И десятки людей, свято уверенных, что исполняют тайные задания «во имя братства и счастья всех людей», реально подрывали устои собственной отчизны. Словно спятившие бобры, грызущие основание плотины, где находится их хатка.
Столыпина, при таком раскладе, конечно же, придётся использовать «втёмную», поелику возможно. А сколько именно он будет пребывать в заблуждении, сказать трудно — дядька очень умный и проницательный. Он и сейчас уже чувствует, что тут что-то не то.
О том, что произойдёт, когда он «прозреет», Стасу и думать не хотелось. Но он уже твёрдо знал, что не остановится. Даже если самому придётся Диктатором стать. Главное, конечно, Россию от Первой Мировой уберечь, а дальше поглядим, как карта ляжет.
Крепкие кони трамбовали заснеженную дорогу коваными копытами. Кутаясь в тулупы, покрикивали на них возчики, время от времени соскакивая с саней и, грея подмерзавшие ноги, шагали рядом. Морозец придавливал, оседая куржаком на овчинных воротах, шапках и лошадиных мордах. Обоз вытянулся почти на полверсты и сейчас приближался к очередному постоялому двору, где люди могли поесть горячих щей и выпить «для сугреву» по маленькой. Хозяин был хоть и молод, но с таким не забалуешь.
Попробовал, было, ему купчина, на свою голову подсунуть залежалые съестные припасы. И, будучи уличённым в том, огрёб по сытой морде при всём честном народе. Сунувшиеся было на выручку купцовы приказчики, увидев лютые глаза обидчика поверх пистолетного ствола, отступили и, суетливо подняв и отряхнув благодетеля, ретировались от греха подальше. Жалоба успеха не имела. Губернатор, многозначительно кхыкая и кося глазом на портрет царя-батюшки, намекнул, что слишком большие люди стоят за этой экспедицией и встревать в это дело весьма чревато.
Купчина ушёл не солоно хлебавши, а слухи о произошедшем инциденте разлетелись окрест и все последующие закупки проходили без сучка и задоринки. Выступивший обоз проводили с заметным облегчением, а начавшийся снег укрыл его мутным пологом от любопытных глаз.
Поезд равномерно постукивал колёсами, пожирая вёрсты. А Стас с будущим диктатором Иосифом Джугашвили сидели в купе, попивая чаёк. Столыпин уехал ещё раньше, и за те три недели, которые прошли после его отъезда, сделано было немало. Главное — набраны были рабочие. В лютый мороз, приняв по чарке «для сугреву», они только покряхтывали и кроя матом дурную погоду, орудовали топорами, ставя балки и производственные помещения. Словно насмехаясь над налетевшими метелями, из печных труб упрямо клубился дым, который, в бессильной злобе, рвал в клочья и уносил прочь ветер.
Не дожидаясь окончания строительства, началась разработка «трубки». Собственно, трубки, как таковой, еще не было. Но синяя глина, которая шла в отвал, доказывала, что место он определил верно. Понимая, что желающие «погреться на камешках» есть во все времена, охрану Стас организовывал сам. Людей для службы он тоже находил без посторонней помощи. Теперь уже можно было уехать, оставив прииск на Александра и нового управляющего, степенного и жёсткого Ивана Федотовича. Сосо сам предложил его, когда попросился «на волю». Теперь они ехали в купе, неторопливо беседуя.
— Ты тоже считаешь, что предстоящая война с кайзером неизбежна?
Сосо задумался.
— Именно с кайзером? По-моему, Австро-Венгрия — гораздо более перспективный противник.
— Ну, да, начнётся-то, конечно, с неё. — задумчиво обронил Стас.
Услышав молчание собеседника, опер поднял глаза, и столкнулся с очень внимательным взглядом Сосо.
— Станислав, я не такой глупый. Ты веришь, что я не дурак?
— Да я не то, что верю, — ухмыльнулся Стас. — Я это точно знаю.
За усмешкой скрывалось лёгкое смятение. Он ясно почувствовал, что его «раскололи». Уж очень красноречивый взгляд был у его визави. Сосо ещё не понял до конца, но ключевые моменты уже просчитал. А это значит, что, если он сейчас не получит объяснения, которое, как родное, уляжется во все торчащие «нестыковки», то Стас потеряет его доверие. Значит, вариантов нет, его терять нельзя.
— Я могу сказать правду. Только она совсем на правду не похожа.
— Ты скажи, а я попробую понять, — усмехнулся Сосо.
— Ну, слушай.
Он, конечно, рассказал не всё. О группе «Зет» «отцу народов» знать ни к чему, перебьётся. Сейчас главное, чтобы он понял самую суть того, что он задумал. Мужик умный и прагматичный, свою выгоду, по-любому, понять должен.
