о себе.
Я переваливаюсь через край повозки и больно падаю в снег. Конь переступает копытами совсем рядом с моей головой, но я ухитряюсь откатиться и оказываюсь позади воинов, которые скрутили Серпетиса — теперь уже безоружного, сыплющего проклятиями, которые могли бы убить, если бы он был магом и магия до сих пор царила на землях Шинироса.
Инетис пытаются затолкать в повозку сразу трое, и она отталкивает их с нечеловеческой силой, чтобы обернуться и выплюнуть:
— Вода! — И воины вдруг оказываются промокшими насквозь на ледяном ветру, а снег под их ногами превращается в лед. Ноги солдат разъезжаются, и они падают навзничь, хрипло выдыхая остатки тепла из своих тел. Инетис снова хватает в объятья Кмерлана, который уже плачет навзрыд от страха и боли, и оборачивается к остальным. — Кто подойдет ближе — умрет!
Солдаты отступают, когда ее глаза вспыхивают золотом.
— Отойдите, все! Прочь, или я сожгу вас огнем!
— Син-фира, не вынуждай нас применять силу, — начинает один из воинов. — Мы заботимся о тебе. Мы должны тебя спасти — тебя и двух детей правителя. Это наш приказ.
Я поднимаюсь на ноги, отряхивая с себя снег. Я не знаю, что делать, но знаю, что не могу отпустить Инетис одну. Если они увезут ее без нас с Цилиолисом, она умрет от боли еще на границе с Асморой. Вот только я не знаю, как это объяснить воинам, которые намерены отправиться в путь уже сейчас.
— Пожалуйста, отпустите ее, — говорю я, шагая вперед, и воины оглядываются и тут же наставляют на меня друсы и мечи. — Правительнице скоро рожать. Она не выдержит путешествия.
— А ты кто такая? — грубо спрашивает один из воинов. — Давай, проходи в дом, девушка, это тебя не касается.
— Я целительница, — говорю я, стараясь не смотреть на оружие слишком пристально. — Я помогаю син-фире, я приехала с ней из Асморы. Я… я не лгу вам.
Я устремляю взгляд на Инетис, и ее золотые глаза смотрят на меня в упор. Воин, которого она подожгла, лежит на земле, дымясь, и тихо стонет. Солдаты, облитые водой, примерзают ко льду и дрожат от холода. Инетис может убить их так же быстро, как тонет в воде камень. Но она не умеет убивать и, похоже, уже сожалеет о том, что уже наделала.
— Правительница намерена защитить город, — подает голос Асклакин. — Теперь вы сами убедились в том, что она обладает магией… как я вам и говорил. Вернитесь к нисфиуру и расскажите ему. Мы оставим пострадавших воинов у себя и поможем им. Вы же возвращайтесь и расскажите, что видели.
— Или присоединяйтесь к нам и защищайте Асморанту, как делают ваши шиниросские братья, — говорит Серпетис. — Как доблестные воины, которыми, я верю, вы являетесь.
Ему не следует быть таким резким, но он прав. Эти солдаты могли бы помочь Шину в осаде — здоровые молодые воины, которые точно знают, в какой руке держать друс. Их приехал сюда целый отряд, но они всего лишь сделают свое дело и спокойно уедут, забрав син-фиру и оставив город на растерзание врагу. И отсидятся в Асме, выполнив приказ и получив за это благодарность самого нисфиура — не очень ценная вещь, когда уже завтра к твоему дому может подойти тот же самый враг.
— Поднимите их и проводите в дом, — отдает приказание фиур.
Примерзших ко льду солдат отдирают — и я вижу на серой поверхности кровавые пятна. Того, что был обожжен пламенем, тоже поднимают и под руки ведут в дом. Я смотрю на Серпетиса, напряженно замершего в руках удерживающих его солдат. Он встречается со мной взглядом и кивает — иди.
Если бы я не отвела тогда глаз, я бы увидела. Если бы я не дрожала тогда от страха, я бы задумалась. Если бы я не вздохнула тогда, пытаясь заставить себя сдвинуться с места, я бы услышала.
Молчаливый кивок. Покорность, которая должна была показаться мне подозрительной. Чуть слышный свист воздуха, разрезаемого рукой.
Инетис оседает на землю беззвучно, золотые глаза гаснут, тускнеют, закрываются. Воин, вышедший из-за ее спины, равнодушно наблюдает за тем, как бьется в хватке Серпетис, как плачет Кмерлан, пытаясь поднять свою маму с холодного снега, как стоит на пороге отшельница с перекошенным от страха лицом…
— Я знал, что она и тебя околдует, фиур, — говорит воин, откидывая с головы капюшон, и солдаты сразу же опускают оружие и склоняют головы из уважения к стоящему перед ними.
— Отец… — ошеломленно выдыхает Серпетис.
— Папа! — плачет Кмерлан, и Мланкин, правитель Асморанты, протягивает руку, чтобы привлечь к себе своего сына.
Я закусываю губу, когда вижу, как мальчик прижимается к отцу — как тот, чью преданность невозможно разрушить ничем, даже холодностью и предательством. Стоило правителю лишь поманить его пальцем — и Кмерлан готов бежать к нему.
— Нисфиур, я рад видеть тебя на своей земле… — фиур Шинироса склоняет голову, но правитель останавливает его жестом, показывающим, что лесть больше не нужна.
— Асклакин. Ты остаешься фиуром этих земель только потому, что осада близко. Я думал, что на тебя подействует угроза потерять свое владение… но нет. Ты предпочел магию, а ведь еще не так давно сам сжигал магов на костре.
— Я предпочел надежду, — говорит фиур. — Нисфиур, правительница может помочь нам выстоять. Не отнимай ее у нас, я прошу тебя.
— Мы уезжаем. — Правитель словно не слышит, что говорит фиур. Он равнодушно наблюдает, как солдаты поднимают с земли тело его жены, такое обмякшее, что на мгновение мне кажется, что Инетис не просто лишилась чувств, а умерла.
Но они не могут увезти ее сейчас.
