаемого господина — ай-я-яй!
— Книжечки из башни?
— Н-не знаю? — озадачился мейдринец, словно сейчас подумав об столь важном всерьез. А именно, кто б переводил те вековые писульки?
— Видите, милорд, вопрос сам собой исчерпался. Тайны древних эпох вам не по зубам, оставьте их специалистам. С этим вам не поспорить, — растянул губы в улыбочке маг.
— Но мы…
Приподнялась в удивлении бровь.
— Надеемся частично быть в курсе событий и в общих чертах иметь представление об архиве Башни. Возможна ли перепись с группой экспертов, которые будут вести это дело?
— Ну, безусловно, сир Иртвин, о чем вопрос! Верховный маг Орест Бартольд всенепременно поставит в известность канцелярию о ходе миссии на Дальнем Севере. Тем более о находках в Одноглазой Башне. Главное, чтобы мессир Черствый дотянул до Драконьего Позвонка и Башни, а как я вчера публично заметил, гоблины взбунтовались не на шутку, постоянно пытаются пробиться со свергилльских льдов в наши земли, а это крайне-крайне неприятное обстоятельство для континента.
— Надеюсь, Орден позаботится о наших душах?
Архимаг качнул плечами.
— Думаю, да. Ибо если не мы, то — кто?
— А… Академия? — позволил себе пошутить аристократ.
И мессир Сиоз Коронт позволил ему в той слабости. Но наверняка сегодня. Лишь один раз.
— Живут и работают под боком, но много ль помощи от них? — с ярким намеком намекнул посол Ордена Северных Магов.
Канцлер кисло извинился:
— Редкость.
— Вот! — Коронт выставил вверх указательный палец — имейте в виду! — И не раззевайтесь на ихние благосклонности, знайте, тот мирок тщательно сокрыт от мирских проблем и забот. Их беспокоят собственные… Им легче отстроить новенькую небесную колесницу, чем вылечить у прохожего чирей на жопе. Так-то!
Сир Иртвин заставил себя поддакнуть, ибо Коронт снова завелся. А сие состояние опасно для окружающего мира.
— Зовите своего слугу, пускай несет дневник, милорд канцлер!
— Се… сейчас, — звон колокольчика.
— Да, господин? — в дверях застыли в почтении.
— Зайдите к адъютанту и заберите у него архивный дневник по Свергиллю, да побыстрее!
— Слушаюсь, господин.
Сир Иртвин с глубокомысленым выражением следил, как архимаг Сиоз Коронт медленно извлекает из кармашка орденский медальон — символ немалой власти — на массивной цепи и не спеша, венчает себе регалию на шею.
— Знаете, Иртвин, что б не говорил столичный двор, а с вами приятно работать — легко и быстро. А это в наше время незаменимое качество и достоинство.
— Это мне комплимент, мессир Коронт?
— Да еще какой!
— О, а вот и дневни… что с вами, Коронт? Мессир архимаг, что с вами, ради Аллона? — закричал в испуге Верховный канцлер, когда увидел отстранено-неживое, бледнеющее лицо мага, парализованного в рабочем кресле канцелярии. — Позовите врача! Нет! Там в приемной подчиненные архимага, зовите их, быстрее!..
— Н-не-ет… не н-надо… — внезапно зашептал сведенными судорогой челюстями Коронт.
— Аллон с вами, вы нас напугали! Что произошло…
— Пу-устое, — облокотившись на край письменного стола, магик резво подвелся, его шатало по сторонам и, боясь упасть, архимаг минуту, держался не двигаясь, сир Иртвин не колеблясь, попытался прийти ему на помощь. — Я-а са-ам…
Догадки… догадки…
Верховный канцлер глупо хлопал глазами, а слуга стоял в стороне с подносом в руках. На подносе дневник: старый и потертый временем и обстоятельствами.
Судя по всему, произошло нечто кардинальное и катастрофическое? Коронт умело владел собой, но даже он не смог скрыть волну потрясений. Накативших с магическим контактом медальона и мысленной связью с Орденом. Пусть и слабой, но все одно…
Покачиваясь и хрустя костями Сиоз прошаркал мимо оторопевшего вельможи и слуги, покачнулся и дерзко развернулся, едва не упав, и выхватив на подносе пожелтевшую тетрадь, мгновением спрятал ее за пазуху и более бодро доковылял к двери.
— Благодарю за содействие, сир Иртвин! Передайте герцогу, самые крепкие пожелания… Я вынужден немедленно выехать из Мейдрина. Всего доброго! — Дверь хлопнула за его спиной.
Неслышные шажки — архимаг, а вслед вся его свита — удалились из канцелярии.
— Я…
— Ступайте!
Сир Иртвин очень хотел остаться один на один.
Слуга исчез следом за магиками.
Тишина и свобода.
