У меня заколотилось сердце. Я сосредоточилась на том, чтобы выглядеть как можно более достойно в своей скомканной атласной ночной рубашке. В груди нарастала ярость, и мне потребовалась вся сила воли, чтобы не скрежетать зубами и не смотреть свирепо на самодовольного человека, стоявшего напротив меня.
Как бы я ни злилась, но понимала, зачем он это делал.
Это была его месть.
За то, что я оставила его два года назад, когда он практически умолял меня остаться.
Я выпрямилась, не обратив внимания на новый непрошеный укол вины при воспоминании об этом.
Ладно. Я позволю ему думать, что он все контролирует. Пока что.
Но если Эфраим думал, что сможет смутить меня, то он сильно ошибался. Я не доставлю ему удовольствия видеть, как теряю самообладание.
Пусть наслаждается своей местью.
— Готовы приступить? — от голоса священника у меня заныло сердце.
Эфраим кивнул, его взгляд стал стальным.
— Пожалуйста, в сокращенном виде.
Я впилась ногтями в ладони.
— Дорогие мои…
— Сокращайте сильнее, — огрызнулся Эфраим.
Священник прочистил горло, его глаза метнулись к моим, а затем снова сосредоточились на Библии в его руках.
— Кольца?
Эфраим покачал головой.
— Мы не настолько формальны.
— Верно. — Брови священника коснулись линии роста волос, и он попытался выровнять дыхание. — Берете ли вы, Эфраим Каллаган, мисс Уитни Дарлинг в законные жены?
— Беру.
— А вы, мисс Уитни Дарлинг, берете мистера Эфраима Каллагана в законные мужья?
— Очевидно, — сказала я.
Эфраим бросил на меня предупреждающий взгляд.
— Боюсь, предполагается ответ «да» или «нет», мисс Дарлинг.
— Тогда — да.
— Я объявляю вас мужем и женой, — сказал священник с бесстрастным спокойствием, которое чуть не заставило меня рассмеяться. — Теперь вы можете поцеловать невесту.
Я напряглась, приготовившись к прикосновению.
Но Эфраим, как ни странно, не поцеловал невесту, а отвернулся от меня.
— Господа, еще раз благодарю вас за помощь. Шеф, увидимся на благотворительном вечере в следующую среду. Отец, ваша тайна останется при мне.
Оба мужчины кивнули и чопорно вышли из комнаты, даже не взглянув в мою сторону.
Я ошеломленно смотрела на происходящее.
— Что это было?
Эфраим небрежно взглянул на меня, как будто забыл о моем присутствии.
— Твоя свадьба. Все ли было так, как ты мечтала?
— Ты знаешь, о чем я говорю.
Он почесал заросшую щетиной челюсть.
— Ты должна знать, как все устроено в Саванне, Уитни.
— Прости?
— Старый добрый мужской клуб. — Он сардонически улыбнулся. — Твой отец — член клуба, пусть и отсутствующий.
Я постаралась не вздрогнуть. Это была правда. Я выросла и стала свидетелем многих тайных сделок. В таком старом городе, как Саванна, была политика, которую можно увидеть, и благодаря которой делались все дела. Ничто и никогда не являлось таким, каким казалось на первый взгляд.
— Я человек, а не деловая сделка на поле для гольфа.
Он ухмыльнулся и показал в сторону соседней гостиной.
— Следуй за мной.
Я стояла на месте, задыхаясь от внезапно нахлынувшей паники.
— Это была не просьба, Уитни, — отрезал Эфраим. — Иди сюда, пожалуйста.
Я потопала за ним.
— Почему так? — я зарычала. — Ты так зол на меня, что решил попытаться меня унизить?
Он развернулся ко мне, его глаза сверкнули.
— Я не собирался позволить тебе улизнуть посреди ночи и разрушить Дарлинг-Хаус и то, что осталось от твоей семьи. Теперь мы женаты, Уитни Каллаган. И будь то ад или паводок, мы останемся супругами на весь следующий год.
Я тяжело сглотнула. Поскольку ничего не могла на это ответить.
Он был совершенно прав.
Я думала об отъезде, и он знал меня достаточно хорошо, чтобы догадаться об этом.
И снова он оказался тем, кто поставил благо моей семьи превыше всего.
— А если я откажусь?
— О, уже слишком поздно для этого, любовь моя.
— Как будто ты оставил мне выбор.
