— Почему вы подарили ей это? — спросил он через минуту.
Мсье Чжо, бледный как полотно, уставился на свои туфли. Тут вмешалась Сюзанна.
— Он вовсе не подарил, — сказала она, тоже посмотрев на мсье Чжо.
Жозеф недоумевал.
— Он мне дал его на минутку, просто так, примерить.
Жозеф скорчил гримасу и сплюнул в реку. Потом снова пристально посмотрел на мсье Чжо, закурившего сигарету, и, насмотревшись вдоволь, снова сплюнул. Так продолжалось некоторое время. Жозеф размышлял и сопровождал свои мысли плевками в реку.
— Если не в подарок, — сказал он наконец, — так и незачем!
— Пусть, пусть, — ответил мсье Чжо почти беззвучно.
— Отдай, — сказал Жозеф Сюзанне. Потом снова повернулся к мсье Чжо.
— Вы принесли ей это просто так, показать?
Мсье Чжо напрягся, но не нашел, что ответить. Жозеф сидел перед ним и явно изо всех сил сдерживался. Тон у него был жесткий, отрывистый, но не крикливый. Мсье Чжо бледнел все больше и больше. Сюзанна вскочила, встала перед мсье Чжо и тоже посмотрела на него. Если теперь же не сказать Жозефу всю правду о мсье Чжо, то потом она ни за что не сможет этого сделать. К тому же, все было уже наполовину сказано. Мсье Чжо никогда не оправится от этого удара. И вообще, ей надоело, должно же это когда-нибудь кончиться!
— Он мне его подарит, если я уеду с ним, — сказала Сюзанна.
Мсье Чжо поднял руку, словно пытаясь остановить Сюзанну. Он побледнел еще сильнее.
— Куда уедешь? — спросил Жозеф.
— В город.
— Навсегда?
— Нет, на неделю.
Мсье Чжо замахал рукой, как бы отнекиваясь. Казалось, он вот-вот упадет в обморок.
— Сюзанна неверно выразилась… — пролепетал он с мольбой в голосе.
Жозеф больше не слушал. Он повернулся к реке. По его виду Сюзанна поняла, что теперь она уже наверняка никуда не уедет с мсье Чжо, ни в свадебной карете ни просто так.
— Верни кольцо сию минуту, иначе я вышвырну его в реку, — спокойно сказал Жозеф.
Сюзанна сняла кольцо и протянула его мсье Чжо за спиной брата. Все-таки нельзя было допустить, чтобы Жозеф схватил брильянт и выбросил в воду. Тут Сюзанна чувствовала себя заодно с мсье Чжо: брильянт надо было спасти. Мсье Чжо взял кольцо и сунул в карман. Жозеф оглянулся и увидел это. Он встал и зашагал к бунгало.
— Теперь все пропало, — сказал через несколько минут мсье Чжо.
— Это было и так ясно, — отозвалась Сюзанна. — Так всегда бывает.
— Зачем нужно было ему говорить?
— Я бы все равно рассказала ему рано или поздно про брильянт, не удержалась бы.
Они немного помолчали. Накануне они допоздна засиделись в Раме, и Сюзанне вдруг захотелось спать.
Мсье Чжо выглядел убитым. Машина его стояла по другую сторону дороги, за мостом. Это была действительно шикарная машина. Скоро она вернется на север, откуда и прибыла, и мсье Чжо уедет вместе с ней. Может быть, он сам еще не вполне это понимал.
— Я думаю, вам не стоит больше приезжать, — сказала Сюзанна.
— Это ужасно, — сказал мсье Чжо. — Зачем надо было говорить ему?
— Я никогда не видела брильянтов, я не могла удержаться, не надо было мне его показывать, вы просто не понимаете!
— Это ужасно, — повторил мсье Чжо.
В небе летали утки-мандаринки и голодные бакланы. Временами одна из уток снижалась и танцевала на мутной воде реки. Вот и все, что я буду видеть на белом свете еще долгие и долгие месяцы.
— Когда-нибудь я найду себе заезжего охотника, — сказала Сюзанна, — или местного плантатора, или охотника-профессионала, который поселится в Раме, а может, это будет и Агости, если он захочет.
— Нет, я не могу, это невозможно, — простонал мсье Чжо.
Он словно отбивался от нестерпимого для него видения. Он топал ногами.
— Я не могу, не могу, — повторял он.
Если бы он сейчас убрался отсюда, она пошла бы с Жозефом купаться.
— Сюзанна! — крикнул вдруг мсье Чжо так громко, как будто она была уже далеко.
Он вскочил, словно с души у него упала тяжесть, ликующий, озаренный. Он придумал.
— Я подарю вам его просто так! — выкрикнул он. — Скажите Жозефу!
Сюзанна тоже поднялась. Он достал из кармана брильянт и протянул ей. Сюзанна еще раз взглянула на кольцо. Оно теперь было ее. Она взяла его и не надела на палец, а зажала в кулаке и, не попрощавшись, опрометью бросилась бежать к бунгало.
