направленном Садчикову, Чечулину и Кузнецову, указывалось: «Переговоры показали, что в настоящее время нет оснований рассчитывать на достижение соглашения с иранцами на приемлемой для нас основе. Что же касается ваших рассуждении относительно целесообразности некоторых уступок иранской стороне в отступление от данных вам директив, то мы считаем их неправильными и совершенно неприемлемыми. Мы не собираемся идти ни на какие уступки сверх предусмотренных этими директивами. Ввиду занятой иранцами позиции продолжение переговоров считаем нецелесообразным. Однако, прекращение переговоров надо провести в соответствующей тактичной форме»[873].
Первое время Мосаддык был склонен к сближению с СССР. Через Ф. Ипекчиана, который был близок и к нему, и к СССР, он пытался дать это почувствовать И. Садчикову. Однако советское руководство не верило в искренность Мосаддыка. Ознакомившись с материалами переговоров с иранским премьером и его посредниками, Политбюро обсудило этот вопрос 26 сентября 1951 г. и поручило советскому послу в Тегеране быть осмотрительным в отношении Мосаддыка. В указаниях Политбюро И. Садчикову читаем: «Из Ваших бесед с Мосаддыком и его посредниками видно, что Вы всерьёз принимаете разговоры Мосаддыка о его якобы стремлении договориться с нами по финансовым претензиям и улучшить отношения с Советским Союзом. Вы, видимо, не поняли того, что Мосаддык, засылая к Вам своих посредников, вроде Ипекчиана, с советами воспользоваться создавшимся у Мосаддыка положением и пойти с ним на сближение, просто шантажирует американцев и пытается использовать Вас в своей игре с англичанами и американцами»[874].
В связи с этим весьма показательна дальнейшая судьба иранских золотовалютных резервов. Спустя очень короткое время после свержения М. Мосаддыка, возвращения в страну шаха Реза Пехлеви и заключения соглашения между правительством, возглавляемым бывшим нацистским агентом генералом Фазлоллой Захеди, и международным нефтяным картелем о возобновлении деятельности АИНК Советский Союз передал правительству Захеди иранские золотовалютные резервы.
Представляется, что приведённые архивные документы позволяют без излишнего упрощения посмотреть на движущие силы свержения правительства Мосаддыка. Вполне очевидно, что Мосаддыка свергла не только корпоратократия, а коалиционные силы, явно включающие в себя, наряду с корпоратократией, американскую и британскую бюрократию, а в неявном, но оттого не менее важном виде — и советскую партийную номенклатуру. Причём произошло это отнюдь не во время Брежнева и Горбачёва, а тогда, когда у руля государства ещё находился И. В. Сталин. При этом, несомненно, ошибочным будет вывод о том, что СССР выполнял роль подручного западных держав и корпоратократии. Это отнюдь не так. Вполне очевидно, что СССР в лице его правящей номенклатуры преследовал собственные интересы, которые в конкретное время и в конкретном геополитическом месте совпали с интересами англосаксонских держав и нефтяной корпоратократии.
В качестве прямой иллюстрации данного вывода можно привести крайнюю осторожность, если не сказать больше, прежде всего американцев, а в значительной степени и британцев в отношении восстания летом 1953 г. в ГДР, которое, кстати, по мнению многих бывших офицеров Штази, было спровоцировано во многом высшим руководством СЕПГ во главе с В. Ульбрихтом. Не считая радиопередач, которые быстро приобрели достаточно сдержанную форму, американцы не сделали ничего, что помешало бы советским войскам подавить мятеж в-Берлине и в провинциях[875].
В более широком плане необходимо подчеркнуть, что с первых дней пребывания у власти И. В. Сталин показал себя в международных отношениях, а также в межэлитных взаимодействиях как системный актор, строго придерживающийся подписанных соглашений, неформальных договорённостей и неписаных норм элитного взаимодействия. Лучшим доказательством данного вывода является предельная сдержанность И. В. Сталина и уважение им писаных и неписаных договорённостей, включая тайные, никогда не оформленные соглашения с элитными группами, прежде всего США и, возможно, Германии. Наиболее ярко, подробно, с множеством деталей и скрупулёзной фактографией описал это известный противник И. В. Сталина, один из самых популярных не только в СССР, но и в мире публицистов своего времени, без сомнения конфидент определённой части советских разведывательных кругов, Эрнст Генри в своей работе «К вопросу о внешней политике Сталина»[876]. В частности, в книге описывается сдержанность и, более того, прямое воздействие Сталина на руководство коммунистических партий Франции и Италии с целью блокировки их попыток прихода к власти самостоятельно или в составе широких коалиций. В этой же работе подробно описываются перипетии вокруг трагического греческого восстания и т. п.
Иными словами, несмотря на появившиеся в последнее время бездоказательные работы об имевшем место якобы стремлении Сталина перекроить политическую карту послевоенного мироустройства, согласованную в Ялте и Потсдаме, и приписать ему агрессивные намерения вплоть до идеи развязывания третьей мировой войны, И. В. Сталин в своей послевоенной политике строго, можно даже сказать, скрупулёзно, придерживался открытых и тайных договоренностей, прежде всего с США, достигнутых в конце войны и в первый послевоенный год.
Может возникнуть вопрос, а как же с этим согласуется Корейская война с прямым участием советских лётчиков в боях с американской авиацией над Корейским полуостровом. Ещё в 1990‑е гг. китайские историки рассказывали автору о том, что якобы И. В. Сталин неоднократно писал Мао Цзэдуну о желании выйти из Ялтинских договорённостей и перейти к отбрасыванию мирового империализма по всем фронтам, не боясь горячих войн. В последние годы в Китае опубликован ряд работ, где излагается подобная точка зрения. Однако ни в устных беседах, ни в опубликованных работах никто не привёл ни одной ссылки на какой — либо документ. Более того, в опубликованных фундаментальных работах, посвящённых предыстории Корейской войны[877], указывается, что главными интересантами горячей войны на Корейском полуострове были именно китайские товарищи, которые фактически дали гарантии Ким Ир Сену в том, что не только обеспечат полную военную поддержку, включая посылку войск, но и гарантируют в случае необходимости вовлечение в конфликт Советского Союза, вплоть до применения им тактического ядерного оружия.
Сходной точки зрения придерживаются и американские авторы, анализирующие взаимоотношения в российской партийной элите в послевоенный период. Скрупулёзно сравнивая осуществление тех или иных шагов по эскалации корейского конфликта с известными из архивных источников сводками и другими косвенными документами о здоровье И. В. Сталина, они делают вывод о том, что решение о вовлечении СССР в военный конфликт было сделано в период тяжёлой болезни Сталина предположительно Булганиным, Маленковым и Хрущёвым при поддержке военных и при противодействии Л. Берии и А. Микояна.
Учитывая, что сразу же после Корейской войны Мао Цзэдун неоднократно обращался с личной просьбой к советскому руководству предоставить Китаю ядерное оружие и документацию по его производству, можно с чрезвычайно высокой степенью вероятности утверждать, что как сам И. В. Сталин, так и часть группировок в высшем партийном руководстве в конце 1940‑х — первой половине 1950‑х гг. исходили из принципа необходимости соблюдения системных договорённостей как на межгосударственном,
