по своему почину
шуршу здесь палою листвой.
И оттого гораздо реже
бываю в этой красоте.
Привычки вроде бы всё те же,
да поводы уже не те.
«Услыхав какофонию дня…»
Услыхав какофонию дня,
закрываюсь от мира мгновенно.
Но нельзя почитать и меня
инструментом, настроенным верно.
Ведь какой ни коснешься струны,
до каких ни дотронешься клавиш,
ни с Иуды не смоешь вины,
ни Христа от креста не избавишь.
«Дни августа… Душе – как божий дар они…»
Дни августа… Душе – как божий дар они.
Во всем царит покой. (А для меня так редки
периоды без драм!) Хотя и в эти дни
от нервов наперед я пью свои таблетки.
Но дивно хорошо, стряхнув остатки сна,
в постели полежать московским ранним утром,
и улыбнуться дню, любуясь из окна
ветвями лиственниц в моем дворе уютном.
В гостиной бьют часы: «Бим-бом!» Пора вставать.
Умылся. Что теперь, позавтракать? А как же!
С утра побольше ешь – не будешь толстоват
почтенье оказав простой овсяной каше.
Одевшись, выхожу. Двор пуст: кто в отпуску
копает огород, кто преет на работе.
А я иду гулять по ближнему леску,
под соснами сидеть как бы в прохладном гроте.
Из этих райских кущ, готовых к сентябрю,
но все-таки еще богатых птичьим пеньем,
на прошлое свое в дни августа смотрю
без всякой горечи, и даже с умиленьем.
Костер моих обид уже сгорел дотла,
и удобрен золой большой участок сада.
Мне кажется теперь, что жизнь моя светла,
что все в ней здорово и только так, как надо.
Юлия Подлубнова
Клавиша*
Юлия Подлубнова родилась в 1980 году. Окончила филологический факультет Уральского государственного университета, кандидат филологических наук. Живет в Екатеринбурге. Как поэт публиковалась в журналах «Урал», «Реч#порт», антологиях «Согласование времен», «Екатеринбург 20:30». Как критик – в журналах «Урал», «Знамя», «Лиterraтура» и др. Автор сборника стихов «Экспертиза» (Екатеринбург, 2007) и книги критики «Неузнаваемый воздух» (Челябинск, 2017).
«Запорошенные тюлем…»
Запорошенные тюлем,
заросшие цветами.
С сердечными разговорами за.
С семейными ссорами о.
Только прямая трансляция.
С запахом июля,
в котором никого не ждут.
С разбитыми о воздух тарелками.
С мелкой сетью быта.
…и светильник,
как пойманная в форточку луна…
«Год молчания и перерождения…»
Год молчания и перерождения.
Молчания и перерождения.
Телеграфные столбы плодоносят
фарфоровыми шишечками.
Самолеты
тяжелеют и падают.
Пауты пьют самую темную кровь.
Провода, как вьюны, оплетают дома;
и спутниковые антенны,
как белые цветы,
обращенные к космосу.
Невозможность создать
телефонно-сосудистую систему:
два сердца
на разных концах провода.
Креозот
Запах свежайшего поезда.
Почти мороз.
Вокзал как форма зимоисчисления.
Ночные поезда
выскакивают из городов,
словно кинопленка из киноаппарата.
Дорога «Екатеринбург минус сутки Москва»
входит в тоннель
выходит из вчера.
Бурые земли одиночества.
Окосевшие приюты алконавтики.
И трубы заводов,
как папиросы ангелов.
«Стадионы…»
Стадионы,
шевелящие фанатами.
Улицы,
передвигающие митингами.
Воздушный шарик жалуется:
«Меня надули!»
Я не помню своих стихов.
Я никто.
Норковая шутка,
мудозвоновая шапка.
«Модели весны…»
Модели весны:
признания в никуда и ответы из ниоткуда.
Телевизор на стене показывает
только телевизор на стене.
На стене
не растут волосы.
Путинг – это не митинг,
это форма
настоящего длящегося.
Опустошенные вены авторучек.
«Виртуозная игра…»
Виртуозная игра
на автомате Калалашникова.
Расстрел слушателей
балалайкой-прима.
Невысоцкий
и невознесенский.
Разумеется,
Кремлевская Звезда.
Оплата рубинами.
«Поколение кокаколаедов vs…»
Поколение кокаколаедов vs.
поколение телевизионеров.
Клацающие клавиатуры —
женщины с проводами химзавивки.
Томики стихов мировой тоски.
Блоки, блоки, системные блоки…
заживо православные,
зиги как попытки удержаться
за воздух.
Я смотрю в пустое небо с самолетами.
Родина —
фамилия моей начальницы.
«Где-то на холодных ступенях…»
Где-то на холодных ступенях
потерять твою фотокарточку,
которой никогда не было,
потому что ты в моем сердце,
потерять сердце,
которого никогда не было,
потому что это всего лишь тело,
потерять тело…
В этих кромешных туманах
исчезает все.
Даже память
похожа на воздух,
выстриженный вертолетами.
Ты открываешь глаза и видишь.
Колючее зеркало и
купол Рейхстага
в этой кричащей тоске
молчаливого города.
«Женщины, привыкшие…»
Женщины, привыкшие
к деньгам и абортам,
носят на себе предсмертные крики
маленьких животных.
Сборки мужчин:
ВАЗ 2109 или какой-нибудь гелендваген.
Все хорошо, все путем —
в это верит только
околотелевизионная овощь.
Можно пойти пожаловаться
в представительства кампаний —
стеклопакетные коконы,
оберегающие офисных личинок
от превращения в бабочек.
Ничего не понимаю, ничего не…
Голова и мозг – как жвачка,
облепленная волосами.
«Всякое наступление на…»
Всякое наступление на
обозначает отступление от.
Одуванчиковые поля
ждут своих парашютистов.
Изо
