— Зоя, они брали приемник! И испортили его! — вбегая в кухню, вскричал он.
— Не может быть! — встревоженно сказала жена.
— Да-да! Ну зачем, зачем трогать чужие вещи? К тому же дорогие. Не умеете обращаться, не трогайте! Не трогайте!
Зоя Степановна молчала. Она знала: чтобы он не раздражался, не выходил из себя — а это ему было легко, — самое лучшее не перечить, оставить одного. Он ушел и действительно вскоре поутих, хотя она и знала, что еще долго не успокоится. И вдруг он снова закричал:
— Нет, ты погляди, погляди, что здесь творится! Пропала электробритва. И лосьоны для бритья сперли! Нет, это же из рук вон!.. Да тут у них вечеринка была!
Он стоял в дверях кухни негодующий, с полыхающим лицом, со злыми глазами.
— Не может быть! — растерянно сказала жена.
— Чего там не может быть. Веселились! И грязь на ковре!
— Ну подожди, почему непременно должна быть Алка?
— А кто же еще?
— Ну, может, турики... Ты же знаешь, что иногда ребята со своими девчонками забираются в пустые дачи, там веселятся и уезжают... А может, были воры?
— Воры? Если б были воры, они непременно утащили бы «Шарп». Это были какие-то подонки. Ведь надо же, сперли бритву и лосьоны.
— Так, может, туристы?
— Да, туристы! Кавалеры Алки и ее подружки! — Он открыл сервант, вытащил бутылку, потряс ее. — Гляди, всю выжрали, все березовые почки. От простуды хранил! Нет, хороша тихоня!
— Ну почему ты с ней связываешь? — сказала Зоя Степановна.
— А с кем же еще? С кем? Она была с подружкой. Я как в тот раз увидел, сразу понял — такая же, как и Алка, незамужняя. Чего же еще и ждать? За тридцать каждой. Продукция нашего времени! Ха-ха!
Жена осуждающе поглядела на него. И были в ее взгляде и обида и боль.
— Да-да! — злорадно выкрикнул Юрий Николаевич. — Продукция нашего времени. Ни старые девы, ни соломенные вдовы!
— Ну как тебе не стыдно?
— Мне? Мне еще и стыдно? Я еще и виноват? Нет, это уж, знаете ли... — Юрий Николаевич развел руками. И уверенно ткнул пальцем в грудь жене. — Так вот, если хочешь знать, то здесь веселились Алка и ее подружка с парнями. Да-да, и кто-то из них все высмотрел, а когда кончился сабантуй, решил вернуться и забрать «Шарп» и еще кое-что. И вернулся. Вот откуда согнутая накладка. Вот откуда лом! Но, на мое счастье, кто-то или что-то помешало... Впрочем, надо осмотреть все тщательно.
Новый взрыв негодования последовал, когда он пошел за дровами в сарай. Там, чуть в стороне от дверей, валялись флаконы из-под лосьонов «Пингвин» и «Ратмир».
— Ну вот, что я говорил! — Торжествуя, с перекошенным от злости лицом он вбежал в дом. — Подонки, самые настоящие подонки были у нас. Иди, полюбуйся на следы их пребывания...
— Юра, перестань!
— Что перестань? Ты и тут будешь ее защищать? А эти пузырьки из-под лосьонов! Что это такое? О чем это говорит? Он здесь их и высосал.
— Ну почему же? Он мог это сделать там, в доме, а здесь выбросить.
Но Юрий Николаевич не слушал ее, он был захвачен новой мыслью.
— Нет, это уму непостижимо! Притащить таких в дом... не нахожу слов. Не нахожу!
— Здравствуйте! — донеслось из-за забора. Там, за его серыми досками, стояла соседка, рыхлая, пожилая женщина. — Чего это вы шумите?
— Да нет, ничего... просто так разговариваем, — тут же ответил Юрий Николаевич.
— А я думала, не случилось ли чего. На той неделе всю ночь хлопали у вас дверьми.
— Да? — быстро взглянув на жену, сказал Юрий Николаевич и подошел к соседке.
