Миллиметры. Ее запах с примесью ментола и лекарств. Мышцы на спине каменеют, шею печет контроль. Я не должен идти ей навстречу. Нихера!
Легкое касание. Словно мимо пролетает бабочка. Но она взрывается и оглушает, как ядерная бомба, размазывая рассудок по стене. Горло сжимает жажда.
Это настоящая пытка…
— Знаешь? — шепчет Ева. — Я передумала… Оставить тебя в покое, значит, лишить себя единственного нормального развлечения.
Ведьма отстраняется и расправляет плечи, опускаясь на пятки. Улыбается. Клянусь, я вижу красные рожки, выглядывающие из белых волос.
Дьявол!
Меня вышвыривает из-за штурвала. Я больше не контролирую себя и ситуацию. Моя ладонь утопает в длинных волосах, вторая рука на ее спине. Губы терзают самодовольный и дерзкий рот. Язык скользит внутрь без каких либо препятствий.
Она толкнула, а упал я, но…
Ей приходится нырнуть следом.
Это борьба в чистом виде. Борьба против друг друга и против самих себя. Ева обхватывает мою шею, отвечая на поцелуй, который…
Еб твою налево через океан! Я ее поцеловал!
Но она вкусная. Если можно так сказать. Пиздец какая вкусная и нежная. Все это размывает границы игры, становится чем-то другим. Более плавные движения. Размеренные и спокойные, но учащающие сердцебиение, как прыжок с тарзанки.
Перехватываю наглые и проворные руки, ползущие вниз по моей груди. Вспоминаю, где я и кто такой. Вспоминаю, кто сейчас со мной и чего она хочет.
Как же меня заебали бабы, которые считают, что лучше всех на свете. Что люди вокруг должны им и обязаны выполнять все их прихоти и приказы. Которые не умеют быть нужными и не умеют быть людьми. Те, у кого внутри один лишь воздух. В данном случае ядовитые пары зелий и морской бриз.
Стремительно подрываюсь с кровати, даже не глядя на ту, которую оставляю. Покидаю номер, ни разу не оглянувшись, и целенаправленно шагаю к лестнице, чтобы, как можно скорее, оказаться подальше от нее.
Я уже влюблялся в бездушную стерву и не хочу пережить это еще раз. Бабы любят ныть, что мужики их обижают, пользуются и принижают, но никто не отменял баланс во Вселенной. И по одну, и по другую сторону есть индивиды, что умеют только брать, а не отдавать, и они всегда находятся в поиске жертвы.
Может быть я дебил? Старомоден и глуп? Родился не в ту эпоху или не в том месте? Был неправильно воспитан и сформировался странной личностью, но мне хочется верить в душевное родство, в комфорт с близким человеком, в чувства. Что плохого в желании найти того, кто станет действительно твоим? Без пунктов и подпунктов, просто твоим до такой степени, что сам захочет отдать тебе всего себя.
И если не так, то…
На меньшее я не согласен.
Мне еще не настолько хочется трахаться.
— Будешь? — Коля кивает на бутылку «Баллантайнс» (прим.автора: линейка купажированного шотландского виски).
— Где ты ее взял?
Он горделиво улыбается и достает из тумбочки два стакана: пустой и со льдом.
— Нашел. Так будешь или нет?
Это то, что мне сейчас нужно, чтобы выжечь ее вкус.
— Наливай, — говорю я и сажусь на свою кровать.
Коля протягивает мне бокал и внимательно смотрит, словно подозревает что-то или догадывается.
— Где ты был, Кислый? Так быстро свалил, что мы и не поняли ничего.
— Ходил по делам.
— И эти дела зовут Ева?
Делаю глоток ароматного и терпкого напитка, позволяя ему как можно дольше задержаться во рту, а после скользнуть по горлу пламенной дорожкой.
— Настя сказала, что ты спрашивал про нее, — продолжает Коля.
— Вы всем кости перемываете?
— Мы просто волнуемся. Ты… Хороший парень, а она ест таких на завтрак.
— Поэтому ты выдал ей про меня все, что знал? — бросаю догадку, просто потому что ни с кем не обсуждал свое прошлое место работы так, как с ним.
— Я… — Коля округляет глаза, сдавая себя с потрохами. — Она спросила. Ей невозможно сказать «нет».
