Пока всё это происходило подобным образом, не было пощады и тем христианам, что остались в Иудее; но как жители Аскалона и Дамаска [тревожили их] ежедневными разбоями, так и вавилоняне готовили войну. Ибо после начала мая вавилонская армия разбила лагерь неподалёку от Рамлы. Балдуин, выстроив против неё войско, увещевал своих, чтобы они, как несколько дней назад по милости Божьей с малым войском унесли из Аравии большую добычу, так и теперь не отступили перед множеством врагов. «Давайте, - говорил он, - или будем жить их поражением, или умрём в бою! Вот та война, о добрые воины, которую мы некогда желали, ради которой пренебрегли отечеством, родителями и миром. Кроме того, сражаться за наследие Христово против захватчиков Святой земли и иноземных грабителей почётно, побеждать таких врагов никогда не превратно, а умереть -славно. Им родина предоставляет бегство, а нам чужбина - победу. Давайте же докажем, в чём они нас упрекают, что франки не боятся смерти, более того, пилигримы Христовы желают или во Христе победить, или во Христе умереть». После того как он произнёс многое в том же духе, и души его людей приободрились, огромное войско сарацин по удивительной воле всемогущего Бога отступило перед одним лишь, или чуть более того, отрядом наших, так что они не посмели даже вступить в битву, но после нескольких проведённых в этом стоянии дней постыдно и безуспешно вернулись домой.
Около 1 сентября, а именно, в то время, когда слух о прибывших христианах, о которых мы упоминали ранее, вновь устрашил царства Вавилона, они, проведя совещание, решили загодя позаботиться о гибели всех, кого можно будет тогда найти в Иудее и во всех тех землях, и, отправив письма в Дамаск, Триполи, Габалу и прочие варварские города, обеспечили себя кое-каким договором против христианского имени. Итак, вышедшее из Вавилона сорокатысячное войско первым делом направилось к Яффе и расположилось неподалёку от Аскалона, естественно взяв оттуда союзников. Балдуин же, не оставшись в неведении об этом деле, отовсюду, а именно из Иерусалима, Никополя, горы Табор, Хеврона, Кесарии, Ассура, созвал своих людей в Яффе, где тогда оставался немалый отряд пилигримов. В третьем часу того же дня, после того как перед королём Балдуином пронесли древо Креста Господнего, за стенами города Яффы состоялось собрание всего народа, и по приказу короля некий Арнольд, почтенный и весьма начитанный клирик, выступил посреди народа с такой речью: «Блажен народ, Господь которого Бог, Его народ, который Он избрш в наследие Себе. Вы, о братья, являетесь этим блаженным народом; вы - тот народ наследия Христова, народ, взятый в удел17, который, оставив все -отечество, родителей и имущество, нёс ежедневный крест вслед за Христом; вы предали тела свои в жертву ради Христа. Вы видели, как вы сражались, но Христос соизволил очистить место своего святилища вашей добровольно принесённой Ему в жертву кровью и драгоценной смертью ваших братьев и соратников и пожелал, чтобы Иерусалим, город Его покоя, благодаря вашей преданной службе освободшся после столь многолетних оков гнуснейшего народа: “Это, - говорит, - покой мой навеки; здесь поселюсь, ибо избрал я его”18. Вот письма язычников, по Божьей воле отнятые у захваченных позавчера послов, которые вопреки этой данной нам в божественном обещании надежды, содержат дьявольские пророчества: нас, мол, следует уничтожить в этом году в битвах с ними, Иерусалим - разрушить до основания и, что ужаснее всего этого, самый камень славного Гроба Господнего надлежит разломать на куски, доставить таким образом на верблюдах к морю и утопить в самом отдалённом его месте, чтобы его никогда не смогли найти христиане. Поэтому, о христиане, вы видите, что следует делать. Подумайте о конце, который должна иметь такая дерзость». Многое хотел он еще сказать, но поднявшийся шум не дал ему продолжить. «Нам, - сказали люди, - остается либо умереть за Христа и Христовы законы и жить вечно, либо с позором отступить и краткой жизнью заслужить вечную смерть. Но ни временнойу ни вечной жизни не заслуживает тот, кто не считает нужным сражаться против столь нечестивой, столь гнусной дерзости язычников». Тут же перед Крестом искупления нашего они с единодушным смирением исповедались в своих грехах, получили от апостольского легата, который случайно там оказался, отпущение и благословение и, призвав помощь Господню, вернулись в лагерь. А рано утром, имея в своем составе 7 000 пеших и 1 000 конных, они с великой радостью вышли навстречу страшной опасности. Когда стал виден лагерь варваров, они воспламенились такой верой, что каждый считал, будто один в состоянии сокрушить все эти легионы. Потому и вышло, что когда они бегом, без строя прошли почти целую милю и неосторожно бросились на врагов, те с фланга напали на первую когорту и целиком ее истребили. Тогда король в гневе столь энергично устремился на них во главе конницы, что они, хоть и оказали более ожесточенное, чем прежде, сопротивление, уверенные в победе благодаря