Долго мучиться неизвестностью ему не пришлось. И ответ на свой вопрос не от Теракяна услышал. Сам Б. Ш. удостоил Путинцева такой чести.
Едва вернувшись к себе, он узнал, что его разыскивает Генриетта Акимовна. Ангел-хранитель при Б. Ш. (согласно иной точке зрения — демон), она не тревожила по пустякам. Так что стоило Путинцеву объявиться, как он тут же предстал пред ясные очи.
Сияние, каким его встретил Б. Ш., похоже, ничего доброго не предвещало.
— Рад тебя видеть, мон ами Витя, однако же попенять должен: совсем старика забывать начал, ни посоветоваться не зайдешь, ни похвастать… В щель забился, усов не видать…
— Ну что вы, Константин Эдуардыч, — забормотал в ответ Витя, — совестно отнимать у вас время…
— По-прежнему мягко стелешь, месье таракан запечный, не то что некоторые от твоего антилжина. Довелось кое-что выслушать…
— Надеюсь, не враки?
— Не враки, голуба, не враки. Все как есть, лукавить не стану. А удовольствия мало…
— На правду не обижаются, — сказал Витя.
— Вот в этом как раз наша с тобой ошибка… Непростительная, дружок, между прочим. Что враки, утайки, даже наветы? Ну, раздражают, злят, портят жизнь, возмущать могут. Обидна же по-настоящему только правда. Потому — от нее нету честной защиты. В мое время увлекались футболом, игра такая, ты не застал? Так вот, самый страшный штраф без защиты, верняк, назывался пенальти. Именно такой удар правда.
— Перестал понимать вас, Константин Эдуардыч.
— Непонятлив, стало быть, мой одаренный, драгоценный мой, трансурановый… Недошивина заклевали? В лаборатории драчка? В семьях разлад? У тебя самого неприятности? Я, спасибо тебе, с три короба получил… Верно: череп и кости, мон шер коллега!
— С информацией у вас поставлено!..
— И не только с нею… во всяком случае, было!
— Согласитесь, Константин Эдуардыч, разве Недошивина понапрасну? И в лабораториях, в семьях, и меня самого?!
— О какой напраслине ты говоришь? Что ты, золотце Витя. Исключительно все справедливо. Целесообразно ли, вот суть.
— От вас ли я это слышу, дорогой учитель, Большой Шеф! — не выдержал Витя. — Позвольте спросить, а целесообразно ли, простите меня, Солнце?
— Целесообразно ли, интересуешься, Солнце? Сиречь природа, мироздание и тэ пэ? Хитрый сэр поросенок… Даю ответ: покуда мы не в силах его приспособить, мы сами приспосабливаемся к нему!.. Покуда, возлюбленное мое чадо. Покуда!..
— Так разве не похожая ситуация с правдой? Нам надо приспособить себя, по вашей же терминологии, к ней. Дайте время — и она станет служить нам, правдивыми ставшим, верой и правдой!
— Правда правдой! Где ты набрался этого стилю? Варварский стиль, мон дье, не замечал никогда за тобой, — заворчал Б. Ш. — Нынче критика вошла в моду. И стало быть, библиография вместе с нею. То вроде бы до всего своим умом доходили. Во всем первые. А то — ссылка на ссылке!.. Сколько же времени тебе надо, покуда этот самый твой, как его… антилжин не переделает нас? Кстати, это, надеюсь, без дураков, диар френд, твоя собственная идея?
— Идея-то моя, — потупился Витя. — Да препарата, — развел он руками, — не существует!
— Повтори, мой милый. Недопонял.
И по-стариковски рупором приложил ладонь к уху.
В этот рупор Витя сказал:
— Мысль о том, чтобы намеренно вызвать симптом неспособности ко лжи, характерный для некоторых разновидностей шизофрении, эта мысль, как докладывалось в свое время на ученом совете, действительно принадлежит мне, Путинцеву В. В. Равно как разработка соответствующего препарата, названного антилжином. Однако объявленные его испытания у нас в институте на самом деле не проводятся и не проводились.
— Так я и думал! — с неожиданным облегчением откликнулся на этот рапорт Б. Ш. — Ну и хулиган же ты, Витя!.. Если б мне кто раньше сказал, ни за что б не поверил. Удивил старика. Но к чему эта дичь, объясни ты на милость. Где тут смысл? Ради чего блефуешь?!