— Хорошо, — сказал Сосо, помолчав. — Я тебе верю. Просто потому, что иначе не получается. Никогда не слыхал о таких, как ты говоришь, «провалах», но деться некуда, приходится признать. Я только не понял — зачем ты меня вытащил?
— Понимаешь, самодержавие долго не удержится.
Стас устало потёр лоб.
— Очень трудно мне всё это говорить, просто выхода нет, раз уж ты, всё равно, догадался. В вашем революционном движении три ключевых фигуры — Троцкий-Бронштейн, Ульянов-Ленин и ты. Как первый, так и второй — абсолютно беспринципные политические авантюристы. Им плевать на Россию, плевать на всё. Они готовы утопить в крови не только свой народ, но и все другие, что, в конечном счёте, и произошло. В общем, эти кандидатуры нас, потомков, категорически не устраивают.
Он перевёл дух. Оказывается, забыл дышать, пока говорил.
— А какая память осталась обо мне? — спокойно спросил Сосо.
Стас внимательно поглядел ему в глаза.
— Вот, интересно, сам-то как думаешь?
Тот задумался на какое-то время.
— Ну, если теоретически допустить, что у меня была возможность влиять на события.
— Была, была. — усмехнулся опер. — Можешь мне поверить.
— Тогда, скорее всего, меня обольют грязью. Назовут тираном. Так всегда было в истории.
— Сто из ста! — он, в возбуждении, показал большой палец. — Тот Иосиф Джугашвили, который был в моём прошлом, после смерти Ульянова стал править Россией. Правил почти тридцать лет. Россия при нём стала могучей индустриальной державой. Насчёт масонства у тебя, я полагаю, уже сейчас намётки есть?
— Они могут быть полезны на определённом этапе развития, — уклончиво ответил Сосо.
— Вот, именно, — ухмыльнулся Стас. — А потом их надо, как говорят в моём мире, «зачистить».
— Удачное выражение, — кивнул собеседник.
— Вот и тот Джугашвили счёл так же. И, едва сменив Ульянова, зачистил их по-полной. Правда, под замах много лишнего народа пострадало. Многие воспользовались ситуацией, чтобы свести свои счёты. Доносы сыпались, как град.
Сосо поморщился.
— Это неизбежно, к сожалению. Народ наш добр в массе своей, но в каждом, отдельно взятом, подлости хватает. И что задумал ты?
— Я задумал простую комбинацию — чтобы, минуя Троцкого и Ленина, Россию принял ты. Но есть одна задача, которая мне одному не по зубам. Россию нужно уберечь от войны с Германией. Поможешь?
— Я подумаю, — ответ Сосо прозвучал уклончиво.
«Не поможет, — понял Стас, — если не будет войны, ситуацию в стране не раскачать. Да, вообще, по силам ли мне такая задача?»
Глава 10. Минус один
Было бы преувеличением сказать, что Стас твёрдо верил в правильность своих действий. Сомнения одолевали, и немалые. Фантастики он, в своё время, начитался — будь здоров! И прекрасно знал, куда ведёт дорога, вымощенная благими намерениями. Один рассказ помнился ему особенно чётко — про то, как прекраснодушные молодые люди, случайно (по законам жанра) попавшие в доколумбовую Америку, решили спасти самобытную культуру индейцев от европейских варваров. С этой целью они, всеми правдами и неправдами, развивали вооружение, тактику и стратегию тех племён, среди которых оказались.
Воистину, следует бояться своих желаний, ибо они имеют тенденцию сбываться. Потому что с прибывшими конкистадорами индейцы разделались, как повар с картошкой. А потом, недолго думая, отправились на их же кораблях завоёвывать Европу. И только тут до «реформаторов» дошло — какие они мудаки.
И бабочка Бредбери ему вспоминалась постоянно. Но он уже, выражаясь фигурально, раздавил её, не дав революционерам убить Столыпина. Его, правда, всё равно с должности премьера сместили, но масонам разгон они с Кулябко успели устроить. И, надо сказать, не слабо постарались. Масонство, на данном этапе, считалось так же вне закона, как и деятельность любых революционных организаций. И Столыпина на посту премьер-министра сменил тот же Коковцов В.Н. Однако, министром внутренних дел он остался. Одному Богу известно, чего это стоило Стасу. Гордец хотел непременно подать в отставку. Только чувство ответственности перед Россией помогло его переубедить.
Словом, пока Стасу, в общем, всё удавалось. Это-то и пугало.
«Хватит! — одёрнул он сам себя. — В любом случае, хуже, чем было в советской истории, не будет».
