которому я уже успел привыкнуть, посигналили, и, так как на сигнал никто не вышел, прадедушка Вася вызвал прадедушку Мишу на переговоры.
И мы снова поехали в больницу, к изобретателю. Маму его, к тому времени, уже домой выгнали.
— Все верно, я ей «автовозврат» установил! — объяснил дедушка Вова (это он не про маму, а про машину времени, конечно)
— А Лизка где?
— Наверное, вышла…
Логично.
— А можно определить, где?
— Ну, где? Там, где остановилась. Там, где машина обратно возникла. Она теперь по кнопочке в пространстве не перемещается. Только во времени. Во избежание…
— Ну, и где она во времени? — чуть ли не хором воскликнули я и оба прадедушки. Правильнее было спросить, когда?
— Э-эээ. На спидометре должно быть… — замялся дедушка Вова — я его того… тоже доработал.
Я, как самый молодой, смотался к спидометру:
— Э-эээ.1941 год. А число?
— Ну, число пока не меняется. Вчерашнее… 31 октября.
Прадедушки переглянулись:
— 20 ноября 1941 года фашисты войдут в город.
Прадедушка Миша вцепился в свою коротко подстриженную шевелюру: — И у нее день рождения через двадцать дней!
— А как за ней туда попасть? Как, вообще, год назначения устанавливается? Как быстро срабатывает «автовозврат»? — закидал я юного дедушку Вову техническими вопросами. Он растерялся:
— Там еще не все отлажено!
Он порывался вскочить и бежать отлаживать. С этим все было не так-то просто, начиная с того, что, вскочив, он покачнулся, и чуть не грохнулся навзничь обратно от слабости, заканчивая, как я понял, тем, что «метод научного тыка», все-таки, имел место быть, только он боялся нам в этом признаться.
Прадедушка Миша снова оказался на высоте (летчик!). Несмотря на то, что речь шла о его родной дочери, он решительно уложил дедушку Вову обратно:
— Как только встанешь на ноги. Пару дней тебе на это, минимум. А то вообще тебя потеряем, некому Лизку выручать будет. — Медицина, верно я говорю? — это он прадедушке Васе. — Хватит ему пары дней, чтоб на ноги встать?
Прадедушка Вася сначала кивнул, а потом пожал плечами. Устал он уже очень.
— Будем верить, что за два дня ничего с ней не случится — жизнерадостно резюмировал прадедушка Миша, уговаривая и себя, и нас. И тихо добавил, косясь, конкретно, в мою сторону:
— Может, ей даже полезно будет! — надо же, наверное, сильно она его «достала».
— А что ты бабушкам сказал? — тоже шепотом в сторону его уха, поинтересовался я в ответ.
— Что она после цирка у подружки заночевала, а потом я ее в «Артек17» по горящей путевке «отправил».
— Прокатило?
— Вроде бы.
— Про меня спрашивали?
— А ты в казарме. Пока машина в ремонте.
— А сейчас, когда машина нашлась, что врать будем?
Прадедушка Миша замялся:
— Не знаю. Можно сказать, что, пока Лизка в «Артеке», машина нужна меньше, или, что я тебя на других объектах использую.
— Ох, неубедительно. А подружка твои слова подтвердит? И это, а как же ты ее без вещей в Артек-то? Прадедушка Миша вдруг посерьезнел и отрезал:
— А в приказном порядке!
Так, кажется, его все «достали» …
В общем, живем дальше, работаем над задачей. Прадедушка Миша подкинул нас с прадедушкой Васей до дома. И мы, наконец-то, поужинав, рухнули спать. Этот длинный, очень насыщенный день закончился. Лишних вопросов нам никто не задавал. И слава богу.
27
Прабабушка Тося тоже умела все: шить и перешивать из старых платьев, стирать, сушить на солнышке перья из подушек, очень вкусно готовить вкусняшки из ничего, воспитывать двух дочерей и носить в себе третью (мою младшую бабушку). Только она еще и работала. Я тоже все дни пропадал в больнице, как и обещал прадеду Васе — помогал, как мог. Но в те моменты, которые я проводил с семьей, я не мог не отметить, какие же другие мои другие бабушки. Четырехлетняя Наденька была просто «няшной» (снова не думал, что я могу такое слово употребить. Старею, наверное) кудрявой милашкой — доброй и ласковой. Любила рисовать, ходила в детский садик, и даже маленькой почти совсем не доставляла хлопот. А в мою родную бабушку Веру я просто влюбился! Я понял, в кого моя мама Таня свой парень. Хотя Верочке было всего 10 лет, она тоже умела почти все, но, конечно, немного меньше, чем бабушка Тося. Но на нее уже в ее годы можно было спокойно оставлять дом и младшую сестру. Она еще и в школе хорошо училась, хоть и не отличница. То есть, не зануда. Очень самостоятельная, сообразительная, ответственная, любознательная. И все понимала. Свой человечек. Честное слово, если бы родители родили мне младшую сестру, я бы согласился, чтобы она была бы похожа на Верочку в детстве. Да что там! Если бы я когда-нибудь решился, и ей было бы, хотя бы 18 лет, я бы на ней женился! Или я бы не отказался бы, если бы у меня родилась такая дочка. Правда, вообще-то, это я у нее на руках рос. Ну, до начальной школы, конечно. А в начальной школе, по секрету, она даже за меня как-то одного хулигана к стенке прижала.
Кстати, они с мамой Таней тоже «искрили» по поводу моего воспитания. Бабушки склонны баловать внуков. И она так же бывала излишне любопытна по поводу наличия или отсутствия у меня девушки. Но теперь я знаю, что я мог бы ей ответить: «Вот если бы ты была бы моей ровесницей — ты была бы моей девушкой!.. Но я такую еще не встретил!» Вернусь — проверю, работает или нет. Только надо еще вернуться. Если бы да кабы…
Уставал я в больнице, конечно, физически сильнее, чем от работы водителем. Но морально мне было легче. Если, конечно, забыть, что баба Лиза в 1941 году, и скоро там случится немецкая оккупация, и ее могут угнать в Германию. Или расстрелять за вьющиеся волосы в Змиевской балке18. Или она может пропасть под бомбами при авиационных налетах. Если мы срочно ничего не придумаем.
Как тогда было, я потихонечку выспрашивал у прабабушки Тоси. Она подростком пережила обе оккупации в Ростове во время войны. Прадедушка Вася вообще про войну не любил говорить, только стихи написал, их даже в «Молоте»19 напечатали. А прабабушка Тося, если спросишь, рассказывала.
Прадедушка Вася на фронт попал, когда ему было 20 лет, сразу после училища. Как мне сейчас! И ранение получил. Но потом опять служить вернулся. С одним глазом стеклянным. А прабабушку Тосю во время оккупации старались пострашнее одеть,
