ловила на себе восхищенные взгляды. И на подиум ее отправляла как модель.
Тренировалась Алина мало. Наверное, думала: «Зачем мне это надо?» Садилась за руль и уезжала чуть ли не каждый день. Мама сделала слепок ключей, передала знакомым, они машину угнали. До конца своей карьеры Алина не знала, что автомобиль увела родная мать. Люба ей говорила: «Уж больно красивый он был у тебя», сочувствовала. Алину выручала я. И машину давала, и отдельную комнату в Новогорске пробила для нее. Делала все, чтоб настроение ее не падало.
Любовь Кабаева:
Ирина Александровна не позволяла Алине считать, что все закончилось. А могла бы махнуть рукой, мол, хватит нам с тобой мучиться, я устала, не получился у нас Сидней, сейчас ты в дисквалификации… Но у нее был такой порыв! Всех готова была стереть с лица земли, так боролась. Ей надо было в зале находиться, готовить сборную, а она с нами то в Женеву, то в Лозанну на суды летала.
Я говорила Алине и Ире: «Не тот святой, кто прожил жизнь в святости, а кто был грешником и раскаялся. Раскаетесь, и все у вас будет хорошо».
Мало кто верил в то, что они смогут вернуться. Алишер Бурханович был возмущен до крайности, называл их преступницами: «Как они посмели, во-первых, свое здоровье губить, во-вторых, подставить тебя и Россию?! Выгони обеих, не позорься, они все равно не выдержат, никогда не поднимутся. В художественной гимнастике это невозможно». Ответила: «В убийстве не участвую. Участвую только в спасении». Такой был разговор. Алина его слышала, Алишер Бурханович позвонил во время тренировки. Сказала Алине: «Держись, терпи. Держи свой характер, держи свою фигуру, будь солнечным зайчиком, не раскисай».
Кончился срок, Алина начала тренироваться. Но все шло тяжело. Начались трения с мамой, как обычно это происходит в девятнадцать лет. Я была посередине, лавировала. Старшей говорила: «Люба, что бы она тебе ни сказала, молчи, не спорь». Младшую накачивала, что лучше мамы в мире нет никого, не смеешь повышать голос.
Была и еще история с отправкой Алины в Ташкент. Она крутила фуэте, как в балете, что-то не получалось, и после очередной попытки заявила: «Не могу».
– Как так не можешь? – удивилась я.
– Вот не могу, Ирина Александровна.
– Совсем не можешь?
– Совсем не могу.
– Хорошо, езжай обратно в Ташкент. Там потренируйся. Подумай, хочешь ли обратно.
А рядом мама стоит. Другая бы смутилась: «Ой, Ирина Александровна…», но Люба говорит: «Да-да, пусть едет, а я остаюсь».
Через много лет Алина рассказывала об этом случае на телевидении. Ведущий начал переживать: «Ах, как ужасно!» Но Алина ответила: «Нет! Ничего ужасного, это была мне наука. Я поняла, что никто меня не пожалеет. И правильно. Надо уметь себя преодолевать. По-другому стать человеком невозможно».
Любовь Кабаева:
Захожу в зал, Алина чем-то недовольна, Винер ей: «Будешь себя так вести, поедешь в Ташкент». Она: «Хорошо, Ирина Александровна, мы уедем». Я говорю: «Слышь, ты! Как ты себя ведешь? Ты поедешь, а я нет».
Просто обалдела от ее поведения. Дала понять, что приехала сюда ради нее, ни от чего не отказываюсь, ни от какой работы, чтобы создать все условия. А она мне сейчас будет диктовать. «Слушай, – говорю. – Это что такое? Тренер просит повторить элемент, а ты… Ну не было настроения – появится, знаешь же, к чему готовишься».
27
Тренировочный процесс тяжелый. Но нельзя разлагать детей жалостью, даже если хочется пожалеть. Человек, которого жалеют, теряет силу. Мне близок подход великого Тарасова – беспощадность. Не жестокость, а именно беспощадность, благодаря которой спортсмен побеждает сначала себя, а затем соперников, приносит славу своей стране.
Гимнастка может быть убеждена в том, что не справится, но тренер ни в коем случае не должен отступать. Обязан заставить сделать все как положено, а потом уже и обнять, и поцеловать, и на руках вынести из зала.
У тренера должно быть собачье чутье и отлично развитое чувство меры, чтобы не перейти черту. Я знаю, когда можно продолжать, а когда пора остановиться. Когда прощаться, а когда уговаривать. «У тренера должны быть глаза» – об этом высказывании Тарасова я никогда не забываю. Главное, чтобы ребенок понимал: тренер желает ему добра. Но «желать добра» – отнюдь не означает «жалеть».
Алина понимала: ей предстоит защищать честь страны и поэтому я «терзаю» ее каждый день.
Любовь Кабаева:
Когда до первых соревнований после дисквалификации оставалось чуть больше месяца, Винер сказала Алине сбросить десять килограммов. Я купила ей термокостюм, похожий на костюм космонавтов. Она в нем тренировалась. Надевала поверх шерстяного.
Работала по восемь часов каждый день, отказывала себе в еде. Дополнительно бегала, сидела в сауне. Я тоже с ней парилась, видела, как она капли пота считала. Пока сто капель с носа не упадет, не выходила.
Это работа над собой. Хочешь быть первой – будь. Хочешь быть счастливой – будь. Не хочешь – до свидания.
За год до Афин у Кабаевой схватило шею. Готовиться к Олимпийским играм она не могла. Мне посоветовали бабулю одну, уборщицу в кафе у метро. Мол, делает чудеса. Привела к Алине. Бабуля положила ее на пол, начала молитвы читать и топором над ней размахивать. Затем мой дядя, профессор Бухман, позвонил, предложил рентгенотерапию. И неизвестно откуда взялся массажист, татарин: «Слышал, у Кабаевой проблемы. Попробую помочь». И на рентген, и на массаж я согласилась. Мы благополучно вышли из опасной ситуации. Кто помог? Бог помог! Прислал трех человек.
Бабулю ту я хотела в Олимпийскую деревню поселить, кормить, поить. Она отказалась: «Нет, Ира. Мое место там, где ты меня нашла. И нигде больше. Знаешь, сколько раз мне предлагали клинику открыть? У меня все есть – шубы, сапоги, но я не должна это носить. Такая моя судьба». Она собирала объедки какие-то, кормила собак бездомных.
В сентябре 2003 года состоялся чемпионат мира в Венгрии. Кабаева и Бессонова, талантливая гимнастка из Украины, шли почти вровень. Оставался один вид. Вызвали Кабаеву. Она шагала к ковру, а украинские болельщики скандировали: «Бес-со-но-ва! Бес-со-но-ва!» Орали во все связки, пока музыка не началась. Кабаева выступила безукоризненно, выиграла.
После награждения сказала Алине:
– Тебе в лицо кричали «Бессонова», не понимаю, как ты шла.
– Иду, Ирина Александровна, и думаю: «Я вам сейчас покажу “Бессонова”!»
Так плохое превратилось в хорошее. Хотели украинские болельщики Алину раздавить, но только раззадорили. И Бессоновой удачи не принесли:
