— Пойду я, — решился Леня. — Я маленький. Она мне ничего не сделает.
— Ладно, — согласились ребята. — Мы будем тебя караулить на крыльце.
— А мы будем у окна «болеть», — сказала Рая, держа за руку Лялю, и девочки побежали наверх.
Леня не без страха подошел к двери. В нее обеими руками колотила Анна Тихоновна. Сверху из окна Леню поощряли болельщики.
— Смелей!
— Не бойся!
— Не трусь! Мы за тебя.
Леня сбросил замок с петель и кинулся бежать. Анна Тихоновна, разъяренная, красная, выскочила из склада.
— Это что еще за безобразие? — кричала она. — Опять штучки долговязого губошлепа? Где он? — я вас спрашиваю… Давайте его сюда, этого кошкиного мучителя.
— Ну что раскричалась на весь курорт? Вот он — я, Фредик, — свесился он с подоконника. Здесь Фредик чувствовал себя в полной безопасности.
— И с какого это дня ты стал «Фредиком»? — накинулась на него Анна Тихоновна. — Ты — Федька, Федор — Улыбихин сын. Тебя весь город знает.
Фредик продолжал улыбаться.
— Улыбаешься все, смешно? — возмущалась Анна Тихоновна. — Напялил на себя чужие брючки, голова — помелом и готов — «Фредик»! Подумаешь! Да я тебя насквозь всего знаю…
— Ну и что?..
— А то, всем известно, как ты вместо школы по кустам бегал, посуду из-под вина после гулянок собирал и сдавал в магазины!
— Ну, а жрать-то мне надо было?
Анна Тихоновна на секунду остановилась. Но она еще не высказалась до конца.
— Не мой ты сын, а то я бы тебе показала, как по кустам бегать, котов красить… Попробовал бы ты у меня хоть один раз не пойти в школу. Я бы с тебя семь шкур спустила, с ирода этакого! Ты бы у меня за двойку неделю не сел бы на одно место.
— Расфыркалась, разошлась. Ладно, — пытался остановить ее Фредик.
— Ладно — не ладно, продолжала Анна Тихоновна. — Был бы ты моим сыном, я, может быть, день и ночь работала бы для тебя, как проклятая. Сама бы осталась без куска, не емши, ни пимши, но из тебя бы сделала человека!
Вдруг она заметила, что нет дизовки. Там, где раньше стояла на ржавых ножках дизовка, зеленел квадрат молодой травки.
— Списали? Уже сплавили? — переключилась она на Захара Нилыча.
— Так точно, — списал и сплавил, — с торжеством подтвердил бухгалтер. — А после мая спишу и вывезу из вашего склада весь железный хлам!
— Только через мой труп! — патетически заявила Анна Тихоновна. — Я здесь двадцать лет работаю, — начала она.
Ребята подхватили скороговоркой:
— Пережила двенадцать директоров!
— Десять бухгалтеров!
— Пятнадцать завхозов!
— Двадцать поваров!
— Сто шоферов! Затем хором:
— И все жулики, пьяницы, воры, а у меня хоть бы порошинка пропала!
Анна Тихоновна неожиданно для себя и ребят рассмеялась.
Глава двадцать седьмая. Предпраздничная суета
Дети, воспитатели, инструктор по труду — все красили, шили, крахмалили, гладили. Младшие рвали на мелкие кусочки массу газетной бумаги. Это готовилась голова лошади из папье-маше для Балды. Он покажет чертенятам, какой он сильный. Может ногами поднимать лошадь и нести ее. На самом деле, он прокатится на лошади верхом по сцене разок, другой.
Для Балды достали весь костюм: посконную длинную рубаху, онучи и здоровенные лапти. Брюки годились от любой полосатой пижамы. Вместо войлочной на голове у него будет фетровая шляпа Захара Нилыча.
Светлана Ивановна попросила у Паши на время его чапан с капюшоном.
— Ну куда вам такая грязная одежда? — удивился Паша.
— Надо…
Затем Светлана Ивановна из темного капронового чулка сделала маску. Она так разрисовала ее, что каждое лицо в этой маске становилось неузнаваемым, даже уродливым.
— Для кого это? — спрашивали ее ребята.
— Для свинопаса…
Валерочка и Фредик неутомимо мельчили деревянным молотком остатки разбитых елочных игрушек. Это «бриллианты» и «драгоценные камни» для Ляли. Она с увлечением осыпала ими все «диадемы, колье, браслеты», которые наденет на себя в спектакле. Маленькая Наташа обижалась, что Ляля теперь не обращает на нее никакого внимания и даже прикрикнула: «Уйди! Ты мешаешь!» Марксида усадила Наташу за свой стол и дала ей лоскутков, а сама продолжала нашивать заплаты на штаны «Балде» и посматривать на Митю, который «фунтиком» и «золотом» выводил тонкий рисунок на белой накрахмаленной марле. Это вуаль для Ляли-принцессы. Митя работал молча и думал о чем-то своем, невеселом.