— Объяснить? — переспросил Витя. — Хорошо, пожалуйста, объясню. Я в действительности приготовился наработать партию препарата, но кой-чего малость недоучел, просчитался. И я подумал: даже к лучшему эти трудности с препаратом. Полоса такая, что ли, настала. Народ настолько стосковался по правда, подтолкни, и все сдвинется. Сама пойдет!.. В этакой обстановке контроль попросту невозможен, до того всем надоело держать кукиш в кармане. Жизнь научная, она ведь тоже полосато течет, или, может, циклично. То так, то эдак. То одна мода, а то другая. В патовом положении окажемся со своим испытанием, в зыбь мертвую попадем, в тупик, как в той притче о критянах, ей-Богу. Разумеется, помните эту притчу?
— Помню, помню… а ты напомни.
— Классический же пример софизма, Константин Эдуардыч. Один критянин говорит, что все критяне лгут. Но он — критянин и, следовательно, лжет тоже. А если так, стало быть, на самом деле все критяне говорят правду. И этот, значит, тоже говорит правду, то есть, правда, что все критяне лгут… и тэ дэ и тэ пэ.
— Ну а в чем тут изъян, в рассуждении этом, хоть докумекал? — залюбопытствовал Б. Ш.
— Обижаете…
— Ну а все же?
— В невероятности обобщения… В человечьей натуре.
— Так… И ты решил схулиганить. Хороша диалектика, мил человек: на обмане строить здание правды!
— Ну, во-первых, не помните, — возразил Витя, — когда именно я докладывал на совете? Первого, между прочим, апреля! А во-вторых: тьмы низких истин нам дороже…
— Стихи! — восхитился Б. Ш. — Притча! Уж не азбучной ли грамоте ты, случаем, обучился?!
— Комп покамест справляется с этим…
— Хорошо, — подобрался Б. Ш. — Ну, допустим, поставим опять твое сообщение на совете. С чем ты выйдешь?
— С тем, что есть… естественно, с чем же? И надеюсь, мы с препаратом сладим. Но испытывать следует в другом месте… Там, где свыклись… на Крите!
Время Витино вышло: Б. Ш. поднялся. В размышлении протянул Вите руку. В глаза заглянул.
— Еще последний вопросец, мой мальчик… деликатный, — он замялся. — А как ко всему к этому твоя половина?
— Ленка?!
Витя Путинцев только рассмеялся в ответ:
— Мы с ней к этому, как ни странно, оказались готовы.
Моноспектакль
Как ни велик город и ни разнообразны городские круги, неожиданные пересечения вполне вероятны и, скорее всего, при любых обстоятельствах, как тогда с Теракяном, неизменно некстати. Если верить Лене, Теракян совершенно опешил, когда Витя его не узнал. А что было бы с вами на его месте? Вы бросаетесь к человеку, с которым бок о бок работаете не один год, видитесь изо дня в день и, понятно, давно на ты, а он упирается в вас стеклянным взглядом и заявляет, что, к сожалению, вы обознались. В собственном, мягко говоря, здравомыслии усомнишься. Теракян, правда, по словам Лены, поначалу было принял это за розыгрыш, даже похлопал художника по плечу, и трудно сказать, чем бы кончилось дело, если бы тот не смягчил ситуацию, произнеся спасительную фразу о близнеце-брате, заготовку для подобных случайностей. Знаете ли, нас вечно с ним путают, и все такое. В юности друг за друга на свидания ходили и оплеухи схлопатывали. А вдобавок тут же попросил попозировать. Прямо там, в компании, не сходя с места, Так сказать, без отрыва. Сам Витя, правда, не помнил, как это получилось, но по Ленкиному рассказу хорошо себе мог представить. Извините, сказал вроде бы ни с того ни с сего, вас не затруднит в такой позе посидеть минут десять? А сам уже карандаш схватил, лист бумаги… Разговаривать, пожалуйста, можно, хотя лучше не нужно. Дышать? Да, это сколько угодно… Плохой он был бы мазилка, если б прошел мимо такой модели. Единым махом ухватил суть и перенес на бумагу этот огонь на мерзлоте, мгновенно, целостно и беспощадно. Огнедышащий вулкан с ледяным нутром. Не зря Теракяновы предки столетиями поклонялись священной снежной горе. Любопытствующие, которых всегда набиралось сверх меры, только ахнули, по утверждению Ленки. Портрет этот понравился и самому Вите, когда Ленка уговорила его пойти посмотреть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
