И тут в двери показалась Мария Оболенская в своих чёрных очках. Обеими руками она держала пистолет:
— ГСБ. Бросить оружие! Оставаться на местах!
Увидев её, энергетик ринулся наутёк в сторону торгового зала. За ним — второй выживший. Я же бросил шашку и поднял руки — так, на всякий случай. Мария на миг замерла, словно раздумывая, стрелять или нет по убегающим, а потом опустила ствол.
— Кто такие? — спросила она, осматривая тела.
— Без понятия, они напали на меня у подъезда, — ответил я.
Мой взгляд был прикован к бойцу с отрубленной рукой. Перед глазами встало поле боя и солдат, подорвавшийся на мине, который лежал в грязи и тянул в небо свою культю. Я словно опять оказался там — настолько живым было воспоминание. Даже ощущал то же самое, что и в тот момент: страх, недоумение, беспомощность, желание куда-то спрятаться.
Покалеченный противник уже перестал кричать и корчиться. Он неподвижно лежал в тёмно-красной луже, что растеклась по плитке.
— Чего стоишь столбом? — голос Марии вывел меня из ступора. — Ноги в руки и марш отсюда. И переоденься, прежде чем на улицу выходить. В крови весь. С остальным я разберусь.
Сообразив, что лишние вопросы сейчас лучше не задавать, я схватил валяющуюся у стены сумку с вещами и побежал по лестнице наверх, в свою квартиру, чтобы переодеться.
Похоже, Мария за мной следила, раз так быстро подоспела на помощь. Но вот что за люди в чёрном пришли по мою душу, было непонятно. У меня имелись два варианта: либо кто-то из боярских детей всё же решил поквитаться со мной (что странно, ведь они и так подали на меня в суд), либо головорезов втайне от семьи нанял Алексей.
Придя домой, я запер дверь, скинул окровавленную одежду, которую сложил в полиэтиленовый пакет, чтобы сжечь, когда выдастся свободное время. А сам пошёл в ванную и встал под душ. Струи воды смывали с меня кровь, а голова опять начинала болеть.
Я боялся, что заявится полиция, всё ждал стука в дверь, но прошло полчаса, а забирать меня или допрашивать никто не спешил. Переодевшись в армейскую форму, я взял свой баул и покинул квартиру. Когда спустился вниз, возле подъезда уже стояли полицейские машины и скорая, но на меня внимания никто не обратил.
Оглядываясь по сторонам, я направился к автобусной остановке.
* * *
Ольга сидела за баранкой своего спортивного седана, который мчал по загородной трассе. Рядом расположилась Вероника и смотрела в боковое окно на проплывающие мимо фонарные столбы и раскинувшееся вдоль дороги поле. Только что сёстры выехали из южного, или, как его ещё называли, «боярского» района, где находился отцовский дом, и теперь направлялись в сторону родового поместья. Они часто проводили выходные в усадьбе на берегу Ильмени, но в это воскресенье их ждало особое мероприятие.
Выехали только ближе к вечеру: у Вероники были занятия в лицее, а Ольга готовилась к защите диплома и проторчала весь день в академии. Но всё же сёстры решили поехать в особняк сегодня, чтобы не тащиться туда завтра утром. Вероника ворчала всю дорогу.
— Ну и на кой мне переться на эти похороны? — в очередной раз завела она свою шарманку. — Что за тупость? Такая погода, а ты торчи на кладбище, а потом — опять на каком-то унылом ужине. Когда дед перестанет таскать нас везде и всюду? Ну вот объясни: зачем? Что мне там делать? Хоронят даже не члена семьи. Дед специально над нами издевается?
Вероника опустила стекло, ветер ворвался в салон и разметал её длинные каштановые волосы. Ольга недовольно покосилась на сестру. Та хоть и моложе, но волосы её были пышнее, а грудь — больше, и Ольга временами завидовала её природным данным. Характер только у Вероники был дурной.
— Закрой, дует, — попросила Ольга. — Я тоже не в восторге от завтрашнего мероприятия, но время от времени нам нужно выходить в свет — ничего не поделаешь. Дед — великий князь, и это накладывает на нас определённые обязанности.
— С каких пор ты стала такой занудой? — поморщилась Вероника. — Ах, ну да, ты же всегда такой была. Говоришь, прям как мать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Окно закрой, говорю, — повторила Ольга.
Вероника фыркнула, но всё же послушалась и подняла стекло.