— Выбор есть всегда, — в его словах сквозило презрение.
— Как к этому отнесется Эванджелин? — я покраснела, мое дыхание участилось. — Мне не кажется, что она поймет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не впутывай ее в это дело.
— Это обоснованный вопрос.
Он сжал челюсть.
— Это касается только Эванджелин и меня.
Были ли у него к ней чувства? Настоящие?
Мои колени ослабли, и я опустилась на край бледно-голубого дивана.
Эфраим прислонился плечом к дверному косяку, и я впервые обратила внимание на черный шелковый мешочек, свисающий с его пальцев.
— Вот, — сказал он, протянув его мне. — У тебя есть идеи, почему Алистер попросил меня отдать тебе это?
Я поняла, что он не намерен подходить ко мне, и через мгновение тяжело поднялась на ноги, каждый шаг в сторону нового мужа был продиктован исключительно любопытством.
Даже не встретившись с Эфраимом взглядом, я взяла мешочек и перевернула его вверх дном, пока на мою ладонь не вывалился маленький прохладный предмет. Круглый золотой кулон, прикрепленный к тонкой цепочке, послал мне блик. Я перевернула кулон. Из бледных нитей был выткан замысловатый узор в виде цветка в центре, и все это хранилось под гладким стеклянным куполом. Почти как медальон.
— Никогда такого не видела.
— Траурное украшение, — спокойно сказал Эфраим. — Этот цветок сделан из человеческого волоса.
Я вздрогнула и положила ожерелье на мраморный журнальный столик.
— Чей волос?
— Я надеялся, что ты сможешь мне сказать. — Эфраим присел на диван, вытянув перед собой длинные ноги. — Твой дед дал мне это примерно за неделю до своего падения. Он предупредил меня, что ты скоро вернешься домой, и что я должен отдать его тебе.
— Не могу даже представить, почему. — Я тяжело сглотнула, не решаясь задать вопрос, который так и вертелся у меня в голове. — А с дедушкой все было в порядке, когда он умер?
Эфраим нахмурил брови.
— Ну, нет, не было. Боюсь, поэтому он и не выжил.
— Я не имела в виду…
— Я знаю, что ты имела в виду. У нас с ним был связный, живой разговор за несколько дней до его падения.
Я вздохнула, не обращая внимания на острую боль в груди от нахлынувшей тоски.
— Я не знаю, что делать со всем этим. Он оставил мне загадочное письмо, старинное траурное украшение и организовал брак по расчету. Не могу же я быть единственной, кому все это кажется нелепым.
— Какое письмо?
— Что?
— Ты сказала, что он оставил тебе письмо.
Мои щеки потеплели. Тетя Адель всегда подшучивала, что если кто-то хочет запустить сплетню, он должен рассказать мне секрет.
— Я не буду просить тебя предать доверие твоего деда, — выпрямился Эфраим. — Но спрошу тебя — и только один раз. Кому-нибудь угрожает опасность?
— Я так не думаю. То есть, я не уверена. И уже с трудом могу сказать, что реально, а что нет. — Я почувствовала знакомое ощущение приближающегося спазма в горле, и рефлекторно потерла его.
Глаза Эфраима сузились при этом движении.
— Вот что мы знаем, — сказал он. — Твой дед скончался, и в Дарлинг-Хаус почти сразу же вломились. Ничего не взяли. Также он оставил тебе загадочное письмо и волосы покойника. Итак, вопрос остается открытым. Что происходит? И, что еще важнее, почему ты в центре этого?
— Как это я в центре?
— Очевидно, это связано со стеклом.
— Почему со стеклом?
— Потому что теперь ты единственная, с кем оно будет разговаривать.
Я уже пришла к такому же выводу, но не собиралась этого признавать.
— Совпадение.
Он прищурился, посмотрев на меня.
— Я понял, в чем моя обязанность. За это жуткое ожерелье я больше не отвечаю. Считай, что это мой свадебный подарок.
Я изучала ожерелье на столе.
О траурных украшениях я узнала еще в колледже. Эта мода появилась в викторианскую эпоху, когда смерть от таких болезней, как холера и туберкулез, была настолько распространена, что семьи жили в состоянии вечной утраты. Смерть была частью культуры, поэтому ношение волос умершего любимого человека воспринималось скорее как романтическое воспоминание, чем как что-то жуткое.
