Все окна низкого первого этажа были плотно закрыты и зашторены, с кондиционеров капала влага, и стоять посреди двора было то же самое, что посреди грозы – вот-вот навлечешь на себя удар молнии. Но ей повезло: из-за двери показался неторопливый чернорабочий в клеенчатом фартуке с коробкой в руках – он направился к мусорному контейнеру. В этот момент, предварительно сняв туфли, чтоб не стучать каблуками, Виэра и нырнула за дверь. Тут ей повезло во второй раз – она инстинктивно согнулась в три погибели и не задела головой висящий на входе колокольчик.
Замерев, она прижалась к стене напротив высокой, видимо, регистрационной стойки. Где-то внутри помещения раздавалась тихая музыка, слышались ритмичные вздохи и характерные звуки телесных движений.
Чтобы не попасться на глаза рабочему, Виэра нырнула под стойку, увидев, что корзина для мусора там опорожнена, и значит, сюда не заглянут.
На внутренней полке стойки лежали какие-то проспекты – Виэра набила ими карманы и сумочку. Со своего места проследила за рабочим, а тот, случайно задев бамбуковые шторы плечом, приоткрыл картину: посреди пустой комнаты на длинном белом столе лежало расползшееся тело Лего. Над ним в районе ступней склонился молодой человек – тоже до пояса обнаженный. Он наколдовывал над расслабленным безвольным туловищем, и до нее доносились звуки, перепутать которые было невозможно …
Ошалев от увиденного (хотя разве не что-то подобное она подозревала всегда?), Виэра толкнула плечом входную дверь, забыв про колокольчик – он предательски звякнул, – стремглав пересекла порог и смешалась с толпой праздной публики на многолюдном бульваре…
ПИСЬМО
Кин не находил себе места: Лего запретил ему делать «каплю». На общем собрании, где артисты обсуждают свои насущные дела, патрон попробовал прилюдно высмеять выходку Кина. А накануне Лего посвятил в свои размышления относительно инцидента Темо и Фанни. Те хором закричали: прыгать в черной повязке равносильно самоубийству, он рисковал жизнью, ты должен сделать Кину выговор и наказать его!
Штрафовать Кина Лего не хотелось: да и сам инструмент «острастки» был бесполезен, никто не стал бы повторять дурацкие страшилки Кина. Лего прекрасно знал, что именно ударит по самолюбию артиста больнее всего… Для Кина не делать свой опасный трюк и было самым страшным наказанием. При этом Шоу, конечно, теряло свою коронку, свою визитную карточку, самый эффектный номер… Но Лего пошел на это сужение смысла спектакля и решил пожертвовать частью зрительского успеха ради дисциплины. Необходимо было исключить всякое вольнодумство среди артистов.
Конечно, можно было и по-другому выразить негативное отношение к лихачеству артиста, но Лего прекрасно понимал, что хотел сказать своим поступком Кин, а также кому именно адресовано острие его беспримерного падения. И это, как ни странно, бесило Лего.
На собрании отлично знающие Кина и привыкшие к его выходкам артисты попробовали было поддержать Лего и попытались вдогонку язвительной речи патрона посмеяться над данной им оценкой «самоубийцы-любителя». Однако смех звучал как-то неуверенно. Кин был лидер, главарь, вожак, и право это он заслужил. В том числе и своими мастерскими трюками, которые никто ни за какие коврижки не смог бы повторить. Ни один артист труппы не был так смел и бесстрашен, так целеустремлен и точен, так настойчив и выразителен в средствах достижения своей цели. Поэтому все парни – хоть и не подавали вида – завидовали ему, а все девушки думали – вот если бы он сделал что-то подобное для меня…
Но ни у кого из них не было никакого повода исполнять бесстрашные безумства. Повод был только у Кина. И, пользуясь своей властью, Лего наказал Кина – запретил делать трюк. То есть, по сути, отказал в праве проявлять геройство на глазах у женщины.
Если бы Виэра была на собрании, она увидела бы общий настрой, восхищение, камуфлированное смешками… Но в это время она пыталась разобраться не в чувствах труппы, а в своих собственных… Роясь в Интернете, она без всякого труда нашла текст песни Ричарда Маркса:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Wherever you go
Whatever you do
I will be right here waiting for you
Whatever it takes
Or how my heart breaks
I will be right here waiting for you.
