— Я тоже рад тебя видеть, Костян, — сказал я. — А чего за них молиться? Князья, как известно, к боженьке без стука заходят, не то, что мы.
— Ну ты это, не богухульствуй. Уважение имей, — осадил меня брат.
Я только хмыкнул в ответ. Не сказать, что я был сильно благодарен Востряковым. За решётку ведь я попал из-за мудака Лёхи, который решил, что любая девка, особенно если это дочь слуг, должна давать ему без разговоров. Да и отец погиб, по большому счёту, только потому что оказался рядом с князем в неподходящий момент, погиб из-за разборок аристократов, к коим не имел никакого отношения. А то, что меня освободили — так ничего удивительного. Не появись у меня особой силы, даже не почесались бы. Не знаю почему, но в отличие от большинства своих родственников, я никогда не питал особого почтения к князьям, хотя казалось бы, воспитывался в тех же традициях, что и остальные.
Я обнял маму, поинтересовался самочувствием. Она несколько осунулась за эти дни, под глазами появились круги, но мама была не из тех, кто выставлял эмоции напоказ. Жизнь в поместье и служение научили всё держать в себе.
— В порядке, Тёма, в порядке, — произнесла она с лёгкой улыбкой. — Твой отец погиб достойной смертью, защищая князя. Мы должны годиться им. И должны быть благодарны, что род вызволил тебя. Не знаю, откуда у тебя такая сила, главное, чтоб ты распорядился ей достойно и глупостей больше не наделал. Ну ладно, довольно болтовни. Что стоим-то? Давайте за стол, ужин стынет.
* * *
— В общем, Лёх, — сказала Николай брату, когда они остановились в коридоре возле окна, — не приставай ни к пацану, ни к сестре его, понял? У нас и так проблем полно. Неизвестно, что нас вообще ждёт. Только раздоров в поместье не хватало.
Алексей стоял, сунув руки в карманы, и слушал с показным пренебрежением.
— А он что, тут будет жить? — спросил он.
— Где надо, там и будет. Что за вопросы?
Алексей театрально пожал плечами:
— Да нужны они мне. Как будто заняться больше нечем.
Но Николай видел, что брат придуривается. Его ребячество и вредность сейчас раздражали Николая, как никогда ранее. Николай чувствовал на себя огромную ответственность, которая свалилась на него без предупреждения вместе со смертью отца, а для Лёхи словно ничего и не поменялось. Он явно не осознавал всей серьёзности ситуации.
— Хватит юродствовать. Ты меня понял? — проговорил Николай с заметным раздражением.
— Да понял, понял, — буркнул Лёха. — Не трону я их, блин. Что ты за этого слугу так заступаешься?
— Поймёшь скоро, — сказал Николай и вернулся в кабинет.
В это время Геннадий сидел на диване и пересматривал запись с камеры видеонаблюдения, которая запечатлела, как Артём раскидывает боярских детей, словно тряпичные куклы. Николай сел рядом:
— Неплохо дерётся.
— Техника у него так себе, — небрежно ответил дядя. — Оттачивать и оттачивать. Завтра хочу устроить с ним тренировочный бой, посмотрю, на что парень способен. С шестым рангом он справился, а вот с третьим…
— Когда ему скажем-то?
Геннадий остановил видео и выключил экран:
— Вот как будут готовы результаты ДНК-теста, так и скажем. В понедельник, скорее всего.
— А остальным?
— Посмотрим. Не торопись. До суда, в любом случае, все должны узнать.
— Думаешь, бояре отзовут заявления?
— Надо поговорить с ними. Я надеюсь, что удастся уладить дело миром, без всяких судов. У нас и так с разделом наследства волокиты по горло, а ещё суды. Да тут и оснований-то для возбуждения дела нет. Разве что ущерб заведению и паре охранников шишки набил. Но это мелочи. Как Лёха? Вразумил его?
— Вразумил… надеюсь. Его не поймёшь. У нас жопа полная, а у него — дурь в голове одна.
— Всему своё время. Повзрослеет. Кстати, мне тут Пётр Голицын звонил, принёс соболезнования. Собирается лично приехать на похороны.
— Вот же сука! — процедил Николай. — Они же издеваются над нами. Что хочет? Завод ему продать?
