Иудей, слушающий аргументацию Павла, наверняка бы выдвинул принципиальное возражение: разве тот факт, что евреи — избранный Божий народ, которому Его закон был дан как знамение завета, не ставит их в совершенно иное по сравнению с язычниками положение в смысле Божьего суда? Предчувствуя это возражение, Павел в ст. 12—16 дает предварительный ответ. Как и в ст. 6—11 , он указывает на отсутствие различий между иудеем и язычником перед окончательным Божьим судом. Он делает это, подчеркивая два момента. Во–первых, простое обладание законом не избавит иудеев от суда; только деятельное исполнение закона сможет пойти иудеям во благо (12,13). Те, которые согрешили, не имея закона, и те, которые под законом согрешили, — язычники и иудеи, соответственно. Ясно, что слово «закон» (греч. nomos) Павел здесь использует, как и обычно, для того чтобы сказать о законе Моисея. Иудеи и язычники осудятся по закону в той мере, в какой он открыт им (12), потому что лишь те, кто исполняет закон, праведны пред Богом (13). Логика этих стихов такова, что никто не может в достаточной мере исполнить закон Божий, чтобы стать праведным пред Ним.
Второй момент заключается в том, что и язычники имеют закон и поэтому между иудеями и язычниками нет такой большой разницы, как может казаться иудеям (14,15). У язычников нет закона Моисея, но, когда они по природе законное делают, то есть следуют некоторым нормам Божьего закона — воздерживаются от убийства, краж, прелюбодеяния, почитают родителей, — они показывают, что они сами себе закон. Смысл сказанного разъясняется в ст. 15: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах. Своим пусть неосознанным согласием с требованиями Божьего закона язычники показывают, что им доступны нравственные требования Бога. Хотя у них и нет писаного закона, они изнутри самих себя что–то знают о Божьих требованиях, и поэтому в какой–то мере совесть может наставлять их в следовании Божьей воле (15б). Здесь Павел дополняет свое учение о «естественном откровении» (гл. 1), напоминая нам, что каждый что–то знает о нравственном содержании Божьей воли. Однако что касается естественного откровения вообще, то само это знание не может вести к спасению; в ст. 15б речь идет не о том, что некоторые язычники действительно могли бы спастись на суде, а о том, что у каждого из них будут мысли, «обвиняющие» и «оправдывающие» его. Но разве этого достаточно для спасения?
Скобки, в которые в NIV взяты ст. 14,15, и говорят о том, что ст. 16 нам надо рассматривать как продолжение ст. 13: Божье возвещение праведности произойдет в день, когда… Бог будет судить тайные дела человеков чрез Иисуса Христа. Тем не менее ст. 14,15 и составляют неотъемлемую часть аргументации Павла. Следовательно, ст. 16, по всей вероятности, надо связывать со ст. 15б: противоборствующие друг другу «мысли» будут раскрыты и использованы в судный день Богом, до конца знающим наши сердца, как свидетельство (см.: 1 Цар. 16:7; Пс. 138:1,2; Иер. 17:10).
Примечание. 14 Некоторые исследователи считают, что в ст. 14,15 Павел говорит о язычниках, ставших христианами, но это маловероятно. Христиане из язычников не делают законное по природе; и вся аргументация Павла имеет много сходного с популярным в античной Греции учением о «естественном законе», который имеют все.
2:17—29 Закон и обрезание. В этих стихах Павел возвращается к своему обличительному стилю, характерному для отрывка 2:1—5, и в обращении к своему «собеседнику» снова использует 2–е лицо ед. ч. Впервые этот собеседник открыто называется иудеем (17). В этом отрывке Павел утверждает, что иудеи не могут надеяться спастись от Божьего суда, ссылаясь на закон или обрезание, которые рассматривались ими как признаки особого, основанного на заключении завета, статуса перед Богом. Они верили, что такое положение обеспечивает спасение для всех иудеев, которые не отвергают их намеренно. Павел не отрицает значимости закона и обрезания, равно как и особого положения иудеев, но не признает, что это автоматически охраняет иудеев от праведного Божьего суда. Божье слово, данное Израилю, и Его завет с народом — большие преимущества, но сами по себе они не могут оправдать или спасти. Подобно тому, как апостол не раз это делал на протяжении отрывка 2:1 — 16, здесь он снова утверждает, что закон и обрезание могут защитить иудеев от суда только в том случае, если исполняешь закон. Однако в ст. 17—24 Павел это предполагает, а в 3:9–18 утверждает — иудеи не способны искренне и полностью исполнять закон.
