— Мисс Уитмэн, — прочувствованно проговорил он, — я мог бы ответить на этот вопрос без единого слова, притом таким способом, который потряс бы все ваше неискушенное существо.
Нежно-персиковые щеки Кины побагровели от смущения, и Николас неудержимо расхохотался:
— Вижу, ты меня отлично поняла. А теперь давай покончим с глупыми вопросами. Дай мне немного поспать. Твои прикосновения... ну, скажем так, несколько беспокоят меня,
Кина едва не задохнулась от смеха.
— Сплошные жалобы, — поддразнила она, радуясь, что ее близость действительно волнует его, и значит, он испытывает к ней не только товарищеские чувства.
— Может быть, тебе лучше снять платье, чтобы обсудить этот вопрос? — предложил Николас, прищурясь.
— Зачем это мне снимать платье? — с притворной наивностью спросила Кина, поднимаясь с кровати и приглаживая ладонями смятый на бедрах бархат.
—Ты искушаешь судьбу, Лисичка, — пробормотал Николас, меряя ее долгим взглядом.
Кина ответила на это со всей серьезностью:
— Ты считаешь, что если мы с тобой все-таки займемся любовью, это будет настолько ужасно?
— Для женщины, которая постоянно от меня бегала, ты что-то чересчур расхрабрилась, — заметил Николас.
Кина уставилась себе под ноги.
— Это нервное.
— Знаю. Но смущение не лучшее чувство для начала любовной связи, — заявил Николас. — Сначала выбрось из головы Харриса, а потом уже делай мне такие предложения, Кина, — добавил он со скрытой угрозой в его голосе. — Так уж со мной всегда — или все, или ничего.
Кина не знала, воспринимать эти слова как оскорбление или как комплимент. Кроме того, ее потрясла собственная смелость. Она никогда не была прежде настолько откровенной ни с одним мужчиной.
— Ты не понимаешь насчет Джеймса... — тихо начала она.
— Не понимаю?! — Николас опытным взглядом окинул ее стройную фигуру. — Я понимаю тебя куда лучше, чем тебе кажется. Не надо никому ничего доказывать, Кина. Ты уже и так завоевала себе место под солнцем. Но какая-то часть тебя хочет заставить твое прошлое признать эти достижения. В частности, таким прошлым для тебя является Джеймс Харрис. — Николас устало откинул голову на подушку. — Что ж, играй в свои игры, голубушка. Но не жди, что я стану тебе помогать. Я не хочу быть дублером другого мужчины.
— Да как ты смеешь! — взорвалась Кина.
— Ты меня хочешь? — неожиданно сухо спросил Николас.
Кина открыла рот, чтобы ответить, но слова застряли в горле. Хочет ли она его? О да, безусловно, но вопрос в том, чего именно...
— Вот когда ты сможешь ответить мне на этот вопрос без колебаний, у нас с тобой состоится долгая и приятная для обоих беседа, — негромко проговорил Николас. — А сейчас уходи и дай мне поспать.
— С удовольствием, — выпалила Кина и бросилась к двери.
— Кина!
Она застыла, положив руку на дверную ручку.
— Что?
— Тебе не приходило в голову, что единственная причина, по которой тебе сейчас необходим Харрис, заключается в том, что в прошлом он был для тебя недоступен?
Кина открыла дверь тихо, но, переступив порог, яростно захлопнула ее за собой.
На следующее утро за завтраком Мэнди почувствовала что-то неладное. В доме было необычно тихо: маляры, обещавшие закончить работу к вечеру, еще не пришли, а Кина и Николас не перекинулись за столом и парой слов.
Кина исподтишка бросила на него взгляд и увидела, что он терпеливо и с явным удовольствием разглядывает мягкие округлости ее груди под желтым свитером, который она надела сегодня в комплект к куртке и брюкам для верховой езды.
Когда они расправились с омлетом, ветчиной и бисквитами, Мэнди пошла за кофейником. Заметив выражение лица Кины, Николас негромко рассмеялся и откинулся на спинку стула с видом сытого льва. Его черные густые волосы были слегка встрепаны, а в глазах виднелись красные прожилки. Но красная, рубашка так выгодно подчеркивала смуглость его кожи, а темные брюк и так безупречно обтягивали его стройные мускулистые ноги, что Кина не могла найти в его облике ни одного изъяна.
— За все утро ты мне и двух слов не сказала, — заметил Николас, развалясь на стуле с видом человека, нашедшего для себя новое хобби и намеревающегося насладиться им в полной мере.
— А что бы ты хотел услышать? — с медовой любезностью осведомилась Кина. — Цитату из адресной книги Геттисберга или монолог из «Гамлета»?
— Как насчет моей любимой песенки «Я люблю тебя всей душой»?
Кина попыталась не покраснеть, но это ей не удалось.
— Нет, — суровым тоном ответила она.
— Что «нет»?
— Я тебя не люблю — ни всей душой, ни как-нибудь иначе.
— Значит, ты уже пресытилась любовью, "лисичка моя? — негромко поинтересовался он.
Кина повертели в руках пустую чашку.
— Любовь — это синоним безумия, — с горечью произнесла она. — Когда-то я изранила свое сердце так, что мне хватит этого до конца дней. Боюсь, что я ожидала от мужчин слишком многого.
— Например?
— Например, преданности, — ответила она. — Учтивости, доброты, рассудительности.
— Купи собаку, — неожиданно посоветовал Николас.
Кина ответила ему гневным взглядом.
— В твоей душе нет ни капли поэзии.
— Возможно. Я реалист.
— Интересно, а чего ты ожидаешь от своих женщин?
Глаза Николаса вспыхнули: его явно задел неприкрытый сарказм, прозвучавший в ее тоне. Он швырнул салфетку на стол и поднялся.
— Разумеется, грязного секса, — ядовито проговорил он. — Тогда, когда я хочу, и так, как мне заблагорассудится.
Кина смерила его яростным взглядом. Губы ее задрожали. Она вовсе не хотела ссориться с ним, но в последнее время сохранять мир стало почти невозможно. Бороться с Николасом было для нее ново и непривычно, и Кина сомневалась, что это ей по силам и по душе. Ей недоставало прежних, легких дружеских отношений, в которых было столько приятного. В этом же холодном незнакомце, стоящем сейчас напротив нее, не было ничего легкого и приятного. Николас превратился в ходячую угрозу ее душевному равновесию.
Прежде чем Кина успела что-либо ответить, вошла Мэнди с кофейником, и от ее острого глаза не укрылось напряжение, повисшее в комнате.
— По-моему, для военных действий еще рановато? — с усмешкой обратилась она к безмолвно застывшему у стола Николасу.
— Скажите это нашей мадам Аттиле, — проворчал Николас, развернулся и вышел.
Кина в смятении вскочила из-за стола, в глазах ее блеснули слезы.
— Поеду на прогулку, — проговорила она сквозь зубы. — Вернусь днем.