Правильно ли он совершил, что отдал дневник? А что ему оставалось, Аллон побери, делать? Его приперли к стенке! Нужно немедля связаться и увидеться с Вольдреном. Незамедлительно!
Аллон побери, Орден Северных Магов заполучит весь архив! Орден заполучил Алькира Черствого! Одно препятствие — это гоблины. Надолго ли они будут препятствовать отрядам орденцов? Как только Ложа Бессмертных отдаст приказ на захват Башни — север утонет в огне.
Верховный маг побледнел и молниеносно нашел ответ: максимум седмица. Седмица времени и Вельвелла серьезно возьмется за Дальний Север…
* * *
По каменным ступенькам загрохотали тяжеленные башмаки — арестантские башмаки и вслед топоту покосившаяся дверюка в писарскую, с ржавым скрипом отворилась, задув по щелям одуренным морозом. Алькир захрустел костями и поежился, с негодованием повернулся и покосился на полусвет дверного проема.
— Бородавка, холера тебе в кишечник, закрывай, собака, дверь! Не видишь, милсдарю Черствому противно и холодно от мороза, а ты со своим мерзостным появлением всех снежных блох нам нагнал! Дурилка картонная, шевели резче копытами! — голос у арестантского смотрителя был гнусавый и заискивающий, а вид, и того обыденный и неброский. Такого в толпе встретишь, триста раз извинишься, что перегородил ненароком дорожку или наоборот, свистнешь и обругаешь распоследними словцами за то, что дядюшка Конек загородил узкий проход на выходе из кабака, а той и вовсе — врежете пинком под зад, чтоб в следующий раз обходил ваш маршрут стороной, десятой дорогой. Но в Гранитку естественно запросто так не попадают. Сюда за обыденное шарлатанство и карманное воровство не залетают, здесь места особые, чтобы загудеть, надо хорошенько отметиться перед государством жирной буквой беспредела, загреметь и навсегда расстаться с цивилизованным обществом. Напялить на всю оставшуюся жизнь арестантскую робу и стать в штрафные ряды защитников Свергилля. Защитниками Дальнего Севера! Таких отправляли на убой, получая сразу две выгоды: перековку отребья и бесплатных кандидатов в строй сторожки Гранитной Балки. Выгода со всех сторон правительству Мейдрина. Станок жизни! Здесь вам и молот и наковальня. Если ум не придет на смену дури, значит, свяжет узлом пекло фронтовой ленты. Другого Гранитка не давала. Для отморозков и убийц — собачья доля. Язвы, грыжи и цинга. Труд и морилка. Бесконечный и неусыпный надзор солдат. Сначала, такие как Бородавка или Конек не различимы в толпе узников, но проходит время, и характеры вытравливают их на поверхности общего котла, сказываются хулиганство и антимораль, движимые пороками. В жизни они орудовали и убивали на глухой трактовой дороге, разменивая человеческие жизни на чепуху: медный грош. Такое повторялось до тех пор, пока местные власти не брались за них всерьез и вот тогда, в любом случае, они попадали сюда, на перековку. На пожизненный эшафот. Во времена военного трибунала с ними никто б не возился: петля на шею или стрела в живот, но зачем же тратить материал, если нужны силы на севере, если нужно прикрывать дыры перед Руднями? И с ними не церемонятся — ссылка. Топщику плевать. Ему абы план. Сторич за копейки подпишет любой приказ, а Рогвику без работы не остаться. В свое время Сермен Коршун чистил ряды спецотрядов после рейдов и Эльсдарской Сечи без моральным, этическим, из взгляда герцогского двора методами; методами, в которых работа психолога и палача пасовала на первейших этапах поучительных работ, — маньяков, душегубов и изуверов отсылали к Рогвику на пожизненное перевоспитание, и Аллон знает, возможно, Бородавка или Конек некогда были рядовыми, а может и полевыми офицерами? Алькир искоса зыркнул на серенькое, сморщенное чудо под прозвищем Бородавка. Не-а, вряд ли. Такие лишь в подворотнях горло прохожим кромсают да карманы выворачивают, на другое не способные. Нет в нем человеческого героизма. Патриотизма. А вот Конек? Конек?.. Коренастый, круглоголовый, с нагло-добродушной мордочкой дяденьки, торгующего на рынке пряниками, и такие тоже в отрядах проскакивали! Во всем арестантском коллективе его персона казалась Алькиру необычной и нереальной, каким чудом такой улыбчивый и добродушный толстячок умудрился затесаться в ряды закоренелых преступников? Может злая шутка судьбы? Или злой умысел Топщика, под горячую руку которого случаем, попал Конек, добрячок. Алькир заметил, что интерес к дядюшке Коньку его возрастает, интуитивно внутреннее чутье подсказывало летописцу — с толстячком не все так просто!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
