Эти слова не наполнили Хомутова-младшего ни гордостью, ни радостью. Он чувствовал: увидев литературные попытки сына, Вадим Петрович все загубит на корню.
– Я хотел бы показать им сразу несколько номеров, – сказал он Аксеновой, – потом, когда напечатаюсь несколько раз.
– Почему же? – удивилась женщина.
Он потупился:
– Есть причины.
– Ну, смотри.
Когда подобных альманахов накопилось достаточное количество, мальчик приготовился к разговору с родителями. Несколько дней он вынашивал план, как сказать об этом, но его желанию помешала война. С первых же ее дней отец и мать направились в военкомат, надеясь попасть на фронт, однако власти города назначили их начальниками двух госпиталей, где родители и трудились до конца Великой Отечественной. Виктора забраковали: давала знать старая рана. Кроме того, отряды милиции, которые он сформировал, нужны были в городе. Вадим продолжал ходить в школу, находившуюся в вырубленном в скале бомбоубежище. Здесь было оборудовано два класса, огороженных один от другого географической картой. Дневной свет сюда не проникал. Нередко выключали освещение, и занятия шли при свечке или в темноте. Во время бомбежек убежище наполнялось взрослыми, и тогда письменные работы заменялись устными. Учителя строили свой рассказ так, чтобы было интересно и взрослым. С улицы доносились гулкие разрывы бомб, вздрагивала земля. Какая же нужна была выдержка учителя, простой девушки-комсомолки, чтобы сохранить спокойствие и передать его ученикам и людям, укрывшимся от снарядов.
От ужасов войны дети взрослели не по дням, а по часам, в свободное время помогая фронту: ухаживали за ранеными, собирали бутылки для зажигательной жидкости, которыми потом бойцы отбивали танковые атаки, цветной металлолом (его очень недоставало работающим предприятиям), старшие школьники бесстрашно тушили «зажигалки» во время вражеских налетов. Игнат с друзьями часто приходили в госпиталь, интересуясь, не нужна ли сегодня раненым их кровь. Врачи нередко прибегали к помощи добровольных доноров.
Родному городу Хомутовых повезло. Гитлеровцы не дошли до него, ограничиваясь воздушными налетами. Голодный, наполовину разрушенный, но все же свободный, Приреченск продолжал жить своей жизнью. В грозные военные дни лучшим другом Игната стала толстая тетрадь в клеенчатой обложке. Мальчик не расставался с ней, в короткие часы затиший записывая стихотворения. Даже война не убила в нем желание писать.
Пришла долгожданная победа. Вместе с другими горожанами семья Хомутовых вышла на центральную площадь города, любуясь салютом. Вадим Петрович, обняв сына, сказал:
– Теперь можешь готовиться к поступлению. Через год тебя ждет институт.
Игнат кивнул, решив осенью посетить литературную студию, принеся с собой стихи военных лет. Родителям он их не показывал. Однако встреча с собратьями по перу произошла раньше. Однажды, идя по улице, парень услышал знакомый раскатистый бас:
– Игнаша! Ты ли это?
– Аркадий!
Секунда – и молодой человек очутился в крепких объятиях Лещинского.
– Как ты, дорогой?
– Нормально. А вы?
Поэт почти не изменился. Те же густые волосы пшеничного цвета, чуть-чуть, правда, подпорченные сединой, те же яркие голубые глаза, та же широкая улыбка.
– Я только вчера приехал, – пояснил он товарищу. – Ты читал газеты?
– Иногда.
– Тогда должен был обо мне слышать.
– К сожалению...
Лещинский не обиделся:
– Я, брат, пол-Европы пропахал в должности военкора. Был три раза ранен. А уж наград боевых не счесть!
Игнат с восхищением смотрел на него:
– Поздравляю.
– Благодарю.
Оба рассмеялись.
– Стихи не забросил? – поинтересовался Лещинский – Ты же у нас талант.
– Нет.
– Тогда приходи завтра ко мне домой, – он вытащил потрепанный блокнот, вырвал лист и изгрызенным карандашом написал адрес. – Подойдут все, кто остался жив, – лицо его помрачнело. – Многих война скосила. Тяжело далась нам победа.
Они помолчали, почтив память павших.
– Ну, придешь?
– Могу только после школы.
– Отлично, – Аркадий потрепал его по плечу. – Раньше шести вечера все равно не соберемся.
Этого момента Игнат ждал весь день. Четыре долгих года он никому не показывал свои произведения. И вот пришло время.
К Аркадию он явился без опозданий. Лещинский проводил его в маленькую комнату, где за накрытым столом уже сидело несколько человек.
– Узнаете коллегу?
Хомутов окинул присутствующих взглядом. С двумя он встречался и раньше – с Зинаидой Шлаковой и Егором Мацаревым. Остальных видел впервые.
