езжал на бега.
Получила письмо доктора? Ты была рада — мне? Напиши, когда нашла, — что? Живой образ в романе!
Олюша, я порой до страсти люблю «цыганщину»! Я все люблю. Когда не пишу — я хоть на голове ходить! Порой я, — ив таком возрасте — бешеный мальчишка! Вот доктор называет — «увлекающийся». И я — азартный, люблю бега, рулетку. Но… не карты..? Отлично играю в домино en-deux[242], могу играть высокой ставкой.
Как досадно, посылки с 5.I — не допускаются, а хотел бы послать тебе — фиников, конфет шоколадных, фруктов!
Мыши — ужас! А твои котишки? Я не выношу, кажется не заснул бы! Бедняжка! Если бы вырвалась!
Оля, я вижу тебя у меня, — жизни не хватило бы — душа с душой! Оля, не застудись! Прими антигриппаль! Когда же батюшка? Я с ним послал бы кое-что.
А знаешь, Л. Толстой, при всей гениальности художника-скульптора, — был очень _г_л_у_п? Да. Так говорил В. О. Ключевский599. Они не терпели друг друга. И Толстой понимал это, и злился. Отсюда — его философско-моральная отсебятина. Это — не Пушкин-умница! Толстой был короток!
Я тебе сегодня послал — о запахах цветов и… ласки! Ты не… ежишься? Нет, это я так _ж_и_в_у_ тобой! _п_о_к_а, «в уме». Ах, если бы…! Ты для меня все та же, чистая девочка, Оля! Ты — Bсe-Женщина, и _у_м_н_а_ же! Народ говорит: «баба с печи летит — 7 дум передумает». Ты — «б_а_б_а» семи-думная.
Сколько ты, — твоя любовь, моя — к тебе любовь, — выбила искр во мне! Я ведь засыпал! Теперь — горю, страстно _х_о_ч_у_ писать, во-имя Твое, Оля.
144
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
4. II. 42 8–45 вечера
22 янв. ст. ст. Памятка: в 15 г. в Москве — премьера моей пьесы «На паях», в Драматическом театре600. Скажу ниже.
Олюша, скучно, томительно без тебя, не могу писать, только письма. Я тебе томы накрутил, взгляни! Жду, а придет — или хлеснешь (раньше!), или ужалишь твоею болью (теперь) сердце. Я уже забыл, как ты ласкать умеешь… ах, у-ме-ешь! — и боюсь читать: укоры, твоя боль, и так мне больно за тебя, и сознаю, что виноват я в этом, очень ты болезененно чутка и мни-тельна… а я неосторожен… а как я на тебя молюсь, как чту, как верую в тебя! как самому святому поклоняюсь! — и страдаю. Все нет писем, разрешительных… а я да-вно послал, и — ско-лько!
Был кн. А. Н. Волконский601, мой друг, привез письмо Вел. Князя Владимира602, из Сен-Бриака: Вел. Кн. читает «Богомолье», — восхищен, шлет искренний привет603. Хорошо, увидит лик Св. Руси, ее _д_у_ш_у_ познает, — это _н_у_ж_н_о. — Сегодня был у фотографа, «москвичом, зимним», все для тебя: хочу все нравиться тебе. Правда, _т_а_к_ еще ни разу не снимался. Так вот, бывало, ездил на бега, азартничал, золотом швырялся и… золото ссыпал в карманы. Но больше — вы-сыпал. Оля меня «исправила», чудесно! Не писал тебе? Кажется, писал. «Мотыльки» цветут, в бутонах, много. Сирень и гиацинты — спят. А наш «больнушка», не замерз? Если и замерз, не придавай значения. Что же твои котишки? «Лентяй» бумагу маслит, спинку тебе царапает? ушко сосет-щекочет? Он со вкусом. Лучше бы мышами занимался, негодяй. А «с темпераментом»? м-ль кощёнка? По окошкам все, глазеет, о чердачках мечтает? «боту» наводит язычком? Лучше бы