— Друзей? С превеликой радостью, — сказал Конгрив, продолжая яростно и увлеченно чертить. Он даже не обернулся в ответ. — Это не займет много времени, — добавил он, что вызвало смех Стока и Сатерленда.
Алекс улыбнулся. Просто удивительно, сколько врагов можно приобрести всего за одно десятилетие, посвятив себя служению двум довольно общеизвестным вещам — таким, как свобода и демократия.
Все разрастающийся под рукой Конгрива список личных врагов Алекса включал и людей, и корпорации, и даже иногда целые народы и страны. Некоторые, по мнению Алекса, неспроста вошли во все растущий реестр — Алжир, Тунис, Ливия, Сомали, Сирия, Йемен и Кашмир. Хорошо. Но почему Канада? Почему Лихтенштейн? Почему Швеция? Немного погодя, он непременно спросит Конгрива об этом. Во всяком случае смысл заключался в том, чтобы исследовать каждое название или имя в списке, а затем вычеркнуть из него как можно больше пунктов. Те, кто останутся, будут включены в очередной список.
Подозреваемые.
— Очень содержательный перечень, констебль, — сказал Хок. — Мои поздравления автору.
— Спасибо, но не за что. Настоящим автором можно назвать тебя, мой дорогой мальчик.
— Я могу добавить еще один пункт? — спросил Хок.
— Конечно.
— Куба.
— Хм. Куба.
— Да. Я оставил там много выщипанных перьев во время последнего визита. Бескровный государственный переворот, который в итоге стал немного кровавым.
— Все, кто хоть что-то представляли собой в той мятежной армии, были уже мертвы ко времени нашего отъезда, — сказал Стокли. — Однако одного-двух затейщиков мы могли и упустить.
— Действительно, Алекс, — сказал Конгрив, внося в список и Кубу. — Довольно непростительное и глупое упущение с моей стороны.
— Нисколько, — сказал Хок. — Сток прав. Мы убили большинство террористов, когда порастрясли гнездо той проклятой крысы в Теларанья. Однако некоторые из них могли сбежать. Эти парни, наверное, надеются, что я отпраздновал свой последний день рождения.
— А повод? — задал Конгрив свой любимый вопрос.
— Мы можем благополучно исключить любовь или выгоду, — сказал Хок. — Остается ненависть и, конечно, вожделение.
— Да. Может быть, кто-то имел кое-какие притязания на Вики? — спросил Сток, и в комнате повисло молчание. — Ну, я имею в виду то время, когда ее держали в заложниках.
— Преступление на почве страсти? — предположил Сатерленд. — Отвергнутая любовь?
— Ну ладно, — сказал Эмброуз после довольно длительной паузы. — По выражениям ваших лиц я уже вижу, что все вы достаточно переволновались за этот утомительный вечер, джентльмены. — Он закрыл маркер колпачком. — Займемся списком на следующий день с новым рвением.
— Да, констебль, — сказал Хок, вставая из кожаного кресла. — Твое небольшое упражнение привело меня в состояние особого душевного подъема. В любой момент я готов запеть. Неужели ты никогда не устаешь копаться в этих чертовых делах, Эмброуз, проявляя усердие и утром, и днем, и ночью?
— Напротив, — сказал Конгрив. — Ты, конечно же, помнишь, что Холмс сказал Ватсону в первой главе «Знака четырех»?
— Извини, — ответил Хок, — кажется, это выпало из моей памяти. Напомни ты, о счастливый обладатель острого и проницательного ума, всегда наступающий мне на ноги во всем, поскольку я еще не пристрастился к полному запоминанию работ Конан Дойля.
Он был вознагражден вялой улыбкой Конгрива.
— «Найти новое поле деятельности — моя высшая награда», — процитировал Конгрив, зажигая трубку и самодовольно улыбаясь.
— Ах, — сказал Алекс, улыбнувшись в ответ. — Моей наивысшей наградой в настоящий момент был бы среднего размера бифштекс из вырезки и бокал хорошего кларета «Напа Уолли».
— Превосходная идея, — подхватил Эмброуз, извергая клубы серо-голубого дыма изо рта. — Надеюсь, никто не возражает? Я зарезервировал места в одном восхитительном ресторане, который обнаружил во время блужданий по городу. Обед будет ровно в семь. А пока немного приведем себя в порядок и встретимся на корме — скажем, в шесть часов? По коктейлю, а потом десяти или пятнадцатиминутная прогулка к ресторану. Пиджаки и галстуки были бы к случаю, я полагаю.