полученным от идолов оракулам, все равно таяли перед ним, словно воск перед пламенем. Почтенный аббат Герберт, который постоянно носил Крест Господень сбоку от короля, рассказывал, что никогда не видел ни снега, ни дождя более густых, чем та туча стрел, которая тогда была выпущена против короля. Однако, увидев драгоценное древо, враги забыли о стрелах и об оружии и все искали защиты в бегстве. В те дни была столь сильная смертность, что в Иерусалиме каждый день выносили до 300 трупов, а в Яффе в течение нескольких дней могилами покрылось огромное поле. Итак, в то время как [крестоносцы] после победы грабили лагерь и добычу, от жителей Яффы прибыл гонец, который сообщил, что город осаждён с суши множеством всадников, а с моря - 42 кораблями. Тут же нагрузив себя добычей, а остальное предав огню, они спешат на помощь осаждённым. После столь яростного вторжения врагов, таких несчастий в виде нужды и мора праздник рождества Богородицы, который они начали в тот день с такой печалью, они решили завершить с величайшим ликованием. А на следующий день 30 кораблей доставили им великое изобилие хлеба и прочих припасов вместе с пилигримами, коих насчитывалось до 12 000. Когда вражеский флот попытался на них напасть, то был остановлен силой святого Креста, который, в то время как нельзя было оказать никакой реальной помощи, был поднят ввысь по приказу короля, так что никакими усилиями, никаким искусством нельзя было сдвинуть с места хотя бы один из столь многих кораблей, что привело в изумление как язычников, так и христиан.
В этом же году в день Великой Субботы, который, согласно утешению старинного милосердия Господнего освящён крещением, христианский народ, ожидая огня с неба, до самого вечера предавался молитвам, но, обманутый в небесном даре, который люди обычно всегда получали даже в виду язычников, они провели ночь на Воскресение Господне в печали и без праздничного богослужения. Рано утром они с литаниями и босиком шествуют от Гроба Господнего и входят в Храм Господень, в то место, то есть на гору Мориа, на гумно Орны, где был услышан Давид и где должны быть услышаны все, которые будут молиться там со смиренным сердцем, как мы читаем в обещании Соломона19; вскоре после слёзных молитв, едва они вышли со двора, как слышат громкие сигналы и восхваления от тех, которые остались, и, войдя, с радостью видят две лампады, зажжённые от небес. Что же дальше? Они выполняют все служебные обязанности, недавно отменённые, от крещения и до совершения мессы. Также посреди мессы сирийцев, которые обычно всегда поют псалмы в том же хоре после нашего ухода, были зажжены свыше другие лампады, а перед вечерней и посреди самой вечерни они зримо умножились до шестнадцати такого рода огней; так вышло, что в Иерусалиме можно было найти лишь немногих, как христиан, так и язычников, которые уверяли, что не видели столь явного могущества Христова.b
A.1102
1102 г. aРождество Господне император Генрих праздновал в Майнце, где Генрих, граф Лимбурга, стал герцогом1.a
bИмператор, проведя совещание с князьями, объявил о своем намерении отправиться в Рим и провести там 1 февраля генеральный сейм, чтобы прийти к соглашению с господином папой и укрепить католическое единство светской и духовной власти, уже многие годы нарушенное. Однако известно, что ни сам он не явился на этот сейм, ни вести о своем подчинении не отправил господину папе. Причем не осталось тайной, что он, если бы представилась такая возможность, попытался бы вместо господина Пасхалия поставить другого папу; но это ему не удалось. По прошествии середины 40-дневного поста, когда собрались все епископы Апулии, Кампании, Сицилии, Тосканы и всей Италии, а также послы от очень многих заальпийских отцов, в Риме состоялся великий собор. На нем были почтительно одобрены старинные установления отцов, а раскол и главнейшие ереси настоящего времени обсуждены и преданы вечному проклятию вместе с их авторами и последователями. Каждый [из членов собора] подписал такого рода заявление: «Я предаю анафеме всякую ересь и особенно ту, которая наносит вред состоянию нынешней церкви, которая учит и покрывает и которая достойна проклятия и осуждения со стороны церкви. Я обещаю также послушание апостольскому престолу, господину понтифику Пасхалию и его преемникам и перед лицом Христа и [всей] церкви [заявляю], что одобряю все, что утверждает и осуждает святая и вселенская церковь». Там же этот папа обнародовал против императора или римского патриция Генриха следующий приговор: «Поскольку, - говорит, - он не перестал рвать тунику Христову, то есть разорять церковь грабежами и поджогами, пятнать развратом, нечестием и убийствами, то за свое непослушание был отлучен и проклят сначала блаженной памяти Григорием, затем святейшим мужем Урбаном, моим предшественником, а теперь и мы согласно приговору всей церкви предаем его вечному проклятию. И желаем, чтобы это стало известно всем и в первую очередь заальпийским жителям, чтобы они воздерживались от его нечестия».