мышами занималась, а не «мечтами». Избаловала милая хозяйка? Высечь надо, — ну, их, понятно. Погода полу-мерзь, мне холодно, чуть-чуть. Жгу радиатор, забывая «норму». Все равно. Итак, твой Ваня пришел к тебе как раз, на Рождество. И — мерз, в забвеньи. Грустно. Так и не видал я Рождества! Светлое, — в потемках, в смуте. Все сами портим. Думал: ковер-бы-самолет! Другие ныне самолеты, сказки спят. Царевна… где Царевна? Жар-Птица, где ты?! «Жизни мышья беготня… что тревожишь ты меня?.. Что ты значишь, скучный шепот? — Укоризну, или ропот — Мной утраченного дня?..»604 — «Хочу сказать, что все люблю я, — Что все я твой. Сюда, сюда!..» «Я тень зову, я жду Лейлы: — Ко мне, мой друг, сюда, сюда!»605
22 янв. 1915. Премьера. Успех. Вызовы. Подносят огромный — в полтора метра лавровый венок, в красных лентах, с золотом дат. У подъезда девушки суют цветы. Не за что! Пьеса мне противна, чушь. Одно лишь: _я_з_ы_к. Знаю: _н_е_ _м_о_я, не по мне, хоть сам писал. Силой заставили, вырвали для театра. Артистки переругались из-за роли: роль главная — старуха. Отлично вышла. Остальное — мерзость, плююсь доселе. Стыдно. Разве _т_е_п_е_р_ь_ _т_а_к_о_е_ дал бы! Да не тянет, для сцены. Я — для «внутри», — _д_у_ш_е! Ну, м. б. _б_е_з_ меня будут переделывать из прозы. _Н_а_д_о_ еще и — ремесло, для театра, а я не делюсь, деньги и _я_в_н_а_я_ слава меня не влекут, — не люблю шума. А играть мог бы. Из-за театра Чехов лишил нас мно-гого, дал меньше. И не дал _в_е_ч_н_о_г_о. Применялся ко «вкусам». А — весь чистый! Болезнь… — надо было зарабатывать! — и еще навязалась бабища Книппер, до-сосала нашего _т_о_н_к_о_го, чуткого. Плевал кровью в Ялте, а она _и_г_р_а_л_а_ и… игралась, вся — фальшь, бездарная, сделанная из чужих кусочков. Ладно. Венок висел в кабинете. Когда, при большевиках, уплотняли, пришел один болван, выбирал «покои». Увидал венок. «А ето вы за-годя себе..?» — «Загодя». Когда приехал из Крыма, венок стал похож на ощипанный цирковой обруч. Уплотнивший оказался… по-варом, и за 2–3 года «подносил» клиентам «лавры», в соусах, в супах… «улаврил», и тем исправил «лесть» милых театралов: пьеса — дрянь была, мне стыдно. Спасибо, повар справедливый, «перст судьбы»! Не было «героини», _т_е_б_я. Теперь бы… с тобой..! — царапались бы «героини»… и не нашлось бы ни _о_д_н_о_й_ для _Г_Е_Р_О_И_Н_И. Но… поднесли бы не один лавровый… — хватило бы на сотню поваров, осталось бы для… _з_а_г_о_д_я. Ну, и что толку бы? _В_с_е_ — в конце концов — _о_щ_и_п_ы_в_а_е_т_с_я. Всегда будет избыток поваров. Не — стоит. Шекспир? Да. Но… писал много стихов, неважных, не написал «Войны и мира», «Карамазовых», «Идиота»… «Кто к чему приставлен», — сказано у Чехова606! Правда. Зато и Достоевский не написал — «Макбета», «Лира», «Ромео и Джульетту», «Шейлока» — т. е. «Венецианского купца». Кто к чему приставлен. «Не завидуй!» Ну, продолжим «Куликово поле», посвященное одной «Оле, урожденной Субботиной». Знаешь? Ну, м. б., у-знаешь, когда появится в издании… в России!? Да, конечно. «Загодя» или — позже? Никто не знает. И никакие повара не смогут ощипать _т_а_к_и_е_ лавры. А они — бу-дут, _е_с_т_ь_ — прости мне, Господи, такое