Алекс невольно улыбнулся. Ему нравилось, когда Эмброуз брал на себя ответственность за проведение всяческих мероприятий. Ему нравилось выполнять такие обязанности, и как же забавно было наблюдать всемирно известного детектива в роли курицы-наседки, которая пасет свой небольшой выводок, кудахтая о том и о сем.
Хок находил город Нантукет совершенно очаровательным. Сидя под звездами на верхней палубе «Блэкхока» в час коктейлей, он восхищался гаванью и живописным видом на город, который особенно украшало множество белых церковных шпилей, устремленных в глубокое вечернее небо цвета индиго.
Он вообразил все эти церкви в конце XVIII столетия, когда они каждое воскресное утро под завязку были заполнены прихожанами — женщинами и детьми, молящимися о благополучном возвращении больших китобойных флотилий, на судах которых были их мужья, отцы, сыновья и братья, из рискованных рейсов в южную часть Тихого океана. Рейсы иногда длились по четыре года или даже по пять лет.
Прекрасная архитектура XVIII и XIX столетий сохранялась на всех улицах, и Алекс был рад видеть, что отцы острова сумели сдержать ужасы современной архитектуры за пределами города, предоставив им место только у залива. В окнах многих зданий горели самые настоящие свечи, и можно было ощутить запах цветов из пышных розариев, цветущих за штакетником и аккуратно подстриженными живыми изгородями. Некоторые улицы в городе освещались газовыми фонарями и были вымощены тяжелыми булыжниками. Эти камни, как сказал ему Конгрив, когда-то служили балластом на борту кораблей, доставивших первых поселенцев через Атлантику.
— Мне очень нравится этот остров, Эмброуз, — заметил Хок, поднимая воротник желтого дождевика, когда они направлялись в центр города. — Мне нравятся все острова. Наверное, потому что я и сам родился на острове.
Шел моросящий весенний дождь. Вымощенная кирпичом улица блестела в мягком желтом свете множества окон; то тут, то там из-за густых зарослей белых роз виднелись едва освещенные дверные проемы. Алекс и Эмброуз отстали от своих компаньонов, иногда останавливаясь, чтобы восхититься строгой красотой какого-нибудь дома или садовой ограды.
— Да-а, — протянул Конгрив, вдохнув сладковатый и влажный воздух, — как, наверное, все-таки здорово гулять здесь время от времени, правда ведь? Боюсь, что сейчас здесь слишком много денег, но все же их недостаточно, чтобы изгнать призраки прошлого.
— Не понял… что ты хочешь сказать?
— Прошлое здесь значит больше, чем настоящее. Видишь то замечательное здание, в стиле греческого храма эпохи Возрождения?
— Я только что восхищался им. Общественная библиотека, так ведь?
— Действительно. Атенеум. Я посетил его сегодня днем. Само очарование. Там много красивых моделей китобойных судов, резьбы по кости и прочего.
— А как же книги?
— И книги, конечно же. Мелвилль, если ты помнишь, и сам был китобоем. Он посещал Нантукет вместе со своим тестем, окружным священником. Здесь он встретился с капитаном Джорджем Поллардом с «Эссекса». Рассказ о большом белом ките основан на подлинной истории китобойного судна «Эссекс». Оно было протаранено огромным левиафаном и утонуло, унеся жизни большинства китобоев. Оставшиеся в живых занялись людоедством спустя примерно месяц, дрейфуя в открытом море; все они сошли с ума.
Конгрив выдохнул клуб дыма и поймал взгляд друга, заметив, что в уголках его грустных глаз на мгновение показались следы прошлого беззаботного веселья. Но Алекс отвел взгляд, не говоря ни слова. Два приятеля остановились на ступенях прекрасной церкви, чтобы восхититься видом еще одного дома напротив.
— Послушай, — сказал Хок, поглядев в полумрак дверного проема. В освещенной свечами часовне хор пел прекрасную песню, молитву о моряках древности…
Вечный Отец, спасенье дайТем, чей удел плыть по волнам…
— А вот и призраки, — сказал Хок, пристально глядя на идущую по крыше дома знаменитого капитана вдову. Слова хора плыли в сторону кладбища. — Ты был вполне прав, говоря об этом месте, старина. Призраки и ангелы скрываются здесь за каждой дверью.
Они свернули на улицу Федерал-стрит и, наконец, дошли до ресторана, который позаимствовал свое название у адреса — «21-й Федеральный». Сам ресторан был на первом этаже обшитого деревом изящного белого здания, построенного в конце XVIII столетия. Сатерленд и Стокли уже ждали спутников внутри, болтая с любезным хозяином, который представился им как Чик Уолш. Как только все четверо расположились на стульях вокруг красного, обтянутого кожей, столика рядом с баром, Алекс одобрительно оглядел помещение.
