– Уилли был любимым сыном Фрэнка? – спросила я.
– Просто стыд и позор выделять одного сына и пренебрежительно относиться к остальным! Старшие братья ужасно завидовали младшему, и я не могла их в этом винить. Бедный Мэтью так переживал из-за случившегося, все говорил, что это его вина. Я еле его успокоила, убедив не произносить таких слов при отце.
– Это правда? Уилли действительно погиб по вине брата?
– Правда в том, что Фрэнк Уайатт погубил сына чрезмерной любовью!
«Лишь одному человеку известно, что произошло на самом деле, но, думаю, она никогда об этом не расскажет», – вспомнилась мне строчка из рассказа Гейба.
Мое сердце забилось чаще. А вдруг под этими космами и длинной бородой действительно скрывается Мэтью Уайатт?
Я вспомнила первый вечер нашего знакомства. Гейб стоял в кухне и очень напоминал мне Сэма. Он так же, склонив голову, молился перед едой, как и мой муж.
Гейбу было доподлинно известно, что нужно сделать в амбаре. Когда я спросила, откуда он знает мою фамилию, у него появилось такое странно-виноватое выражение лица.
Меня вновь охватила дрожь.
Я медленно листала альбом, напряженно вглядываясь в снимки Мэтью. Я искала сходство с небритым мужчиной, лежащим в спальне. Разве тетя Батти не упомянула о том, что Гейб ей кого-то напоминает? И он так легко назвал ее тетей Батти…
Может быть, именно поэтому Гейб отказался от врача – у него есть шрам или родимое пятно, которое тот может опознать. Возможно, шрам на груди…
Скорее всего, это и стало причиной раздражения Гейба, когда он узнал, что я перебирала его вещи: он боялся, что я узна́ю правду.
Но к чему эта секретность? Особенно теперь, когда его отец и брат мертвы? Почему Мэтью просто не вошел и не объявил, кто он, если это правда? Я не могла спросить об этом, не признавшись, что тайком читала его дневник. Кроме того, я не знала, как Гейб отреагирует на известие о том, что теперь он является владельцем имения. Заберет у нас все? Выгонит на улицу?
Я была уверена, что Гейба, или Мэтью, или Как-его-там, ждут жена и дети, мечтающие вселиться в наш дом!
– Тетя Батти, а что случилось с Мэтью? – наконец отважилась я спросить.
– Мэтью? – Тетя с обеспокоенным видом осмотрела комнату, как будто он был здесь лишь мгновение назад и где-то скрылся. Затем она опомнилась. – Ах да… малыша зовут Джимми. Да-да, Мэтью… Мэтью пошел в армию и во время войны служил во Франции.
Война. А у Гейба в рюкзаке солдатская фляга! Часть меня хотела, чтобы Гейб оказался Мэтью, выплатил долг и помог мне управлять имением. Но другая часть страшилась потерять дом, оставить детей ни с чем. Я никогда не позволю этому случиться!
– Война закончилась десять лет назад, тетя Батти. Что случилось с Мэтью после? Вы не знаете? Он когда-нибудь приезжал домой?
Тетя Батти нахмурилась, припоминая.
– Когда умерла Лидия, Мэтью был во Франции. Я написала ему, сообщая о смерти матери. Прежде чем умереть, Лидия дала мне его адрес и просила написать…
Мне показалось, что тетя Батти хочет сказать больше, поэтому я ждала.
– Мэтью написал мне лишь один раз. Поблагодарил за письмо и попросил заботиться о Сэме. Вот и все – просто короткая записка. Думаю, с тех пор о нем никто не слышал.
– Вы сохранили письмо? Можно мне на него взглянуть? – Я уже знала почерк Гейба и могла с легкостью сличить документы.
– Не уверена, что у меня оно есть, но думаю, можно поискать. А это важно?
– Очень важно! – Хотя я заранее знала, что моя просьба не имела смысла: дома у тети такой бардак! – А если бы Мэтью умер во Франции, Фрэнк Уайатт сказал бы вам об этом?
– Ни за что! Он не разговаривал со мной с тех пор, как сжег дом моего отца!
– Он сжег дом вашего отца?!
– Конечно сжег! Фрэнк хотел посадить там персики, а дом ему мешал! Уверяю тебя, лапочка, клянусь – Фрэнк Уайатт устроил поджог! Конечно, он всех убедил, что это не так. С тех пор мне пришлось жить в коттедже.
Тетя рассказывала семейную историю, о которой мне было неизвестно, и я не была уверена, что хочу все это знать.
Едва познакомившись со свекром, я стала его бояться. Затем начала ненавидеть, обвиняя в смерти Сэма. Фрэнк всегда уверял, что тетя Батти сумасшедшая. Теперь я не знала, кому верить.
– Сама подумай! – продолжала тетя. – Меня бы не удивило, если бы выяснилось, что крыша моего коттеджа обвалилась именно по вине Фрэнка!
