Останавливаюсь и поднимаю возмущенный взгляд на Евгения, который распрямляет плечи и приглаживает волосы.
— Завтра, — небрежно бросает он и скрывается в лабиринте коридора, из которого доносятся вопли. — Лера, да прекрати ты уже выть! Живой он! Живой!
— Вы, что, так и не… — Мари удивленно на меня оглядывается и я ее обрываю на полуслове.
— Потом поговорим, потом! — нервно и зло взвизгиваю я и вываливаюсь в пустой холл. — Когда это безумие уже кончится?!
Глава 18
Когда я вернулась домой, то ужаснулась своему отражению. Да меня бы мать родная не узнала в таком виде: подбородок и щеки в разводах помады, веки черные от размазанной туши и теней, а темные подтеки из-под маски дополняют образ героини-минетчицы, что удавом заглотила член своего босса, давясь слюнями и слезами.
Да, я зла на себя. Конечно, с такой развратницей скромная секретарша, которая даже фильмы для взрослых не смотрит, потому что очень уж стесняется, не соперница. Сижу на бортике ванной и рассматриваю маску в руках.
Мне не по себе от того, что во мне проснулось разнузданное альтер-эго, но оправдываюсь пока тем, что меня тянет лишь к Евгению. Экспериментировать с другими мужчинами я не желаю. Мне тошно от одной мысли об этом, но стоит вспомнить порыкивающего от возбуждения босса, так дыхание учащается. Он может быть ласковым и неторопливым, с наслаждением поигрывая с возбуждением партнерши, а через мгновение уже подчиняет своей агрессии.
— Чего зависла? — Мари стоит на пороге, привалившись к косяку. — Мне бы в душ, а то я вся жирная от этих сливок.
— Я влюблена в своего босса.
— Да ты что? — Мари насмешливо вскидывает бровь и шагает к ванной. — Вот это новость.
Она затыкает слив пробкой, включает воду и льет на дно лавандовую пену для ванн. Я печально вдыхаю сладковатый и химозный запах, и Мари садится рядом.
— А еще я ревную его к Леди в Красном.
— К кому?
— К себе, но к той себе, которая была сегодня с ним. А у меня настоящей нет шансов, хотя Евгений вроде пытался меня соблазнить, но я не уверена, — откладываю маску на раковину и продолжаю, — а даже если так, то лишь из спортивного интереса.
— А ты любви ждешь? — Мари медленно и недоуменно моргает.
— Ну да. И к себе, а не к сучке в красном, — тянусь к бутыльку с мицеллярной водой, а из ящичка под раковиной достаю спонжи. — А то он влюбится еще в нее, я ж возненавижу себя.
— Аль, любишь ты сложности, да?
— Я ж по жизни не шлюха, — смачиваю спонж и обиженно протираю левый глаз, — а он шлюх любит. Вон как от Леди в Красном никак не отвяжется.
— Аль, там с ним наверху была ты, — Мари заглядывает в лицо. — Ты меня тут раздвоением личности не пугай, а то я вызову тебе санитаров, ага? И я тебя умоляю, только не унижайся перед ним.
— А я и не думала перед ним унижаться, — с досадой тру правый глаз, а затем свежим влажным спонжем тщательно прохожу по всему лицу, потом вторым, третьим и четвертым, стирая въедливую косметику. — Ни на работе, ни в клубе. Надо работу новую искать…
— Блин, забыла! — Мари подскакивает, выбегает из ванной комнаты и возвращается с сумочкой, из которой достает пачку новеньких стодолларовых купюр и сует мне. — Держи.
— Что это? — я замираю с грязным спонжем и поднимаю взгляд на нее.
— Тут десять кусков, — Мари шутливо бьет пачкой меня по лбу. — Щедрый у тебя Женечка.
— Убери! — я встаю и в ужасе обхожу ее бочком. — Я, может, шлюха, но не проститутка! Верни их! Они мне не нужны!
Шум воды меня оглушает, а от приторного запаха лаванды мутит, и я с омерзением отступаю от Мари:
— Да как он посмел?!
— Сама вернешь! — рявкает она мне в лицо, насильно всучивает пачку гадких денег и мурлыкает в лицо. — Если не передумаешь. А теперь оставь меня.
