В 1917 году он писал в статье «Удержат ли большевики государственную власть»:
«Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас вступить в управление государством. Но мы (…) требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники. Мы требуем, чтобы обучение делу государственного управления велось сознательными рабочими и солдатами, и чтобы начато было оно немедленно, т. е. к обучению этому немедленно начали привлекать всех трудящихся, всю бедноту».
Вот понадобилась как-то Надежде Константиновне помощница, чтобы переправлять по адресам нелегально газету «Пролетарий», которая выходила подпольно, потому что открыто призывала в каждом номере к свержению правительства, изменению государственного строя, к восстанию, оружию… Некий «районщик» по фамилии Комиссаров предложил Крупской в помощницы свою жену Катю. То был низовой партийный активист одного из районов Питера. В этом качестве выступали представители заводов и фабрик, рабочие, усвоившие азы марксизма в тех самых кружках, где витийствовал Николай Петрович — Владимир Ульянов, его жена и другие социал-демократы, интеллигенты-инженеры, юристы, врачи, недоучившиеся студенты, семинаристы и т. д.
Рекомендованная Катя оказалась тем человеком, что нужно. Все делала молча, ничем лишним не интересовалась, как и положено в конспиративных делах. Но дружбы между Катей и Надеждой Константиновной не состоялось. Крупской с первого взгляда на огромную стриженую женщину овладело чувство острого недоверия. Почему бы так? Что за телепатия?
Вскоре первое неприязненное чувство забылось, и нелегальная работа жены вождя и жены низового активиста началась. Все шло хорошо. Катя после разноски газет перешла на транспортировку оружия, заслужила, значит, доверие, рискуя получить по суду каторгу.
«Помню только раз, когда я спросила ее о том, куда она едет на лето, ее как-то передернуло и она посмотрела на меня злыми глазами. Потом оказалось, что Катя и ее муж — провокаторы», — пишет Крупская.
Почему выдала себя Катя, сверкнув глазами, почему зло чуть было не прорвалось из ее оболочки? Да еще после такого, казалось бы, невинного вопроса о летнем отпуске, поездке на дачу? Да потому что Катя, надо полагать, как ее муж, рабочие Питера в начале века, не могла поехать летом на дачу, как это делали всегда, даже в годы революции, супруги Ульяновы. Пролетарское происхождение не помешало Кате и мужу стать провокаторами, то есть изменниками рабочего класса, как, впрочем, другим рабочим, членам партии большевиков, завербованным в тайные агенты.
…В конце 1905 года в столице империи громко заявил о себе Петербургский Совет рабочих депутатов, когда вместо арестованного Хрусталева-Носаря избрали председателем Льва Троцкого. Спустя 12 лет, в октябре 1917 года, произойдет штурм Зимнего дворца, организованный этим Советом во главе с тем же председателем.
Как видим, и в 1905 году, и в 1917 году молодой Лев Давидович (он 1879 года рождения) действовал на авансцене, на виду у всех. В отличие от него Владимир Ильич в годы первой русской революции никогда не выходил на передний край исторических подмостков, держался в тени за кулисами, не избирался ни в какие шумные Советы, жил по чужому паспорту, при первой опасности перебрался в Финляндию, где петербургская полиция не могла его схватить.
Призывая браться за оружие, раздувая изо всех сил пламя вооруженного восстания, сам на баррикады не шел. Не поспешил в Москву вслед за семеновцами с пушками, чтобы воодушевить рабочих в предстоявшем историческом бою. Приведу еще один рассказ Надежды Константиновны, имеющий отношение к карательной экспедиции Семеновского полка:
«Я помню, как слушал Ильич рассказ Анны Ильиничны, встретившей на Московском вокзале московскую работницу, горько укорявшую питерцев: „Спасибо вам, питерцы, поддержали нас, семеновцев прислали“».
Не всегда Ильич «молча слушал», когда заходила речь о декабрьском вооруженном восстании, когда пушки разметали защитников Пресни. Мудрый Плеханов утверждал, что не нужно было браться за оружие. Ленин яростно спорил с ним, писал и говорил неоднократно, что нет, нужно было браться за оружие и действовать более решительно…
Только в первой половине января 1906 года, когда все было кончено, Пресня лежала в руинах, расстреляли у стены Прохоровской мануфактуры молодых парней-текстильщиков, тех самых, что взялись за оружие, вот тогда, соблюдая все меры предосторожности, тайно прибыл поездом в Москву вождь большевиков. Конспирация соблюдалась так строго, что не удалось установить, где же тогда ночевал, где жил в Первопрестольной товарищ Ильин, он же Чхеидзе, он же Карпов…
Инструкции террора
Что увидел Ленин, конспиративно прибывший из Питера в Москву после разгрома в декабре 1905 года восставших по его призыву москвичей? Фотографы запечатлели десятки баррикад из бочек, телег, перевернутых трамваев, телеграфных столбов, бревен… Они появились между корпусами Московского университета на Моховой, на Арбате, Лесной улице, Садовом кольце… Начиналось с баррикад. Закончилось артобстрелом, пожарами. Сгорела лучшая по тому времени типография Сытина на Валовой, где печатались призывы к вооруженному восстанию. Из пушек лупили по жилым домам, Трехгорной мануфактуре, по аптеке на Садовой-Каретной, по лечебнице на Тверском бульваре… Город понес огромные потери.
Больше всего разрушений оказалось в районе Пресни, где дружинники захватили власть. Могильными крестами чернели на снегу остовы печей — все, что осталось от первоклассной фабрики художественной мебели Шмита. Из-за ее ограды стреляли по солдатам гвардейского Семеновского полка пулями. Они ответили снарядами. Почти вся Большая Пресня, ныне Красная Пресня, была разрушена, начиная от Зоологического сада до Заставы. Об убитых и раненых — впереди. Они на фотографии не попали.
Со школьных лет заучили мы ленинское утверждение, что вооруженное восстание 1905 года в Москве было генеральной репетицией Октябрьской революции.
Но когда читаешь воспоминания очевидцев тех событий, то видишь, что перестрелки, бои, сражения на Пресне и наступившая затем расправа напоминают не революцию 1917 года, которая прошла в Москве совсем по другому сценарию, без баррикад и дружинников. В Октябре происходило сражение войск, перешедших на сторону Советов, и войск, оставшихся верными Временному правительству. Декабрь 1905 года в Москве напоминает скорее эпизоды гражданской войны с ее ужасами и бесчисленными жертвами. Ожесточившись потерей товарищей, убитых из засад, из-за угла, солдаты били из пушек по улицам и домам без разбора.
Цитирую из сборника «Москва в декабре 1905 года» (Издание П.В. Кохманского, 1906 г.):
«Один офицер Ростовского полка говорил, что, проходя с патрулями по Садовой-Сухаревской, он едва удерживал солдат от стрельбы. И без того обозленные солдаты выходили из себя, когда в них сыпались пули дружинников. Они готовы были стрелять прямо по толпе. Только присутствие женщин и детей помогло офицеру, по его словам, сдержать солдат,