Первый фрагмент (17—24) состоит из длинного перечня вопросов (17—23) и заключительной ссылки на Писание (Исайю) (24). Павел перечисляет привилегии, на которые притязают иудеи (17—20). Они называют себя иудеями. Это почетное звание унаследовано от их предка Иуды, который стал первенцем богоизбранного народа. Они успокаивают себя законом, который Павел называет образцом ведения и истины (20). Если язычники благодаря «естественному откровению» имеют ограниченное знание о Боге (1:18,19,25,28,32), то иудеи обладают гораздо более ясным и полным откровением в законе Моисея. Получая наставления из этого закона, данного Богом, иудеи знают волю Его и разумеют лучшее (18). По этой причине они могли бы на законном основании считать, что имеют право наставлять другие народы, которые не были благословлены столь ясным откровением Божественной воли (19,20). Наставническая роль Израиля по отношению ко всему остальному миру утверждается в Ветхом Завете — народ, «раб Господень», был призван стать «светом для язычников» и «открыть глаза слепых» (Ис. 42:6,7; 49:6). (Эта задача, в которой сам народ оказался несостоятельным, в конечном счете исполнилась в Рабе Господа, Иисусе Христе.)
Затем Павел прибегает к ряду вопросов с целью напомнить иудеям об их несостоятельности в этом отношении (21—23). Удивительно, что Павел выбирает вопиющие грехи — воровство, прелюбодеяние и святотатство (вероятно, здесь имеется в виду кража и использование драгоценных предметов из языческих храмов; ср.: Втор. 7:26) — как пример иудейской несостоятельности в соблюдении закона. Ведь почти все иудеи сказали бы в ответ, что они не нарушают этих заповедей. Можно предположить, что Павел принимает радикальное расширение закона, предложенное Иисусом: «Если воровство, прелюбодеяние и святотатство понимать радикально и в строгом смысле, тогда никто не может быть неповинен во всех трех» (Barrett С. К. Л Commentary on the Epistle to the Romans [Harper and Row, 1957]). Однако в данном контексте нет ничего, что говорило бы именно о такой перспективе. Скорее Павел выбрал эти грехи потому, что в законе Моисея они — самые вопиющие. Павел стремится доказать не то, что все иудеи совершают эти грехи, а то, что именно они особенно ясно свидетельствуют о контрасте между притязаниями и реальными делами иудеев. Этот контраст он резко выражает в своем последнем риторическом вопросе (23): Хвалишься законом, а преступлениями закона бесчестишь Бога? Следствия контраста между притязаниями и реальностью подчеркиваются цитатой из Исайи в ст. 24 (Ис. 52:5). Наверное, есть определенная ирония в том, что здесь ответственность за хуление Божьего имени Павел переносит с язычников (как это было в ветхозаветном контексте) на самих израильтян.
Обрезание, как и закон Моисея, было наиболее ярким признаком особого положения иудеев (некоторые раввины утверждали, что «никто из обрезанных не попадет в геенну»). Павел, однако, настаивает, что обрезание будет иметь цену перед Богом только тогда, когда иудей станет соблюдать закон. И наоборот, иудей, нарушающий закон, лишит свое обрезание цены. Простая принадлежность к Израилю, которую символизирует обрезание, не может спасти от справедливого Божьего суда, так как Божий суд воздаст каждому «по делам его» (2:6) и лишь «соблюдение закона» придаст обрезанию какую–то ценность. Неясно, имеет ли Павел в виду, что обрезание обретет спасительное преимущество, если будет сопровождаться искренним, основанным на вере соблюдением закона (см. напр.: Мюррей, Кранфилд), или что обрезание никогда не может иметь спасительной силы, потому что никто не может исполнить закон (см., напр.: Кальвин, Брюс). Последнее, однако, кажется более предпочтительным, поскольку в этой части послания цель Павла, по–видимому, заключается в том, чтобы отвергнуть всякую мысль о спасительном преимуществе обрезания и закона.
Если евреи, не могущие исполнить закон, обесценили свое обрезание, то не вменится ли язычникам необрезание в обрезание, если они соблюдают постановления закона (26)? Такой вывод логически следует из ст. 25. В ст. 27 Павел идет дальше: и необрезанный по природе, исполняющий закон, не осудит ли тебя, преступника закона при Писании и обрезании? Выражением «при Писании» переведено греческое слово gramma (буква), которое Павел в другом месте использует для того, чтобы обозначить закон Моисея (см.: ст. 29 и Рим. 7:6; 2 Кор. 3:6,7). Закон требует послушания от того, кто его принимает, но сам обеспечить этого не может. Иногда эти стихи истолковываются в том смысле, что люди, никогда не слышавшие Евангелия, могут спастись, если будут следовать велениям своей совести. Однако это противоречит тому, что Павел утверждает в другом месте (3:20). Более распространенной является другая точка зрения, согласно которой в данном случае необрезанными, соблюдающими закон, считаются христиане из язычников (Мюррей, Кранфилд, Годет [Godet]). Однако стал бы Павел когда–нибудь рассматривать соблюдение закона как средство спасения? Таким образом, как и в 2:7,10, Павел говорит об этом только как о теоретическом предположении: если бы язычник истинно соблюдал требования закона (а такую возможность в другом месте Павел отрицает), он спасся бы (ср.: Кальвин, Каземан [Kasemann], Уилкинз [Wilckens]).
