В Россенфельде9 была учреждена конгрегация монахов; по удалении оттуда клириков, первым тамошним аббатом был избран Вернер. Собственно, этот монастырь получил свободу от маркграфа Удо, его матери, брата и мужа их сестры и был передан в Риме св. Петру.
bВ этом году видели летевший с запада на восток метеор величиной со значительный город.
Также невероятно огромное полчище кузнечиков, которых называют «папилонами» из-за сходства с шатрами, целых три дня летело из пределов Саксонии в Баварию. Вскоре последовал многочисленный поход, который по крайней мере почти мог равняться по численности первому и который после услышанных сверх чаяния подвигов, успешно совершённых в Иерусалиме, вновь был организован оставшимися народами всего Запада, особенно теми, чьим обетам прежде помешали страх или бедность, неверие или трусость, прежде всего, епископами Милана и Павии, как было сказано, и прочими ломбардскими народами, до 50 000 крестоносцев, затем немцами из разных провинций, и, наконец, аквитанцами, во главе которых стоял Вильгельм Пуатье10, до 30000 закованных в латы рыцарей, не считая простого люда. Отряды ломбардской черни, пройдя с разрешения герцога Генриха11 через Каринтию и оставив за спиной венгров, зимовали в городах Болгарии, где начали численно редеть; наконец, добравшись до Константинополя, они были переправлены на другой берег, вернее, подставлены под стрелы язычников, ибо это благодеяние император Алексей обычно охотно оказывал пилигримам. А турки, узнав о вялости ломбардцев, развеяли их словно солому, так что когда тевтонское войско, которое следовало по тому же пути, добралось около начала июня до этой столицы, оно ничего не смогло выяснить о судьбе предшественников, ибо ни один выживший не вернулся из Романии. Ведь от самого входа, или первого города Болгарии, до Константинополя, столицы Алексея, им навстречу постоянно выходили его мирные посланцы, которые, однако, то идя порой впереди, то сопровождая их, исчезали подобно гаснущим искрам. Также армия их воинов, которых они называют печенегами, то причиняла урон с тыла, то пыталась наносить удары с флангов, то открыто вступить в бой с фронта, то напасть в ночное время на лагерь, но постоянно была рядом и враждебна в течение 20 дней, пока они, наслаждаясь названной выше остановкой, вместе с отрядом герцога Вельфа12, войском Вильгельма и различными, стекавшимися к ним силами не собрались в течение 15 дней в числе 100000. Из них всех Алексей по своему обыкновению принял под именем сыновей вождей отдельных отрядов и после принесения оммажа и клятвы верности раздал им подарки, как и предыдущим войскам, а беднякам велел раздать щедрую милостыню за стенами города и устроить ярмарку. Ведь из-за мешающих подозрений лишь очень немногим лицам, да и тем за деньги и тайным образом, было разрешено входить в тот или иной город, замок или укрепление по всей его империи. По этой же причине, в то время как Вильгельму с его войском запретили пройти по улицам Адрианополя, через который вела «царская дорога», аквитанцы, тут же надувшись врождённой спесью, издают воинский клич, сжигают пригороды и нападают на сам город; но, в то время как они яростно ведут его штурм, они встречают с тыла войско печенегов, которые постоянно, как было сказано, охраняли эту дорогу по приказу императора; вступив с ними в бой, они многих повергают, многих теряют сами, и, наконец, идут по пути, которым недавно пренебрегли. Итак, этот столь славный народ решил совершать путь через Романию, каждый закупил себе припасов по безлюдным местам, и они как вынужденно, так и добровольно были переправлены через тот рукав моря, что зовётся «рукавом святого Георгия». Они, однако, весьма нерешительно ожидают, какой конец будут иметь ежедневные собрания князей, а также их ежедневные беседы с императором. И вот, внезапно возникает небывалый ропот, будто император стоит скорее на стороне турок, нежели христиан, и через шпионов, которые были вокруг них, и многочисленных посланников восстанавливает турок против них. «Он, - говорили они, - этот вероломный Алексей, который, свергнув при помощи некоторых аламаннских наёмников своего государя Михаила13, захватил его империю, а самих соучастников своего преступления, осудив на ссылку, велел убить, ныне заявляет, что с франками, сражающимися с турками, он поступит так же, как поступают с грызущимися между собой собаками». Когда же они попытались нанять суда, стало слышно, что император расставил пилигримам ловушки даже на море и с той же подлостью потопил множество кораблей. Невероятно и тяжело для воспоминания тех, кто это испытал, говорить о том, какая растерянность была тогда в нашем, то есть германском сообществе, которое было самом малым из всех, когда можно было видеть, как отца с сыном, брата с братом, друга с другом разлучает гораздо более горькая, чем смерть, [судьба], когда один доверялся суше, а другой морю, как некоторые после внесённой платы за проезд, после одной или двух ночей, проведённых на судне, забрав имущество, с огромным ущербом выскакивали на берег и, купив коней за сумму, большую той, что они недавно потратили, бегством себе на погибель ускоряли свою смерть. Мы также, много и долго страдая с той же переменой настроения, среди тех, которые отважились довериться морю, наконец прибыли через шесть недель в порт Яффу.