Возможно. Я сделал это уже несколько раз, но с каждым из них становится все труднее. Она берет измором. Играет, как кошка с мышкой, которой прокусила шею. Позволяет тебе сбежать, а потом припечатывает мягкой лапкой с острыми когтями к полу, показывая, кто здесь главный.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Мог бы соврать, что не знаешь ничего.
— Ты меня видел? Я не умею врать, — оправдывается Коля.
— Ты же бармен. Ты должен уметь все.
— Слушай… Я не хотел…
— Проехали. Все в норме. Ты не хотел проблем. Вы все ее боитесь и это так тупо. Она всего лишь девчонка с завышенным ЧСВ.
— Статистика увольнений, братан. Мы все здесь приехали за заработком. Попробуй в сезон найти другую работу еще и с такой зарплатой. Пять минут триумфа не стоят таких бабок.
Хмыкаю и снова подношу прохладное стекло к губам.
— Что она от тебя хочет? — смущенно спрашивает Коля.
Серьезно? Он даже покраснел. У чувака ребенок есть, а он до сих пор алеет, когда думает о сексе. Или это просто скромность проснулась в слоненке Дамбо?
Вместо ответа допиваю вискарь и протягиваю соседу пустой стакан. Он понимает без слов и возвращает мне его с новой порцией успокоительного.
— Но она хороша, да? — мечтательно произносит он. — Я когда увидел ее в первый раз, то чуть слюной не подавился. Такая соска.
Соска-пустышка...
— Она к тебе клеилась? — задаю вопрос, не совсем понимая, хочу ли знать ответ.
— Если бы да, то меня бы уже здесь не было, но мне не повезло так, как тебе...
— Ты это называешь везением? Сколько ты выпил?
— Немного… — Коля доливает остатки из бутылки в свой стакан.
Понятно… Если она была полная, то он уже должен быть в говно. Сосед грустнеет на глазах, вспоминая о чем-то своем. Черт! Нормальный ведь пацан. Если бы не вел себя, как идиот, то возможно чувствовал бы себя куда увереннее.
— Коль, а ты не пробовал перестать херней страдать и придуряться постоянно?
— Не-е-е… — он качает головой, выдавливая улыбку. — С долбоебов спроса меньше. Я запарился уже быть серьезным. Семья, ребенок… Я херачил круглые сутки в казино, чтобы обеспечить своих, а в итоге получил гулящую сучку на шее и малого, который с трудом меня узнает. М? Как тебе? И я хуевый, понимаешь? Да нахер мне это нужно? Теперь я только Колька-дурачок. Мне нормально.
У всех своя драма…
— Тогда… За заебись! — поднимаю тост, горько усмехаясь.
— Хорошо сказано.
Мы с Колей дрыхнем до вечера следующего дня, поэтому на смену плетемся, как два переваренных пельменя. Настя и Тося, в отличие от нас, полны сил и энергии и активно обсуждают какие-то сплетни из своей группы.
Принимаем бар у второй команды ребят и готовим все под себя. Людей как-то маловато, но это, наверное, и к лучшему. Что-то я не настроен на активную работу. Долбанный пятнадцатичасовой сон.
— Эй, ебланоид! Гляди че? — вскрикивает Тося, подлетая к Коле, и отвешивает ему неслабый подзатыльник.
— Отвали, таранка протухшая, — безэмоционально отзывается он, даже не шелохнувшись, и продолжает натирать кофейные ложки.
— Да что с вами обоими сегодня? — спрашивает Настя.
— А что с нами? — отзываюсь я, расставляя «флютешки» (прим.автора: бокалы для шампанского и игристых вин).
— Вы оба похожи на Николаев, — говорит Тося.
Переглядываемся с Колей, мысленно произнося — «Бабы...», и продолжаем заниматься своими делами.
— Может у них эти дни? — шепчет Настя.
— Какие? Дни жалости к себе? — в тон ей отвечает Тося. — Вам бы потрахаться, ребят. Смотреть больно, — а это уже сказано громко специально для нас.
— А вам бы заняться делом, — говорю я, метнув острый взгляд, означающий, что шутить сейчас лучше не стоит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Это самая тухлая и скучная смена за эту неделю. За барной стойкой идет дождь. Никто не улыбается и не шутит. Девчонки надулись, мы с Колей погружены в собственные мысли. Гости приходят и уходят, заказывая одно и то же.
Чего-то не хватает…