— Ага, а позавчера какой-то человек раным-рано стоял у вас на крыльце. Я еще подумала, не сын ли, но ваш повыше будет.
— Что же вы не спросили его, зачем он, что ему надо?
— Да я за водой на колодец шла, а когда вернулась, его уже не было.
— Так и не знаете, наш или чужой был? Впрочем, откуда наш?
— А что, что-нибудь случилось? — с интересом пробежала глазами по лицам соседка.
— Нет, нет, что вы... — поспешно ответила Зоя Степановна.
— А вот хлопали дверьми-то, это когда ваша племянница с подругой жила, — сказала соседка, пытливо глядя на Юрия Николаевича.
— А я что говорил! — тут же подключился он.
— Ну и что? — совершенно спокойно сказала Зоя Степановна. — Может, и хлопали. Дай ключ, я возьму дров.
Соседка постояла и в раздумье отошла, чувствуя, что от нее что-то скрывают.
— Неужели тебе хочется, чтобы про наш дом всякие сплетни ходили? — сказала Зоя Степановна.
— Не больше, чем тебе, — резко ответил Юрий Николаевич.
Теперь ему все было ясно. Алка с подружкой ехала в электричке. Там они познакомились с парнями, что вполне естественно. Две молодые незамужние женщины и два хлюста. Почему бы им и не познакомиться? И, конечно, надо было как-то продолжить знакомство. И вот прекрасный случай.
«А куда вы путь держите?» — спрашивает один из хлюстов. Оба, вне всякого сомнения, с бородами, усами и волосней до плеч. Может, чуть подвыпили. Но вряд ли, скорее всего трезвые и этим располагающие молодых женщин к дальнейшему знакомству.
«Мы едем на дачу», — говорит, скажем, Алка.
«К папе-маме?»
«Нет, — отвечает Алка, — мы будем жить вдвоем».
«Вот как? Это интересно, верно, Славик?»
«Угу», — говорит Славик. Это тот самый, который потом выпьет лосьоны.
Дальнейшее развитие знакомства нетрудно представить. Девицы дают молодым людям, то бишь хлюстам, адрес, и те приезжают к ним в условленное время. Приезжают с вином, возможно под хмельком, для «завода». Начинается веселье. Сначала за столом. Затем вытаскивается проигрыватель. Танцуют. (Вот откуда на ковре грязь!) Этот, который лосьон-то, начинает совать свой нос куда не следует и обнаруживает «Шарп». Бурный восторг! Еще бы, даешь модерновую музыку! Крутят туда-сюда, рвут друг у друга из рук, и в итоге — зеленый огонек пропадает, на стекле возникают трещины, словно кто ударил по нему кулаком. Мерзавцы!
Юрий Николаевич задохнулся от негодования. Нет, он никак не мог успокоиться. Тихоня! Хороша тихоня! Недаром говорят, в тихом омуте черти водятся... Тут он вошел в кухню и обнаружил на полу у окна почти пустую трехлитровую банку, а в ней были маринованные огурцы. И за ней, черт побери, за ней пустую консервную банку. А в ней была кура с шампиньонами. Последняя банка! Хранилась в кладовке. И ее вытащили. И огурцы съели. И даже рассол выпили. Ну это, наверное, Славик, после того как выпил лосьоны. Его начала томить жажда. К тому же и настойка из березовых почек стала сказываться.
«Так-так, — раздраженно прикидывал Юрий Николаевич, идя как бы по следу и представляя все, что творилось на даче. — Пили, ели, танцевали, а затем наступила ночь любви...»
Дальнейшее ему было совершенно ясно. Этот Славик не раз вставал, гасил пожар внутри себя огуречным рассолом. Выходил во двор. (Вот почему соседка слышала хлопанье дверями.) А под утро, когда все спали, этот Славик прихватил с собой электробритву и исчез с приятелем, бросив вовсе не прощальный взгляд на «Шарп».
— Юра! — позвала жена.
— Да! — Он энергично подошел к ней, сам не понимая, откуда у него появилась энергия. Так, наверное, чувствует себя бывалый воин, выходя на боевую операцию.
