Довольный своей прозорливостью Сашка посвистывая под нос неизвестный мотивчик шел домой.
Мама не могла не заметить озабоченности сына: Саша наглаживал брюки, достал свежую рубашку, примерил галстук, почистил ботинки, чего раньше за ним не замечалось. Расспросы были излишни, она и так все поняла — сынок собирается на свидание.
— Поздно не ходи! — Дала свое первое и последнее напутствие мама.
Вечер. Как Сашка и ожидал Инна пришла не одна. Девочки взяли его под руки, от этого Сашка сам себе показался взрослым, он высоко поднял голову. От остановки, где встретились ребята, до кинотеатра дорога лежала через темные дворы. Издалека еще заметил Сашка шумную компанию ребят; громкий хохот ничего хорошего не предвещал. Когда уже Сашка с девочками проходил мимо этой шумной кучи, от нее отделились двое, перерезая дорогу троице. Мускулы у Александра вздрогнули и надулись. «Будь что будет» решил он и уже был готов в неравный бой, но ребята спросили время и возвратились назад, и снова раздался веселый хохот. Сашка тоже хмыкнул.
В кинотеатре их уже ждал Митька. Он сидел на своем месте зорко бдил за спокойствием своего друга. «Все идет по плану» — думал про себя Александр и единственное о чем он сожалел — это о вывихнутой руке, которая была перебинтована у него и не позволяла обнять Инну. За весь этот вечер Сашка так и не вытащит руку кармана куртки, опасаясь за свою репутацию.
Все четверо ехали в трамвае. Митька оставался пока инкогнито, но не надолго. В один из моментов перемигивания с Сашкой, они не выдержали и залились, затягивая окружающих, веселым смехом.
Первое свидание прошло без происшествий. Инна и Саша стали встречаться все чаще и чаще. Александр праздновал свою победу, его мечта сбылась. В свою очередь Инна тоже была довольна собой, но сама того не осознавая, она была влюблена в Саньку. Вперые поняла это Инна тогда, когда пришло время расставания с Сашкой; он уезжал поступать в суворовское училище. В последний вечер перед отъездом они допоздна бродили по прекрасному парку. Сначала говорили о постороннем, затем, когда дошло, наконец, до сознания необходимость расставания, заворковали, как голубки, о cвоем. B этот вечер можно было увидеть обнявшуюся парочку под тенью воздушных веток ивы, как бы застывшую здесь навеки. В этот вечер Сашка впервые поцеловал Инну. И совершенно неожиданными были для него слова Инны, уговаривающей остаться, не ехать никуда, не оставлять ее одну. Сашка понял как далеко зашла их дружба, но боясь довести девочку до слез, признался в своей любви.
Инна долго стояла на перроне и грустно смотрела вдаль уходящего поезда. А Сашка был счастлив — теперь у него есть не просто подруга, а девочка, которая любит его, и которая будет писать ему письма, и не нужно будет никому завидовать.
Письма действительно полетели одно за другим, по ним было ясно, что Инна действительно любит его по–настоящему. Сашка отвечал такой же теплотой.
Чем реже встречи, тем они радостней и приятней. Это понял Сашка, когда приезжал на каникулы в свой родной городок. С Инной пролетели все его свободные дни. Сашка видел как счастлива была эта девочка, особенно ярко это выражали ее слова, которые она говорила вчера перед отъездом: «Я так рада, что у нас ничего не изменилось».
Пронеслись два года. Сашка приезжал на неделю, потом снова уезжал на три месяца. И только летом целый месяц он был дома. Отношение Александра к Инне так и не изменилось, правда теперь он уже совсем не мог сказать зачем нужна ему Инна. И так же, как два года назад, перед отъездом, только теперь уже в высшее военное училище, бродили они по вечернему парку и клялись в любви. В этот вечер Саша задал Инне несколько вопросов, которыми хотел заставить девушку отказаться от него. Он хотел этого потому, что не мог больше обманывать Инну, от лжи становилось иногда не по tf6e. Александр чувствовал, что обманывает ее и за это начинал презирать себя.
— Неужели ты будешь ждать меня четыре года? Ведь это так много. И приезжать я теперь буду только два раза в год, а не четыре как прежде.
— А как же другие ждут по два года и вообще не видят своих любимых?
— О, это бывает редко…
— Не так редко, как ты думаешь.
— И ты себе никого не найдешь на время, пока я буду отсутствовать.
Инна обиделась, такого выхода Саша не желал: «Извини, извини меня…»
— Слишком дорогая ты любовь для меня, чтобы поменять тебя на другого…
Саша трое суток трясся в вагоне, начиналась новая самостоятельная жизнь. Но чувство свободы сковывало обещание, данное «И как я мог снова такое сказать, — ругал себя Саша, — И ее сбил с толку и сам связанным оказался. Надо же было заговорить о женитьбе».
