здесь Поэзия виной.
«Так ясны чудеса вознесений…»
Так ясны чудеса вознесений,
И сегодня в предутреннем сне
Житель рая Тарковский Арсений
Отчего-то привиделся мне.
И, поскольку он был музыкален,
Нескончаемый льётся мотив,
Средь заоблачных опочивален
То волнуя, то чуть усыпив.
Оттого ли, что в поздние годы
Слушать Шёнберга долго привык,
Прозревают струистые воды,
Обретают растенья язык.
И, внимая теченью напева,
После стольких туманов и вьюг
Прорастает эдемское древо
И цветы распускаются вдруг.
Серебристая и золотая
Здесь и нота Вивальди слышна,
И согласно звучат, нарастая,
И встречаются все времена.
Елагин
Как он порывист был и пылок,
Упорный голос, полу-крик,
Когда сквозь треск и вой глушилок
В киргизской полночи возник.
Как будто грохот был умышлен,
Ниспровергавший тишину…
Как жил и выжил этот мишлинг
В немецком Киеве в войну?
Но в те удушливые годы
Он увлекал не силой слов,
А только веяньем свободы,
Рывком сбивающей засов.
«Тибетская книга и травник Салерно…»
Тибетская книга и травник Салерно
Лекарство назвали от частой тоски.
Растёт оно, редкостно и эфемерно,
На скалах, которые столь высоки.
И в джунглях, и в тёмных глубинах сказаний,
Куда на закате войдёшь, одинок,
Найдётся угрюмой семьёй обезьяньей,
Иль вздувшейся коброй хранимый цветок.
Я шёл в Гималаях дорогой неновой,
Исхоженной всеми, но, всё-таки цел,
Внезапно возник этот цветик лиловый.
Я тронул его и сорвать не посмел.
«Там взгляд одной отроковицы…»
Там взгляд одной отроковицы
Меня внезапно тронул, где
Туземных женщин вереницы,
Воздев кувшины, шли к воде.
Невозмутимы, тонкостанны,
Неспешно двигались, а вслед
Шипели сёстры-обезьяны,
И трепетал вечерний свет.
Весь облик девочки-индуски
В душе сквозь годы я пронёс:
Нежны ступни, запястья узки,
В глазах – надежда и вопрос.
Что ждёт её в одной из хижин,
Где свечки жгут и варят рис?
Вновь древний сумрак, непостижен,
Тропу завеял и завис.
В него вернувшись на мгновенье,
Я вспомнил в шелесте ветвей,
Как произнёс благословенье,
Судьбу нагадывая ей.
И, вероятно, юный Рама,
Божествен, смугл и полугол,
Вблизи от собственного храма,
Её увидел и увёл.
«Небесных Гор гряда витая…»
Н.К.
Небесных Гор гряда витая
Своей пугалась высоты.
Резными кровлями Китая
Казались дальние хребты.
Одна гора с верблюжьим крупом
Вступала в город ранних лет.
Легко взбегал я по уступам,
Той лёгкости сегодня нет.
Но всё бегу с воздушным змеем
По скалам скользким и пустым,
И мы с тобой не постареем,
В Пекин узорный улетим
«В Срединном Царстве вновь родиться…»
В Срединном Царстве вновь родиться,
В провинциальном городке
Бродить с бамбуковою спицей,
Писать учиться на песке.
И выйти из трущоб и ямин,
Попыток через двадцать пять
Сдать императору экзамен
И мандарином важным стать.
Сидеть в Палате, глядя в оба,
Следить, судить, казнить – дожить,
До лакированного гроба
Дотягивая службы нить.
Глядеть, как делается шёлком
Глубокий обморок червей,
Слагать стихи с умом и толком,
Взмывать в мечтах в обитель фей.
Поклоны класть и славить Будду,
В небесную вглядеться синь
И то, что людоеды всюду,
Постичь внезапно, как Лу Синь.
Медея
В раю томительном и пышно-многословном,
Медея, знала ты отравы и шитьё.
Дарили божество фазаном или овном
За девственность твою и знание твоё.
Ты жрицею была, служила лишь Гекате,
Под лёгкою стопой, кружась, плыла земля,
Но в синеве морской, на гулком перекате
Блеснули паруса чужого корабля.
Ты жаждала любви, тебе досталась пытка,
Ты жертвовала всем в скитании своём,
Но не слабеет жар волшебного напитка,
Который так пьянил и выпит был вдвоём
Давно я не бывал в заветном царстве колхов,
Драконьи зубы в нем войною проросли,
Другой воздвигся мир из радужных осколков
И в гавани стоят иные корабли.
Мерещится твой дом… Где ты теперь, Медея?
Осенний жёлтый лист витает в зыбком сне,
И сумрак глух и нем, и сердце, холодея,
О юности грустит, о золотом руне.
Приворот
Случайное знакомство с ведьмой,
Конечно, даром не пройдёт,
И станет век чадить и тлеть мой;
Должно быть, это приворот.
Семью забуду для начала,
Чуть взмахом дрогнувших ресниц
В иную жизнь меня умчало,
И чуждый мир тысячелиц.
Конец теплу, конец веселью,
И не унять глухой тоски,
И закружились каруселью
Мои разгульные деньки.
Друзей теряю без заминки,
Везде встречаю лишь вражду.
И, может быть, на том же рынке,
Глотая воздух, упаду.
Но с равнодушием к злословью,
Которое не устаёт,
Всё буду называть любовью
Бессрочный этот приворот.
«Одна мне радость – быть с тобою…»
Одна мне радость – быть с тобою
И, за