— Посмотри, на веранде открыта форточка.
Он бросил взгляд на форточку. Действительно, она была распахнута.
— И что же ты думаешь по этому поводу? — неожиданно спокойно спросил он.
— Да то, что здесь были воры. И Алла вовсе ни при чем.
— Вот как? Нет, матушка, — сказал Юрий Николаевич, — как раз наоборот. Эта форточка доказывает, что здесь были кавалеры, и один из них, тот самый, которого видела соседка, явился сюда за «Шарпом». Он-то и открыл предусмотрительно форточку, чтобы не ломать дверь.
— Ну откуда ты знаешь?
— Да тут и знать нечего! Самая элементарная логика! Не нужно много ума, чтобы догадаться, как все это было. Он оставил открытой форточку, чтобы залезть в дом, не ломая дверь.
— Но в форточку может залезть только худенький, почти мальчишка...
— Почему же непременно мальчишка? Худенький, но высоконький. Так будет точнее. Да и на правду больше похоже. Алкаши не бывают толстыми.
— Ну откуда ты знаешь, что он алкаш?
— Да оттуда, что только алкаш может выжрать лосьоны.
— Какой кошмар...
— Вот именно.
— Но только Алла здесь ни при чем. Она так не может сделать.
— Ну конечно, это к ее подруге пришел такой кавалер. Но тогда хороша подруга, черт подери!
— Не ругайся.
— Извини, но это единственный способ избежать инфаркта.
— Тьфу-тьфу...
Он вышел на крыльцо. Осмотрел лом. Это был старый работяга лом, проржавевший, тупой, несколько искривленный, оставшийся в его хозяйстве еще от тех времен, когда закладывалась дача. «Какая халатность, — осудил себя Юрий Николаевич, — такие вещи надо убирать в сарай». И он отнес лом в сарай. Потом еще раз внимательно осмотрел изогнутую накладку. Да, сомнений быть не могло: кто-то пытался ее сорвать. Но, слава богу, помешали... Конечно, особого труда не составило бы найти преступника. Для этого надо только заявить в милицию. Алка с подружкой кое-что поведают на следствии... Но, к сожалению, этого сделать нельзя. И не только потому, что жена будет против, защищая свою племянницу, но и он сам, Юрий Николаевич, не пошел бы на это. Нельзя ее позорить. У нее и так жизнь нелегкая. Живет с матерью. Комната девять метров. А ведь нужно когда-нибудь побыть и без матери — ведь уже тридцать лет. И нельзя сказать, чтобы некрасива. Вполне симпатична. Но уж так сложилась судьба, что осталась незамужней. Но желания-то есть, чувства-то не угасли! Вот и обрадовалась, что никого на даче не будет, а тут как раз и кавалеры подвернулись. И ничего бы в этом не было зазорного, только попались-то подонки. А так что ж тут такого. Познакомились. Пригласили. Могли бы и пошутить, и посмеяться, и потанцевать. И, кто знает, может, и завязалось бы знакомство, а потом бы и в любовь перешло. Разве так не бывает? Но на пути встретились не те... Так что Алку позорить не надо. Больше того, даже виду не надо показывать. Она и так, бедняга, наверное, страдает. Впрочем, почему страдает? Она, вполне вероятно, и знать ничего не знает. До бритвы ли ей и лосьонов. Хотя, может, и подумывает о том, что «Шарп»-то брали... Ну и что из того, что брали, откуда ей знать, что он испорчен? Ладно, не надо уж так-то наотмашь... Да, у кого как судьба складывается. И с братом не повезло. А все потому, что безотцовщина. Где ж матери за ним уследить. Работала. Прибежит домой, впору накормить да прибрать. Вот так и отбился. Связался с нехорошими друзьями. Стал выпивать. И женился неудачно. Еще больше стал пить. Бросил работать. Ввязался в какой-то скандал. Судили. И вот теперь отбывает срок... Ах, Алка, Алка, кто же мог подумать, что она на такое способна! А тихонькая.!.