— О чем задумался, детина? — шутливо спела ему Ида.
Митя усмехнулся.
— Так… писем нет давно из дома. Я написал уже три письма: одно — ребятам, другое — дяде Антипу. И все молчат. Недавно отправил последнее председателю колхоза. Заодно уже и с Маем поздравил. Как-то они там живут без меня?..
Завтра Первое мая! Сегодня надо закончить все приготовления к знаменательному дню.
Няни моют и чистят все, что попадается им под руки: полы, стены, двери, окна, ковры, девочек и мальчиков, лежачих, ходячих и бегающих.
В пионерской в эмалированных ведрах и кувшинах стоят ветки деревьев, покрытые нежной листвой. На глазах у всех распускаются бело-розовые цветы яблони и миндаля.
За столами и на ковре ребята сами делают цветы: розы, ромашки, яркие красные маки, тюльпаны. Все до единого вырезают, клеят. Няни в полном отчаянии. Не приходится выпускать из рук веника и тряпки.
— И откуда у них этот мусор сыплется? — ворчит, подметая, няня Маша.
— Откуда бы ни сыпался — подметайте! — и Светлана Ивановна уносится в костюмерную с кусками марли, раскрашенной всеми цветами радуги.
«Костюмерную» устроили в пустующем изоляторе. Там, на протянутых между стенами шнурках, красовались костюмы всех «цветов»: розы, незабудки, ромашки, ландыш и самый красивый — Ляли-принцессы. Он как белое облако!
Здесь же в костюмерной Марксида гладит ребятам пионерские галстуки. Большие мальчики стоят в очереди к другому столу, на котором они могут выгладить свои брюки и рубашки.
Фредик в санаторной пижаме, худой и нескладный, пришел с Валерочкиными брюками. Он опять выпросил их у него на праздник. Свои совсем износились.
Когда подходит его очередь, он неумело складывает их и пробует гладить.
— Ты их водой сбрызни сначала и через тряпку, — советуют ребята из очереди.
«И ничего у него не получается. Одно место гладишь, другое — мнется. И складочки оказались не там, где надо. И какие-то они кривые!»
Ляля заглянула в костюмерную, чтобы еще раз полюбоваться на свой роскошный костюм.
— Ляль! Погладь! — просит Фредик.
— Вот еще! — и Ляля убегает.
— Фредька, ну ты скоро?! — торопят его ребята, — ведь всем надо успеть!..
— Сейчас, — Фредик ходит вокруг стола, спешит, весь взмок, обжег себе палец. А подлые брюки — не даются, хоть плачь… Так и норовят сползти под стол или штанина на зло подворачивается там, где не надо. Запахло паленым.
К столу ребят подходит Марксида. Она молча выдергивает из рук Фредика брюки и гладит по всем правилам. Складочки получились, как стрелки.
— Спасибо, — просто говорит Фредик и довольный уносится с брюками в палату.
В самый разгар подготовки в санатории появилась делегация ребят, пионеров с тракторного. Они пришли поблагодарить детский санаторий за металлолом.
По этому поводу в пионерской устроили шумную «летучку».
Сначала спорили и подавали советы все сразу. Наконец Марксиде удалось перекричать остальных.
— Дизовка чья? Анны Тихоновны. Она ее сохранила, значит и благодарить надо ее.
— Правильно, — поддержала ее предложение Светлана Ивановна.
Гости почувствовали себя в затруднении. Они никак не готовились к встрече с Анной Тихоновной.
— Давайте сочиним для нее торжественную речь, — предложила Марксида и села писать. — Диктуйте!
Каждый из ребят требовал, чтобы в эту речь обязательно внесли хоть одно его слово. Речь получилась с простыню. Лоб Марксиды покрылся испариной, пальцы — чернилами. А пожеланиям не было конца.
Когда гости увидели, что им предстоит выучить, они ахнули: «И в неделю не одолеем»…
Светлана Ивановна все повычеркивала и сказала, что самая лучшая речь — самая короткая.
— А лучше всего ничего не заучивать, сказать от души, что думаешь!
Увидев в открытую дверь шествующих к складу ребят, Анна Тихоновна, чтобы ее не закрыли в складе, как прошлый раз, вышла, намереваясь встретить их «в штыки». Но ее остановила торжественность, с которой к ней приближались дети.
Все — в красных шелковых галстуках, мальчики — опрятные, подтянутые, девочки — в белых передниках и лентах. Одна из них выступила вперед и обратилась к ней с речью:
— Дорогая Анна Тихоновна!
Сердце Анны Тихоновны дрогнуло. Как давно к ней так никто не обращался, — «дорогая»…
— От учащихся нашей школы и пионерской дружины имени Зои Космодемьянской мы благодарим вас за металлолом, который вы сберегли и нам отдали…