Первый месяц учебы в военном училище начинался с курса молодого бойца. Ребята в роте, куда попал Саша, оказались прекрасными товарищами, сдружился с ними Александр быстро. Началась настоящая тяжелая военная служба.
Вечером, укладываясь в палатке на деревянные нары, Сашка ощущал крепкую усталость, которая потихоньку покидала его тело; ноги переставали гудеть, он засыпал. Утром просыпался задолго до подъема (впрочем как и все) и напрасно старался согреться в сыром одеяле. Ночи в конце лета не были уже теплыми, как раньше. Особенно неприятно было, когда кто–нибудь задевал палатку и сбившиеся капли воды летели в лицо, переходя в мелкую короткую дрожь или «мурашки». Еще было темно, а он вместе со всеми бежал на зарядку, выбивая из носа клубы пара. В это время он напишет маме, что несмотря на два года учебы в Суворовском, совершенно не умеет ходить и здесь учится этому непростому оказывается делу, учится ходить заново… И только теперь он не пожалеет, глядя на своих друзей, читающих письма от любимых, о том, что Инна пишет и пишет — это единственное, что согревает его теперь. Письма приходили через день, а Сашке казалось, что их нет целую вечность. И он писал теперь Инне, и тоже каждый день. Впечатлений была масса.
Но постепенно Сашка привык к своей новой жизни, постепенно он перестал удивляться, т. к. привык уже к ежедневному новому. И снова письма стали для него обузой, тяжелой обязанностью писать. Да и писать их было некогда, приходилось урывать на это все свободное время, исчислявшееся в эти первые месяцы минутами.
Иногда Инна не получала писем от Саши по две недели, но не обижалась, она уже знала — если не пишет, значит находиться на полевом выходе. И, действительно, Сашка не писал только на полевом, просто совсем было некогда. Даже свой дневник он заполнял позже.
К трудностям Сашка привык. Теперь не ропща на судьбу, дремал он в палатке, расположенной прямо на снегу и продуваемой всеми ветрами, а утром хватало сил смеяться. А зарядка… Раньше Сашка не любил ее, старался увильнуть от нее любыми способами. В дневнике можно было прочесть такие мысли: «Зарядка — это самое ужасное. Холодно, а ты бежишь и не согреваешься, а замерзаешь все больше и больше, т. к. чалое тело отдает свое тепло ветру быстрей, чем вырабатывает его. Бегу и думаю — куда я попал». Несколькими неделями позже появились такие строки: «Старшина… Куда он бежит. И все бегут, как бараны за ним, нет остановиться, передохнуть. Хочется порой задушить его…» Затем появилось это: «Черт побери, надо бросать курить, если так будет продолжаться, то в один прекрасный день я задохнусь», но после пробежки дистанции рука тянулась к сигарете.
И вот теперь зарядка была единственным спасением. Только на третьем километре интенсивного бега тело отогревалось, возвращалась прежняя бодрость. И с каким упоением ребята пробивали сапогом лунку во льду и умывались ледяной водой, стараясь остудить разгорячившееся тело. Обтереться снегом — не было ничего приятнее. А вечером, снова залезая в палатку, не теряя оптимизма Сашка шутил: «Геннадий, представь, ты просыпаешься завтра, а на ушах у тебя лежит иней и сосулька на носу выросла!» Смех нарушил тишину ночного морозного воздуха. Сашка долго не мог уснуть, все лежал на спине, смотрел через окошечко в палатке на звезды и думал, порой сам не зная о чем. Все, что ни сваливалось на его голову, он принимал как должное и продолжал жить не теряя своего оптимизма.
Но больше всего его волновали не письма от Инны, а от Андрея. С этим парнем он сдружился по–настоящему за месяц до присяги. Так бывает редко, когда два, почти чужие, человека могут понимать мысли друг друга, а так было у Саши и Андрея. Но за неделю до присяги Андрей подал раппорт на отчисление. Перед этим он долго объяснял Саше почему хочет сделать этот шаг. Сашка понимал Андрея прекрасно, он еще при первой встрече заметил, что Андрей не приспособлен к военной жизни.
— Тебе будет трудно, тебя даже будут считать малодушным, но я не осуждаю тебя. Ты, Андрей, художник, поэт — и этим должен защищать Родину. А если не хочешь учиться здесь, понял, что попал не туда, сделай свой шаг. Я не думаю, что ты уходишь из–за трудностей. Поймут и другие, ты только докажи. Я ведь тоже не представлял себе всех условий учебы здесь, военное училище еще ассоциировалось у меня с Суворовским или рядом расположенным с ним медицинским институтом с военной кафедрой. А здесь из нас делают офицеров».
