рыданиями, потому что баба Шура неожиданно сильно отхлестала меня по щекам. Меня? Бабушка? Отхлестала? По? Лицу? Да что ж меня колотят-то все в последнее время?!
— Ну, слава богу, успокоилась — чуть ли не хором выдохнули Маруся и баба Шура — пойдем, водички попьешь.
От удивления я прекратила истерику, и, только немного всхлипывая, послушно дала завести себя в дом. Может папа увидит, в каком я состоянии, поймет, что я раскаиваюсь, и все простит?
И только сейчас я заметила, что у Маруси большой животик. Беременная, значит.
Дэн
24
Родители часто поговаривали, что жаль, что прадедушка Вася и прадедушка Миша так и не успели познакомиться — прадедушка Вася умер раньше, чем мои родители поженились. Могли бы дружить…
Так вот, я это сделал. Познакомил их. В больничном коридоре. Подвел друг к другу, сцепил их руки и просто сказал:
— Знакомьтесь, Михаил Саввич — это мой прадедушка Вася. Знакомьтесь, Василий Федорович, это мой прадедушка Миша. А я ваш общий правнук. Из будущего.
И все. Опустим подробности. Фронтовики. Ветераны. Один в теме. Подполковник авиации. Теперь и другой в теме. Младшим лейтенантом медицинской службы войну окончил.
— Дед Миша, ты меня прости, я к вам не вернусь. Не могу твоим женщинам в глаза смотреть! Дед Вася, помоги, пожалуйста. Можно я при больнице буду жить? Я все-все буду делать! Полы мыть, за больными ухаживать! Любую работу! К деду Вове ближе буду. Чтобы скорее выздоровел — в лепешку расшибусь!
Ну и, конечно, они меня не подвели! Прадедушка Вася категорически забрал меня жить к себе домой.
— Везет тебе — это прадедушка Миша. — А я что своим женщинам скажу?
Лиза
25
Мне дали водички попить. И не усела я придумать, плакать мне дальше, или нет, как бабушка грозно так, что я не смогла не ответить, поинтересовалась, где я живу. Я поперхнулась водой, и послушно выдала адрес. То есть адрес, по которому мы все сейчас находились. Маруся и баба Шура переглянулись. Кажется, сомневаясь в моем ясном уме.
— Бабушка, ты что, меня не узнаешь?
— Как тебя зовут, деточка?
— Лиза. Елизавета, то есть. А папа дома? — Я на всякий случай приготовилась всхлипывать.
— А как твоего папу зовут? — осторожно продолжила допрос беременная Маруся. Как она мне все-таки маму напоминает!
— М-миша, — стукнула зубами о край кружки я.
— Так ты куда шла?
— Домой. С-сюда. Е-ехала.
— А откуда?
— Из цирка…
Баба Шура потрогала мой лоб.
— Не горячая, вроде. А бредит.
Маруся быстро взглянула на нее, и тихо бросила:
— Может, контуженная? — но я все услышала.
— Да нет, я хоть и резко затормозила, но головой не стукалась! Честно! — и прижала руки к груди. Меня откровенно пугало все происходящее.
— Ба! Ну это же я, твоя любимая внучка!
— А как меня зовут?
— Ба-ба-ба Шура, — от страха я стала заикаться.
— Правильно. А папу твоего, значит, Миша?
— Ага.
— А меня как зовут? — прищурившись, спросила Маруся.
— Ну, ты ж сама сказала — Маруся! Но я тебя не знаю. Ты тоже тут живешь? Давно?
Мне не ответили.
— Деточка, а ты не из-под Таганрога идешь? Тебя не Аней зовут? — не унималась баба Шура.
Я не знала, как правильно ответить, и на всякий случай сказала:
— Н-н-не знаю. — И, наконец, снова заплакала.
— Точно, контуженая, — вздохнули моя бабушка и Маруся. — Так что, идти тебе кроме как сюда, некуда?
Я молча покачала головой, пожала плечами, и продолжила всхлипывать. Но не так интенсивно, как вначале, а то мало ли что, вдруг бабушка опять по щекам нахлестает.
— А дед Савва дома? — вдруг вспомнила я. Может, он меня вспомнит?
Но мне это не очень помогло.
— На фронте дед Савва — строго сказала баба Шура. — И папа Миша тоже. И мы все тут скоро на фронте будем, слухи ходят. И зыркнула на беременную Марусю.
На фронте? В смысле?
— А какой сейчас год?
— Сорок первый с утра был.
Я даже плакать перестала.
— Девочка ты, судя по всему, наша. Но видать, и правда, контуженная. Пока до нас добиралась, от немцев бежала, друзей теряла, немножко умом тронулась, — подытожила баба Шура. — А сейчас уже поздно. Почаевничаем, чем бог послал — и спать. Утро вечера мудренее.
От немцев? Сорок первый год? — у меня голова закружилась. Кто из нас контуженный? Что с моей бабушкой случилось? Правда, именно она всегда утверждала, что у меня нервная система не в порядке, потому что я во время войны родилась. Тут что-то еще зашевелилось в мозгах. Совсем-совсем недавнее и похожее. А, Денис! Что-то обидное, и про отца моих будущих детей. Так, то про будущее! А тут прошлое!
Мы скудно поужинали пустым чаем, непонятно из чего, и легли спать. Меня положили не в моей спальне, а в кухне. Но я уже ничему не удивлялась. Заснуть, конечно, долго не получалось. Мысли не давали. Под утро я, наверное, все-таки заснула. А проснулась от ужасного страшного звука. Причем, странно знакомого. Откуда-то из раннего детства. За окном было уже светло, и ужасно выло что-то механическое, железное, громкое, жуткое, то нарастая, то удаляясь.
— Быстрее, вставай, сейчас бомбить будут! — шептали мне на оба уха, и дергали с двух сторон за руки баба Шура и Маруся. Посреди кухни была откинута крышка погреба, где бабушка хранила запасы на зиму. — Скорее в погреб!
Так это, правда, война и немцы? Так это, правда, 1941 год? Тогда… Маруся — это, правда — моя мама? А у нее в животе — я?
Дэн
26
Прадедушка Вася оставался в больнице до вечера. И я с ним. Как и говорил, помогал, чем мог, чтоб отвлечься. А вечером, по дороге домой, мы обнаружили 21-ю «Волгу» с дополнительными опциями на том же самом месте, откуда она пропала. Без Лизки. И без комментариев. Мой организм за последнее время перенес столько потрясений, что отреагировал на это фактически никак. Столбом я просто замер и все. На пять сек. Отмерз, подошел к водительской двери, открыл ее и сел на свое место. Ключ торчал в зажигании.
— Ну вот, дедушка Вася, это и есть машина времени! — устало сказал я.
— Ну, тогда ее хозяину вернуть надо! — уверенно заявил прадедушка Вася. И он был абсолютно прав. Сел слева на пассажирское сиденье: — Поехали!
Ехать было совсем недалеко, скоро мы припарковались перед воротами дома, к