Спрашивается, в чем был смысл просьбы Кина найти текст песни? Значит, только в том, чтобы она прочитала его…
Прошло три дня. Кин не делал «каплю», а Виэра избегала его, как прокаженного. Лего, напротив, был ласков и внимателен, каждый день отвозил ее домой и всякий раз пользовался случаем вспомнить какую-нибудь гадость о Кине, в основном, рассказывая о его бесконечных и нелепых, на его взгляд, похождениях. О том, например, как, поссорившись с Жюли, он во время спектакля всерьез пытался сдернуть ее с зависающей под куполом трапеции, а она – в отместку – кидала ему песок в глаза. Или как однажды ей не удалось выйти на поклоны, потому что он подговорил приятелей-артистов, и те в конце спектакля закатали девушку в ковер, из которого было нелегко раскататься обратно… Что он сумасшедший, и бесится, когда его не замечают, что он ради славы готов на всё – и ему ничего не стоит изобразить, например, безумную любовь.
Но в конце рассказа всегда выплывало что-нибудь такое трогательное, что заставляло, скорее, восхищаться Кином и его выходками, а вовсе не ненавидеть его. И услышав свой собственный тон, Лего смущенно переводил разговор на другую тему.
Кин всё это время, чувствуя, что Виэра сознательно отдаляется от него, ловил каждый миг ее случайного появления в шатре или у входных ворот, за кулисами, в торговом центре, куда стал наведываться – в надежде застать Виэру там, где она обычно обедала. Он и тренировался теперь дольше обычного, домой его не тянуло, а тянуло к ней, такой непохожей на других… как будто она всех на голову выше.
Виэре, однако, сопутствовала удача в ее намерении: они нигде не сталкивались…
И тут курьер принес ей письмо. В конверте, который она судорожно вскрыла, находился браслет – тот самый, или похожий на подаренный Виктору. И компакт-диск, явно чем-то записанный.
Ее окатило холодной волной. Привет из прошлого, или с небес, или из-под земли… Могильный ужас охватил Виэру. Она тупо уставилась на конверт – есть ли на нем обратный адрес, похож ли почерк Виктора?
Обратного адреса не было. А почерк Виктора она всё равно не узнала бы, все мы теперь пишем на компьютере. К тому же, текст на конверте был машинописным…
Виэра повертела в руках диск, размышляя, какую загадку он ей принес, какую тайну приоткроет, куда вовлечет? И стоит ли вообще вставлять его в дисковод и поддаваться на чью-то игру? Или, может быть… на просьбу о помощи?
Она с диском в руках вышла на порог офиса. Было тихо и солнечно, громко чирикали какие-то птахи, они давно приспособились жить возле дорожек, ведущих к шатру, доклевывая продукты жизнедеятельности Шоу. Долго и нудно разговаривал по мобильнику охранник, бился от ветра полог шапито… Царило блаженное утро. И Виэре немыслимо захотелось взять блестящий кружок и забросить его далеко-далеко. Она живо представила, как красиво, плавно, медленно он летит, поблескивая гладкой лучезарной поверхностью, бликуя на солнце, и, кружась, исчезает в кустах…
Но тут она задумалась: а если там находится что-то опасное для жизни и здоровья окружающих?.. И если кто-то случайно поднимет и просмотрит присланный именно ей материал? И сможет, воспользовавшись информацией, принести кому-нибудь вред?
Виэра вздохнула, вернулась в офис и подошла к столу. Компьютер не взял расширение. Значит, там фотография во вполне профессиональном исполнении – решила Виера. И попытаться ее открыть она должна сама. Либо доверившись кому-нибудь, более сильному в компьютерных программах.
Лего? Подставлять его она не имела права – даже посоветоваться с ним, хоть он мудрый, решительный, и сразу ее успокоит, чтобы там ни находилось. Темо? Я плохо его знаю, парень он хороший, однако может потом невзначай поделиться с друзьями тем, что увидит. Поль? Мальчишке я не верю ни на грош – неуравновешенный, сентиментальный, такие люди – прирожденные предатели. Фанесса исключается по умолчанию, она и в компьютере не смыслит, и тайн хранить не умеет. Значит… Кин?»