Выталкивает из ванной комнаты, захлопывает дверь и я молча стою перед ней, стискивая в руках огромную для меня сумму. Через несколько секунд я очухиваюсь, врываюсь на кухню и выбрасываю деньги в мусорку, но потом все же достаю их. Их не выкинуть надо, а вернуть, ведь в ином случае Евгений решит, что я приняла его оплату за ночь “любви”.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Меня трясет от злости. Сердито шлепая босыми ногами, вышагиваю по комнате в темноте, кутаюсь в халат и понимаю, что завтрашнего вечера я не дождусь. Да что там, я до утра не дотяну, ведь меня всю распирает от гнева и обиды. Ох, я бы сейчас сама с кулаками кинулась на Евгения и глаза бы его голубые выцарапала.
В общем, как выяснилось, я натура очень импульсивная. Вызываю такси и прямо в домашних тапочках, пижаме и в халате, в карман которого я спрятала пачку долларов, еду в клуб. Пожилой таксист удивлен, но молчит, изредка и обеспокоенно поглядывая в зеркало заднего вида.
— Ненавижу, — бурчу под нос, — мудак! Думает за его ангельские глазки можно все простить? Козел! Да как так? И за что?!
— Вас кто-то обидел? — тихо спрашивает таксист.
— Да, — скрежещу зубами и сжимаю кулаки. — Меня обидел мой босс. Очень сильно обидел!
— И, кажется, ему не поздоровится, — он хмыкает в ответ и поглаживает щеку. — Женщин нельзя обижать.
— Да и вы сами тоже кого-нибудь да обидели, — я отворачиваюсь к затонированному стеклу, глядя на яркие огни фонарей и дома, в которых горят одинокие окна. Кому-то, как и мне не спится. — Обидели и сами не поняли.
— Возможно.
— Не возможно, а точно, — убежденно ворчу я. — Кто-то из-за вас обязательно плакал и страдал.
Таксист принимает решение молчать, а то такими темпами я его во всех смертных грехах обвиню и ему придется оправдываться за каждый проступок перед женщинами за всех мужчин, в том числе и за Евгения.
— Да, — внезапно подает он голос, — кажется, жена на меня обиделась сегодня.
— За что? — я тут же оживаю и смотрю на его затылок.
— Не знаю.
— Знаете, просто не хотите этого признавать, — я скрещиваю руки на груди, — но вы можете позвонить и спросить. Только ласково, а то вам ничего не скажут и обидятся еще сильнее.
— За рулем звонить не буду, — таксист задумчиво жует губы, а через секунду вздыхает. — Как же с вами тяжело.
— Будто с вами легко.
Воцаряется тишина. А чего с нами-то тяжело? Достаточно не быть высокомерными мудаками и только. На меня набегает новая волна злости, и я бью себя по колену, тихо выругавшись. Я ведь с ним была не из-за денег! А из-за любопытства, желания узнать его и себя поближе, получить новый опыт в жизни, а он мне подачку кинул! Серьезную, конечно, подачку, но я не в меркантильных целях заявилась к нему вся такая красивая.
— Вас там ждут? — спрашивает таксист, паркуясь на пустой парковке перед клубом.
Не совсем пустой. Под ночным небом прямо красуется хищная машина Евгения. Он еще здесь и это хорошо, ведь ядовитая злоба до утра съест меня изнутри, и я умом двинусь.
— Нет. Я буду сюрпризом, — проверяю мобильное приложение, что выяснить, списалась ли плата за поездку, и накидываю двадцать процентов чаевых.
— Тогда я подожду, а то вдруг я уеду, а вы тут одна и на улице останетесь.
Благодарю его за беспокойство и выползаю в ночную прохладу. Шаркая тапочками, подхожу к глухой металлической двери и дергаю за ручку. Заперто. Решительно чешу нос и начинаю изо всех сил тарабанить и пинать дверь, обрушивая на нее свое неистовство раздосадованный женщины, которую посмел оскорбить подлый эгоист.
— Да кого там еще принесло?! — слышу сердитый глухой голос Ромы. — Мы закрыты!
Мои удары становятся ожесточеннее, и раздается скрежет металла и щелчки. Отхожу на пару шагов, и дверь с тихим поскрипыванием распахивается.
— Ты еще кто такая? — Рома окидывает меня презрительным взглядом. — Чего надо?
— Он тут? — я запахиваю халат и деловито подпоясываюсь.
— Кто? — Рома кривит лицо, но не торопится запирать дверь, и я замечаю в нем искру бесовского любопытства.
— Евгений, — я твердо и решительно смотрю в его лицо.
— Нет, — он лукаво улыбается. — И знать не знаю никаких Евгениев.