– Тетя, но он же умер в прошлом году! Как он мог…
– Ты его совсем не знаешь, лапочка! Может быть, он подпилил стропила и просто ждал, пока навалит побольше снега!
Я тяжело вздохнула. У меня было куда больше вопросов, чем ответов. Как мне разобраться во всем этом беспорядке? Я открыла последнюю страницу альбома и обнаружила последнее изображение Мэтью. На вид ему было около восемнадцати лет, он стоял возле Сэма. За братьями виднелась свежая надпись: «Плодовые сады Уайатта. Фрэнк Уайатт и сыновья». Я осторожно вытащила фотографию и протянула ее тете Батти.
– Мне очень нужно найти Мэтью, тетя. Вы не знаете, что с ним могло случиться?
Тетушка не ответила. Было заметно, что ее мысли витают где-то очень далеко в прошлом.
В тишине я услышала, как за поместьем проехал поезд. Жалобный свист паровоза напомнил мне о тех днях, когда я так отчаянно тосковала по дому. Я объехала всю страну на поездах, жадно всматриваясь в огни домов, мелькавших в окнах, и мечтая однажды обрести собственный дом. Такой, как этот.
Десять лет назад я решила стать хозяйкой Садов Уайатта, не зная о секретах и страданиях этой семьи. Я не была готова к тому, с чем мне пришлось столкнуться.
Но теперь у меня трое детей и я готова за них умереть. Я должна придумать, как прокормить их и сохранить дом, принадлежащий им по праву. Необходимо доказать, что Мэтью Уайатт мертв!
– Пожалуйста, тетя Батти, если вам известно что-либо о Мэтью, расскажите мне, прошу вас!
Женщина нахмурилась.
– Если ты хочешь понять, что произошло с Мэтью, то сперва нужно узнать историю Лидии, моей сестры.
– Расскажите мне все, что, по вашему мнению, окажется полезным. Я не могу потерять поместье! Я хочу оставить его детям. Это их дом, мой дом!
Тетя резко взглянула на меня, на ее лице промелькнуло сердитое выражение.
– Ты уверена, что хочешь и дальше здесь жить? Цена окажется непомерно высокой!
– Знаю! Банк требует у меня пятьсот долларов, и если я их не выплачу в течение девяноста дней, то все потеряю!
Тетя отвернулась.
– Нет, гораздо дороже! Это уже стоило жизни людям, которых я любила…
Часть ІІ
История Лидии
Будем же добры друг к другу! Утешим ближнего своего и подарим ему покой! Только так мы сможем осушить кубок жизни до дна, не заметив в нем страданий.
Генри НувенДир Спрингс, 1894 годГлава 6
Моя сестра Лидия была первой красавицей в Дир Спрингсе. Я же была довольно невзрачной. Лидия могла часами любоваться своим отражением в зеркале, а я всегда отворачивалась, проходя мимо него и ненавидя свой облик. У меня было круглое невыразительное лицо, посередине которого торчал нос, похожий на клюв. Фигура же… м-да… со временем, конечно, немного изменилась, но и к двадцати годам я оставалась довольно полной и в то же время плоскогрудой, как школьница.
Ко всему прочему, я еще и сутулилась, и мать ворчала на меня, говоря, что если я не буду держать спину прямо, то обязательно заработаю искривление позвоночника.
Но все ее предостережения не значили ровно ничего по сравнению с насмешками одноклассников, которые громом звенели у меня в ушах: «Бетти-толстушка!» Да, я была толстой и приземистой.
Мои волосы, доходившие до плеч, не были каштановыми, как у Лидии, или темно-рыжими, или цвета красного дерева, или другого чарующего оттенка, как у героинь моих любимых романов. Они были тускло-серыми, мышиного цвета. Да еще и вились непослушными прядями, отчего моя голова была похожа на неостриженный куст.
Глаза под густыми нависшими бровями не были такими темными и загадочными, как у Лидии. У сестры они сверкали, как бархат с бронзовым отливом.
Мои глаза нельзя было назвать даже интересными: они не напоминали цветом лесной орех, или карамель, или сандаловое дерево. Они были мутно-карие, цвета грязи.
Неудивительно, что все, что мне было известно о любви и романтике, я почерпнула из книг. Также немудрено, что ни один молодой человек не искал моего расположения, пока Фрэнк Уайатт не начал за мной ухаживать.
Лидия же привлекала молодых людей, как цветущее дерево пчел. Сестра была лишь на полтора года младше меня, но с той поры, как ей исполнилось четырнадцать, ее фигура приобрела волнующие изгибы.
Я бы наверняка возненавидела ее, не будь она моей лучшей подругой. Мы были близки, как только могут быть близки сестры, вынужденные искать душевное тепло и утешение друг у друга и не получающие поддержки у своих вечно угрюмых, приземленных родителей.