– Зинку и Егора ты, наверное, помнишь, – Аркадий указал на двух других. – А это наши городские прозаики – Семен Лежнев и Игорь Сопкин. Сейчас подойдут Владислав и Стасик.
Через полчаса литературное общество собралось в полном составе.
– Восемь человек, – констатировал хозяин. – Сколько нас было до войны, помните?
– Двадцать восемь, – уточнила Зина, которая вела специальный журнал.
Лещинский вздохнул:
– В прежнем составе мы уже не соберемся. Пятнадцать человек погибло, десятеро пропало без вести. Предлагаю почтить их память минутой молчания.
Все встали.
– Выпьем за наших товарищей, геройски отдавших жизнь за страну, – Аркадий наполнил рюмки. – Наша с вами задача – по возможности увековечить их в стихах. Я так считаю.
Никто не спорил. Сев за стол, члены студии начали обсуждать план работы объединения.
– У нас есть возможность выпустить альманах? – спросила Зинаида.
Хозяин кивнул:
– А почему нет? Кто принес стихи на военную тематику?
Руки подняли все. Лещинский улыбнулся:
– Вот и хорошо. Один номер, считай, у нас есть. Оставите мне свои тетрадки, подборку сделаю сам.
В тот день не говорили о творчестве, не читали произведения. Страшная война плугом прошлась по каждой судьбе, и люди вспоминали о ней, о тех испытаниях, которые выпали на их долю в это время. Разошлись далеко за полночь.
– Я найду тебя, – пообещал на прощание Аркадий, стиснув руку Игнату. – Жди.
Долго ждать не пришлось. Лещинский появился через два дня. Подкараулив Игната у школы, мужчина бросился ему навстречу:
– Ты гений!
Молодой человек удивленно взирал на взлохмаченного раскрасневшегося друга.
– Ты пьян?
– Нисколько, – мужчина обнял его за плечи. – Я прочитал то, что ты мне дал. Какие стихи! Другие на их фоне просто блекнут. Какая сила! Короче... – он сделал паузу.
Хомутов пристально посмотрел на товарища.
– Что?
– Я послал их в Москву Константину Симонову.
– Самому Симонову? Да ты рехнулся!
Лещинский расхохотался:
– Это ты рехнулся, раз не замечаешь очевидного, – он дотронулся до руки Игната. – Ты талант, парень! Тебе нужно получать литературное образование.
– Кончай трепаться! – оборвал его молодой человек, слушая эти слова, как сладкую музыку, и не веря своим ушам. – Так ты серьезно послал их Симонову?
– Разве я похож на брехуна?
Хомутов побелел, потом покраснел:
– И когда, по-твоему, придет ответ?
– Думаю, нас не заставят ждать.
– Как же ты вышел на Симонова?
– Как военных корреспондентов, судьба не раз сводила нас на фронте. Ну, прощай, брат, – Лещинский поправил черную кепку. – Небось, тебя родители заждались. Да и мне кучу дел надо сделать.
Кивнув младшему товарищу, Аркадий скрылся в переулке, а Игнат еще долго смотрел ему вслед. Придя домой, парень ни с кем не поделился неожиданной радостью, которая обрушилась на него. Решил дождаться ответа из Москвы.
Лещинский нашел его через неделю. Помахивая перед носом Игната большим конвертом, он загадочно улыбался.
– Вскрываю при тебе!
Хомутов почувствовал, как дрожит.
– Давай, не тяни!
Ловко вытащив из конверта сложенный листок, товарищ развернул его и стал читать:
«Уважаемый Аркадий! Здравствуйте! Разумеется, я вас очень хорошо помню. Рад, что и вы меня не забыли. Мне очень понравилась ваша идея – выпустить сборник стихов, посвященных войне, памяти тех поэтов, которые, к сожалению, не дожили до этого прекрасного дня. Этим я уже начал заниматься и рад, что вы оказали мне помощь – выслали стихи авторов Приреченска. Подборка, должен признаться, великолепная. Что же касается Игната Хомутова, на чье творчество вы советовали обратить внимание, хочу сказать: это совершенно справедливо. Парень, бесспорно, талантлив. Вчера показал его стихи Твардовскому. Он считает, что мы должны выпустить отдельную книжку, и я с ним согласен. Того, что вы прислали, разумеется, для сборника мало. Дайте мне его адрес, или пусть он сам свяжется со мной. Поверьте, Хомутова ждет большое будущее. С уважением, Симонов».
Еле дослушав до конца, Игнат сжал кулаки. Парня бросало то в жар, то в холод.
– Слыхал, талантище? – Аркадий швырнул письмо на стол. – Беги домой и поскорее возвращайся. Чем скорее мы вышлем твои творения, тем скорее увидим их в печати. Лети, – он подтолкнул ошарашенного Хомутова к двери, и тот опрометью бросился бежать.