— Насчёт завода ничего не сказал, но думаю, послезавтра мы всё узнаем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я бы его послезавтра же и грохнул, — Николай встал с дивана и подошёл к окну. На улице уже начинало темнеть. — Если Голицыны снова заведут разговор о продаже завода, значит, это точно они. Тогда мы их и прижмём. Эти скоты должны поплатиться за содеянное.
— Тогда мы согласимся, — поправил Геннадий.
— Чего? — Николай обернулся и с недоумением уставился на дядю.
— Мы продадим контрольный пакт акций «НовАрмы», — повторил Геннадий спокойно. — Так будет лучше для всех.
— Нет, ты же не серьёзно… Ты что, в самом деле, хочешь продать завод? Уступить этим уродам, которые убили отца? Ты бредишь, дядь Ген?
— Да ты успокойся, сядь. Я тебе сейчас всё объясню.
— Я не собираюсь продавать завод, и совет рода не пойдёт на это. Глупости, — отрезал Николай и опять уставился в окно.
— Голицыны — слишком сильный и влиятельный конкурент, — проговорил Геннадий. — Нам с ними тягаться не с руки. Эдуард этого не понял и поплатился жизнью. Будем сопротивляться — закончим так же. Они нас задавят, как задавили Оболенских. Голицыны хотят установить монополию на военную промышленность и добьются этого рано или поздно. Почему не уступить сейчас? Вырученные средства мы вложим в освоение севера: полезные ископаемые, нефть, газ, много чего. Андрей дело предлагает: надо изменить стратегию, сосредоточиться на чём-то одном. И насчёт совета ты не прав. Вчера я разговаривал с Владимиром Святославовичем — он поддержал мою идею. Поддержат и остальные.
— Что ты такое говоришь? — Николай подошёл к дивану и встал напротив дяди. — Мало того, что ты хочешь оставить безнаказанной смерть отца, так ещё и потакаешь подонкам, убившим его? Я не позволю продать завод. Мы усилим охрану, обратимся к Борецким за помощью. Мы выстоим. Голицыны до нас не доберутся.
— Сколько ты сможешь жить в осадном положении? Месяц, два? Год? Сколько? Они подождут. Кто-кто, а Голицыны найдут способ надавать на нас. Да и потом, кто сказал, что я хочу оставить безнаказанным убийство? Пойми, получив то, что они хотят, Голицыны расслабятся, они решат, что мы сломлены и не буду ждать удара. И вот тогда-то мы и отомстим. Ты пойми, спешка хороша при ловле блох. А в этом деле торопиться ни к чему. Я сколько раз тебя учил?
— Не понимаю, — Николай плюхнулся на диван и, вытянув ноги, угрюмо уставился в стол. — Я нихрена не понимаю. Если мы уступим завод, остальные роды подумают, что мы слабы, что к нам можно придти и что угодно забрать. Я не допущу, чтобы мой род считали слабым. Отец не позволил бы так поступить.
— Ошибаешься, Коля, — дядя печально улыбнулся. — Во время последней нашей встречи он сам сказал мне почти то же самое. Он знал, что его достанут. Голицыны угрожали. Не прямо, конечно, но он всё понял.
— И всё же он им отказал.
— Если бы он знал, как всё получится, поступил бы иначе.
— Чушь, — безучастно пробормотал Николай. Слова дядя звучали убедительно, и всё же он не мог принять эту идею, внутри поднималась волна протеста, боль и негодование разрывали душу. И всё же дядя Гена был прав, как всегда…
Глава 6
После ужина мы с Ирой немного побродили по парку. Ира боялась оставаться в усадьбе, потому что тут — Алексей. Она беспокоилась, что он снова будет к ней приставать или решит отомстить за то, что она сказала правду про события в клубе. Но я всё-таки надеялся, что старшие члены рода по-настоящему, а не только на словах, желают сгладить конфликт и поговорят с Алексеем, чтобы он моей сестры больше не домогался. Ира должна была остаться здесь с мамой до понедельника, когда состоятся похороны отца, а потом вернуться домой. Ну а мне, кажется, предстояло поселиться в усадьбе надолго. Когда я сказал об этом за ужином, и брат, и мама порадовались тому, что род всё же решил взять меня на службу, а брат начал наставлять: якобы это большая честь и я не должен подвести род.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