— Блииин, — протянула она, — погода хорошая. Завтра потепление обещают. Когда уже закончатся эти занятия? Хочу на море. Как думаешь, куда мы поедем в этом году? В Турцию или Иран?
— Не знаю, — равнодушно произнесла Ольга. — Главное, чтоб не в Италию и не в Грецию.
— Вот уж точно! А я вообще хочу побывать в Восточном Китае или в Японии. Почему мы туда никогда не ездим?
— Хочешь целый день лететь на самолёте? Я вот что-то — нет. Ненавижу летать.
— Трусиха, — подколола Вероника сестру.
— Да иди ты, — огрызнулась Ольга. — Хочешь в Японию — лети на здоровье.
— Ага! Если б только родители не были такими занудами и не запрещали бы мне всё на свете.
— Они думают о нашей безопасности и о репутации рода.
— Да хватит уже! — нахмурилась Вероника. — Ты вечно на их стороне. У меня вообще-то тоже есть свои желания, на которые почему-то всем плевать.
— Ох, блин, начала… Повзрослеешь, поймёшь, — Ольга сделал погромче музыку, которая прежде играла фоном. Надеялась, это избавит нытья сестры.
На перекрёстке свернули налево. Дорога пролегала возле коттеджного посёлка, а затем шла мимо оград боярских усадеб. Особняк деда находился дальше, за поместьем Востряковых.
Возле посёлка изредка попадались встречные машины, а когда тот остался позади, дорога совсем опустела. Дальше находились несколько усадеб, и кто попало сюда не заезжал, так что движения тут почти не было. По одну сторону дороги тянулась решётчатая ограда одного из поместий, по другую — росли берёзки, за которыми виднелось поле.
Вероника на какое-то время замолчала, засмотревшись на природу за окном, а потом сделал музыку тише и начла гундеть, что не покатается в это воскресенье ни на катере, ни на мотоцикле.
От этих рассуждений её отвлёк какой-то парень в военной форме, который шагал по обочине дороги, таща на плече армейский мешок.
— Интересно, а куда это он? К нам или к Востряковым? — спросила она, когда машина обогнала одинокого путника.
— Спроси, — равнодушно буркнула Ольга, занятая дорогой и собственными мыслями.
— Так останови!
— Чего? — Ольга бросила на сестру недоумённый взгляд.
— Останови, говорю, подвезём человека.
— Сам дойдёт.
— Сложно, что ли? Колёса отвалятся, тормоза сотрутся?
— Лааадно, — протянула Ольга, решив, что эта небольшая остановка избавит её от смертельной обиды сестры на предстоящий вечер.
Ольга затормозила и, дав задний ход, поравнялась с парнем. Вероника убавила звук в магнитоле, открыла окно и высунулась по самые плечи.
— Эй, подвезти? — спросила она. — Ты к Борецким или Востряковым?
— Да, спасибо, — ответил парень. — К Востряковым.
— Садись, — сказала Вероника.
Парень кинул вещмешок на заднее сиденье, а потом уселся сам. Ольга взглянула в зеркало над лобовым стеклом, желая рассмотреть попутчика. Парень был молодой, лет восемнадцати-двадцати, а его левую щёку обезображивал шрам в виде буквы «У». В остальном — как будто ничего особенного. Похоже, срочник, вернувшийся из армии. Вот только кто бы это мог быть? Один из детей слуг? Вряд ли. Их не отправляли в солдаты Какой-то новый слуга? Возможно, но всё равно, странно.
Вероника даже особо не стеснялась. Обернулась к парню и стала его расспрашивать.
— Ты служишь, да? — спросила она.
— Уже всё, отпахал, — ответил парень. — Домой вернулся недавно.
— Где служил?
— Последние полгода под Бельском.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А ты воевал, да?
— Пришлось.
— Ничего себе. Круто. Это на войне тебя так?
— Ага.
— А у меня дядя тоже был на войне. Только давно. На севере.
Парень не ответил, только вымученно улыбнулся и кивнул. Ольга поймала себя на мысли, что постоянно поглядывает в зеркало над лобовым стеклом. Почему-то её заинтересовал молодой человек, но она его толком не могла рассматривать, поскольку приходилось следить за дорогой. Кроме шрама на щеке она обратила внимание на его глаза — серые, выцветшие. Если бы не этот жуткий шрам, парня можно было бы даже назвать симпатичным.