* * *
Сюзанна влетела в бунгало. Жозефа не было. Зато была мать, которая стояла у плиты и готовила ужин. Сюзанна размахивала кольцом.
— Смотри, кольцо! Двадцать тысяч! Он мне подарил.
Мать взглянула издали. И ничего не сказала.
Мсье Чжо ждал под мостом, когда Сюзанна вернется, но она не возвращалась, и он уехал.
Спустя час, перед тем как садиться за стол, мать кротко попросила Сюзанну дать ей на минутку кольцо, чтобы разглядеть получше. Жозеф, сидевший в гостиной, мог это слышать.
— Дай мне его, пожалуйста, — сказала она вежливо, — я не успела рассмотреть.
Сюзанна протянула кольцо. Мать взяла его и долго рассматривала, держа на ладони. Потом, ни слова не говоря, ушла в свою комнату и закрыла за собой дверь. По тому, с каким видом она вышла из столовой, по ее внезапному притворному гневу, который им был так хорошо знаком, Жозеф и Сузанна поняли: она пошла прятать кольцо. Она прятала все: хинин, консервы, табак, все, что можно было продать или купить. Она пошла прятать кольцо из суеверного страха, что оно может каким-то непостижимым образом исчезнуть из чересчур молодых рук Сюзанны. Теперь кольцо, вероятно, лежало между досками перегородки, или в мешке с рисом, или в ее тюфяке, а может, висело на тесемке у нее на шее, под платьем.
Больше до ужина об этом не говорили. Сюзанна и Жозеф сели за стол. А она нет. Она села в сторонке, в кресло у стены.
— Поешь, — сказал Жозеф.
— Оставь меня в покое. — Голос у нее был нехороший.
Она не съела ничего, даже бутерброда, даже не потребовала свой вечный кофе. Жозеф наблюдал за ней с беспокойством. Она же не смотрела ни на кого, она сидела, уставясь невидящим взглядом в пол, и на лице её была злоба. Чтобы она сидела вот так, одна, у стены, пока они едят, — всё равно по какой причине, — этого Жозеф вынести не мог.
— Ты что сидишь с таким видом? — спросил он.
Мать вдруг налилась краской и закричала:
— Этот тип мне отвратителен, отвратителен, и больше он этого кольца не увидит!
— Я не про то, — сказал Жозеф. — Я хочу, чтобы ты поела.
Она топнула ногой и продолжала кричать:
— И вообще, в чем дело? На нашем месте любой оставил бы его у себя.
Она замолчала. Прошло несколько минут. Жозеф снова стал ее уговаривать.
— Ты должна выпить кофе. Выпей хотя бы кофе!
— Не буду я ничего пить, потому что я старуха, я измучилась, дошла до ручки с такими детьми, как вы…
Она запнулась. Потом опять покраснела, и на глазах у нее выступили слезы.
— С такой засранкой дочерью…
Потом завела новую песню:
— Нет ничего гаже драгоценностей. Это же вещи бесполезные, совершенно бесполезные. И те, кто их носит, в них не нуждаются, они запросто могут без них обойтись, причем скорее, чем все остальные.
Она снова умолкла и молчала так долго, что могло показаться, будто она успокоилась, если бы не напряженность ее позы. Жозеф больше не приставал к ней, чтобы она поела. Впервые в жизни у матери оказалась в руках вещь стоимостью в двадцать тысяч франков. «Дай мне его», — кротко попросила она тогда Сюзанну. Сюзанна дала. Она долго смотрела на него, и это ее опьянило. Двадцать тысяч франков, вдвое больше, чем надо, чтобы выкупить бунгало! Жозеф отвернулся, пока она смотрела. Потом, без единого слова, она пошла и спрятала кольцо у себя в комнате. После этого, конечно, трудно было есть.
— Такому дегенерату еще возвращать кольцо! Да это было бы просто стыдно, стыдно! После всех его гнусностей!
Сюзанна и Жозеф не осмеливались ни поднять на нее глаза, ни вымолвить слово. Она мучилась, оттого что взяла кольцо и не отдала. Расстаться с кольцом было уже явно выше ее сил. Она повторяла, как слабоумная, одно и то же, глядя в пол, не зная, куда деваться от стыда. Смотреть на нее было тяжело. Да что же с ней такое произошло, когда Сюзанна показала ей кольцо? Какие переживания молодости, какие давние, загнанные внутрь страсти воскресил в ней брильянт, что за тайное вожделение он в ней пробудил? Она уже в ту минуту решила им завладеть.
Взрыв произошел, когда Сюзанна встала из-за стола. Мать наконец поднялась. И, бросившись на Сюзанну, начала бить ее кулаками, вкладывая в удары всю силу, какая у нее еще оставалась. Она утверждала свою правоту, не переставая в ней сомневаться. Избивая дочь, она кричала что-то о плотинах, о банке, о своей болезни, о кровле, об уроках музыки, о земельном ведомстве, о своей старости, усталости, о смерти. Жозеф не вмешивался и не останавливал ее.