Далее всё войско, получив от императора 300 туркополов, которые должны были вести отряды по удобному пути, направляется к Никомедии, а оттуда, обойдя стороной Романию, поворачивает на север, по направлению к земле Хоризане, которая является родиной турок. Ибо места Романии, которые были расположены возле главной дороги, вероломный Алексей разорил, в то время как не посмел оказать помощь христианам, недавно осаждавшим Антиохию, как присягал, и с тех пор был подозрителен как туркам, так и христианам. Кроме того, войско рассчитывало сделать себе имя в народах по примеру предыдущего, но, как показал исход дела, это не было угодно промыслу Божьему. Ибо за несколько дней до этого те же язычники закалили притупившиеся ранее мечи в едва остывшей крови ломбардцев, как было сказано выше, и, воодушевлённые этим, дерзнули оказать сопротивление этому несметному множеству воинов. Турок было немногим более 4000, но все - отборные, на очень быстрых конях, в полной мере обладавшие оружием, метательными снарядами и умением стрелять из лука, и пришли они, чтобы скорее разведкой испытать свою удачу и доблесть незнакомого войска, чем открыть вступать в бой. Поэтому сперва этот народ на манер разбойников грабил арьергард, после этого брал в плен и убивал, затем скакал впереди по распутьям и огнём или каким-то иным способом уничтожал фураж; порой даже, когда войско шло через камыш и осоку, они весь день тревожили его дымом и пламенем, а иногда по ночам, нападая то тут, то там на часть лагеря, причиняли всем беспокойство. Посреди всего этого они никогда не вступали подобно воинам в открытый бой, лицом к лицу, но отступали перед теми, кто оказывал им сопротивление, бежали от тех, кто их преследовал, но вновь следовали за ними, когда те возвращались. Если бы мы попытались проследить пером эти несчастья, самые жалкие из всех несчастий, то превзошли бы и возможности, и меру; столь благородные мужи гибли там без всякой славы, столь богатые - от нужды, столь храбрые - не от меча, в то время как господину не мог помочь бывший при нём слуга, богачу - имевшееся в достатке богатство, а у храбреца не было возможности сразиться. Ибо места эти были скудные, бездорожные, необитаемые, известные врагам и неизвестные нашим, и в них такой народ Божий заточили козни предателя Алексея. Так, в течение 20 дней будучи как бы мишенями для стрел, так ежедневно почитая себя как бы овцами на заклание, они наконец, оказавшись уже в отчаянном положении, предают себя ночью лесистым местам, стремясь ускорить для себя мрачную, но верную смерть, хотя очень немногим бегство предоставило некоторую пользу, помимо того, что завершила замешкавшаяся, но общая для всех участь14. Ибо мы сами не верим, что из столь несметного народа Божьего - увы! увы! - в живых осталась всего тысяча мужей, которых мы впоследствии видели - едва передвигающих ноги - в Родосе, Пафосе15 и прочих портах, а немногих - в Яффе. Из них графы Бернгард и Генрих Регенсбургские умерли в Иерусалиме, а герцог Вельф погиб на обратном пути и был погребён в Пафосе. Среди длиннейшей истории их мучений, которую приводить здесь было бы слишком долго, рассказывали, что архиепископ Зальцбургский Тимо16 был взят в плен, маркграф Н. - замучен, а два каноника Бруно, благородные мужи, пали от голода и жажды. Говорили также, что из латинских князей Вильгельм, Раймунд, Стефан и некоторая часть остальных до сих пор ещё живы.
